Рентгена, на которой несколько часов назад они с ангелом оставили «Мазду». «Мазда» стояла на том же месте, и Бетти Буп все также висела над лобовым стеклом – вот только виду обеих был поблекшим. Скукоженным. Невыносимо печальным. Они были брошены ангелом – также, как и сам Сардик. Оставаться здесь, подле них, в надежде, что ангел вернется, – бессмысленно.
Ангел не вернется.
Сардик знает об этом – неизвестно откуда, но знает. Он снова переходит на бег, нисколько не заботясь о том, чтобы контролировать дыхание, чтобы хоть как-то сохранить его. Спустя довольно непродолжительное время ноги Сардика наливаются свинцом, во рту появляется сухость, а грудь начинает распирать раскаленный воздух. Сардик старается не замечать все эти неудобства, старается отрешиться от ставших совершенно бесполезными частей тела: есть ли смысл в ногах, если их не обвивают ноги ангела? есть ли смысл в наличии рта, если язык ангела никогда больше в него не проникнет? есть ли смысл в груди, если ангел никогда не положит на нее свою стриженую голову?..
Нет, нет, нет.
Страх, обуявший Сардика на Невском, теперь кажется смешным: он вполне мог бы обойтись без воздуха – раскаленного или не-раскаленного, любого. Он мог обойтись без ног, без пальцев, без грудной клетки. И без собственной физической оболочки тоже – это означало бы, что его душа наконец свободна. И готова следовать за ангелом, сопровождая его в печали и радости, в счастье и несчастье, если допустить, что с ангелами иногда случаются несчастья.
Пока ясно одно – несчастье случилось с ним, Сардиком.
Он влюблен, а ведь сердобольная Анька-Амаретто предупреждала его когда-то: настоящая любовь не приносит ничего, кроме несчастья, избави тебя Бог от любви. Беспечный Сардик пропустил предупреждение мимо ушей, вот и получил по полной программе, за что боролись, на то и напоролись, старичок!..
Вывеска «ЯРИЛО» (в конце Куйбышева, почти у самого Сампсониевского моста) тоже проходит по разряду несчастий.
Каким образом Сардик оказался возле нее – непонятно. Должно быть, бессознательно зафиксировал адрес, указанный на визитке немца. «ЯРИЛО» – не что иное, как галерея, и принадлежит она Альбрехту. Почему Альбрехт выбрал для своей галереи такое густопсовое, старославянское название – непонятно. Можно предположить, что таким нехитрым образом он заманивает сюда европейцев (до сих пор наивно верящих, что Россия – это медведи, матрешки, балалайки, снега по самые гланды, сортиры в чистом поле и лучины, заменяющие электричество).
На двери галереи висит табличка «ЗАКРЫТО», но некоторые работы, развешанные по стенам, хорошо просматриваются и с улицы. Медведи в стиле нео-примитив, натюрморты с балалайками и лучинами, коллективный портрет гильдии матрешек; покосившиеся, занесенные вполне реалистичным снегом сортиры, – ясно, что Альбрехт холит и лелеет европейские стереотипы и даже пальцем не пошевельнет, чтобы их разрушить.
Сволочь поганая.
На проезжей части перед галереей – восхитительно пусто, самодовольный «баклажан» здесь не появлялся. И ждать его тоже можно до посинения, в какую сторону направились немец с ангелом? Неизвестно.
И куда идти ему, Сардику?
Поколебавшись недолгое время, Сардик – теперь уже осознанно – выбирает самый неприятный, почти убийственный маршрут к бывшему Дому политкаторжан. Немец проговорился, что живет там, в апартаментах с видом на Неву, а Нева прекрасна, не правда ли, фройляйн?.. Так почему бы немцу не пригласить ангела в апартаменты, полюбоваться излучиной реки, и почему бы ангелу не согласиться?., тьфу ты, черт, тьфу-тьфу,
ангел совсем не такой. Совсем.
Да нет, старичок. Он такой же, как и все остальные.
…В самом конце маршрута (убийственного, неприятного), не потратив ни одной лишней секунды на поиски, Сардик таки обнаружил проклятый «баклажан». Он был идеально запаркован у ближнего к Неве подъезда, в десяти сантиметрах от газона с веселой майской травой. Ежу понятно: идеальная парковка – еще одно средство воздействия на ангела; стоило только Сардику представить, как они паркуются, выходят из машины, поднимаются в лифте на пахнущий дезинфекцией бундесовый этаж, отпирают ключом дверь в апартаменты, и… и…Дальше можно не продолжать, от одного этого, уже заявленного набора, у Сардика темнеет в глазах и ноет сердце.
Он никуда не уйдет отсюда. С места не сдвинется.
Будет стоять и ждать. Валяться на газоне и ждать. Прохаживаться рядом и ждать. Чего? Неизвестно. Он просто обязан еще раз увидеть ангела, заглянуть в его зеленые глаза.
Вот и все.
…У немца толстые ляжки, а Сардик – стройный, поджарый, с развитой, пусть и не слишком проявленной мускулатурой. У немца – тупая zugtiere-физиономия, а лицо Сардика – это лицо философа, никак не меньше. Волосы немца годятся разве что на паклю, не то что роскошная Сардикова шевелюра. Немец – гнусный торгаш, а Сардик творец. Художник от Бога. Человек с воображением. Милый, забавный, страшный симпатяга. Просто красавчик (какой-то там певец, всуе упомянутый ангелом, – отдыхает). Что еще говорил ангел?
Много чего.
Но это не помешало ему исчезнуть из мастерской вместе с немцем, бросив на прощание: я позвоню. Ха-ха, старая история! Те немногие женщины, которые иногда случались в жизни Сардика, тоже обещали позвонить. И никогда не перезванивали. Ангел пошел еще дальше: он сказал я позвоню и даже не спросил номер телефона!..
У Сардика масса времени, чтобы внимательно изучить колоду чувств к ангелу. Недавно распакованная, она между тем выглядит затертой, замусоленной. Все оттого, что Сардику кажется: он знал ангела всегда, сто лет, тысячу, еще до рождения. И будет знать после смерти.
Туз червей – любовь.
Туз пик – ненависть.
Сардику хотелось бы вытащить на свет туз пик (ангел не слишком-то хорошо обошелся с ним, сподличал), но раз за разом получаются черви. Все правильно, старичок, любовь – тот еще шулер, играть с ним – себе дороже, все равно проиграешь. Это тебе не домино, не 6-1.
В сумерках – вплотную приблизившихся к прекрасной Неве – колода и вовсе становится неразличимой, но и без всяких карт ясно: в сердце Сардика одна лишь любовь. Сидит себе, как скворец в скворечнике, и никуда не собирается улетать. Любовь-скворец гораздо предпочтительнее любви-шулера, ее можно погладить, покормить зерном с руки, посвистеть песенки в унисон – в ожидании, когда она снова сменит образ, переключится на что-то другое.
На любовь-адвоката, к примеру. Не проигравшего ни одного дела и вытаскивающего такие безнадежные случаи, что просто диву даешься. Любовь-адвокат (чернокожая, амбициозная, напористая, с дальним прицелом на президентство, настоящая self-made вумен) нашептывает Сардику: не сходи с ума, старичок, не веди себя, как клоун! С чего ты взял, что ангел направился в этот хренов дом политтерпимости? Он вышел возле метро много часов назад и навсегда забыл о существовании красномордого альбрехтика; и чем бесцельно ошибаться здесь, шел бы ты домой – вдруг ангел обрывает телефон?
Он не знает моего домашнего телефона, – сопротивляется Сардик.
Проверь мобильный!
На мобильном нет ни одного непринятого звонка.
Что, если деньги закончились? Пополни счет!
Я его пополнял два дня назад. Вот, пожалуйста, 6.08 у.е., как одна копейка.
А зона доступа? Что, если ты не в зоне доступа?
В зоне.
Значит, ангел звонит на домашний.
