Я больше не слушаю мусика. Бросив на стол деньги за выпитый кофе и послав maman воздушный поцелуй, я срываюсь с места. От полутора часов остался час двадцать пять, на кардинальную смену внешности рассчитывать не приходится, но вымыть голову я все-таки успею.
Тимур запаздывал.
Не настолько, чтобы начать волноваться и обзывать себя последней дурой, но все же… Полчаса – это было слишком. Даже для божества. Тем более что голову я так и не вымыла: по закону подлости водоснабжение в доме отключили до 20.00 в связи с, мать его, прорывом теплоцентрали. Впрочем, я недолго предавалась отчаянию, совсем напротив: в решающие минуты жизни мой не слишком поворотливый мозг работал как часы. Нет воды – и черт с ней, я прибегну к ухищрению времен детского оздоровительного лагеря, куда легкомысленная мусик сплавляла меня каждое лето. Суть его сводилась к обильному посыпанию головы мукой. Пара-тройка пригоршней – и волосы стали отдаленно напоминать вымытые. Во всяком случае, они больше не свисали сосульками, а вполне художественно ниспадали на плечи и выглядели богато. После манипуляций с головой я приступила к макияжу, чуть более акцентированному, чем предполагал случай. Потом настала очередь белья (я обновила доселе ненадеванный комплект, который сама же себе и подарила на прошлое Рождество), – «il ne faut jurer de rien»4, как сказал бы носитель языка йоруба, получивший видна жительство во Франции. Если Тимур будет так же напорист, как и во время телефонного разговора, мы вполне можем дойти и до белья.
Когда с выбором трусов и лифчика было покончено, я принялась лихорадочно перебирать гардероб. Костюм – слишком строго, платье для посещения сольников Эдиты Пьехи – слишком пафосно, кожаный комплект для посещения сборных концертов в честь тысячелетия русского рока – слишком экстравагантно, лучше всего остановиться на самой обыкновенной водолазке и нейтральных джинсах. Послать Тимуру сигнал: я ничего не жду от этой встречи. Ее хотела не я, а ты.
Да. Джинсы и водолазка подходят для этой ситуации больше всего. А излишки помады, теней для век и румян придется удалить.
…Едва подойдя к метро, я вдруг вспомнила о прыще на подбородке – том самом, о котором говорила мусик. Как я могла пропустить чертов прыщ? Что за помутнение на меня нашло?! И как он выглядит?
Как мягкий шанкр, вертелось у меня в голове.
Наверняка он был самым безобидным, едва различимым или вообще микроскопическим, заметным лишь мстительному и ревнивому взгляду мусика. Но через полчаса бесплодных топтаний у «Петроградской» прыщ вырос до масштабов национальной катастрофы. Прибиться к какому-нибудь магазинчику, где есть зеркала, и попытаться в полевых условиях избавиться от него – именно это я и собиралась сделать, когда услыхала полный ликования голос:
– Ёлка!..
Тимур предстал передо мной не просто божеством, а deus ex machina5: он махал рукой из старенькой пятнистой иномарки, притормозившей в двух шагах от меня.
– Здесь нельзя останавливаться, – скороговоркой произнес он, распахивая переднюю пассажирскую дверцу. – Запрыгивай быстрее, и двинем в спокойное место.
Стоя на обжигающем январском ветру, я промерзла как цуцик и была полна решимости вломить божеству по самые помидоры. Я даже заготовила приличествующую случаю фразу: «Благодари Бога, что я не Belle du Berry, скотина, а то бы тебе пришлось заплатить неустойку!»
Как и следовало ожидать, фраза оказалась невостребованной.
Она тотчас же испарилась из моей головы, прихватив с собой все остальные фразы, а заодно и мысли, а заодно – и критическое отношение к действительности.
Я – в машине Тимура.
Впервые. И – возможно – надолго. И – возможно – навсегда.
Неказистая с виду, теперь она казалась мне верхом совершенства. Помесью «Ягуара», «Бентли», спортивного «Мерседеса» и… Чего там еще? Ага – уменьшенной копией космического челнока. В салоне благоухали орхидеи (орхидеи, а не какие-нибудь венерины мухоловки!), и звучал еще не испорченный последующими аранжировками и интерпретациями композитор Вагнер; а может, это был не Вагнер, а португальская певица Мариза?..
– Прекрасно выглядишь, – сказал Тимур, не скосив и глаза в мою сторону.
– Ты тоже, – начала я и тут же осеклась.
Тимур постригся. Кардинально. И сбрил свою фантастическую бородку.
Обнаружив вместо каштанового водопада снулое болотце околомодельной стрижки, я слегка приуныла. Тимур больше не выглядел божеством, а выглядел… Лариком. Или – что было еще хуже – лиходеем Никитой, умыкнувшим у меня антикварную вазу. Чтобы избавиться от наваждения, мне пришлось даже потрясти головой. Не сильно. Иначе остатки муки упали бы на ворот дубленки и Тимур принял бы их за перхоть.
Ну вот. Меня все еще волнует, как я выгляжу в глазах Тимура.
Уже хорошо.
А волосы имеют тенденцию отрастать.
– Как ты жила все это время? – спросил Тимур.
Умирала без тебя, могла сказать я, если бы… Если бы он не постригся.
– Нормально. Я жила нормально.
– Ты похорошела.
– Да ладно тебе заливать. – Прыщ на подбородке по-прежнему не давал мне покоя.
– Нет, правда. Я думал о тебе.
– И что же ты думал?
– Что ты – потрясающая девушка.
– Похожая на Belle du Berry?
– Да нет. Ты лучше. Много лучше.
Мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы пропустить это замечание мимо ушей.
– Как обстоят дела в журнале?
– Нормально.
– А Первое Лицо?
– Первое Лицо по-прежнему Первое. Да черт с ним, с журналом… Ты-то как?
– Ты уже спрашивал.
– А ты что сказала? – Только теперь я заметила, что Тимур нервничает.
Нет, правда: он нервничал! Шикарные волосы, затейливая бородка – они были всего лишь прикрытием. Укрытием. Норкой, в которой Тимур всегда мог спрятаться – от всего, ото всех. Они были его собственной венериной мухоловкой. И как только я раньше этого не замечала? Да ладно: я и не могла заметить. А теперь, пожалуйста: Тимур как на ладони.
Он нервничает.
Он испуган.
– А ты что сказала?..
– Я сказала, что живу хорошо.
– А доктор Франкенштейн не очень. Что он имеет в виду? Кажется, я поняла: доктор Франкенштейн, Андрей Андреич, большой специалист по вопросам общего укрепления организма. В свое время он слил мне адрес сайта «Rеальные знакомства в Норвегии» и уже потому заслуживает, чтобы я проявила хоть какое-то участие.
– Что же случилось с доктором Франкенштейном?
– Помешался, – коротко отвечает Тимур.
– А выглядел на редкость здоровым человеком.
– На здоровье и помешался. Выпустил брошюрку о борьбе с холестериновыми бляшками. Знаешь, как называется?
– «Майн кампф»? – не совсем удачно острю я.