– «Сават и Мустаки» имеет свою собственную клиентуру… «Не забывайте свои вещи в вагоне элегантности» – этот лозунг придумала Мари-Кристин, и кое-кому он пришелся по душе. Был и другой – «Ретро в дождливый вечер».
– И что это означает?
– Если отбросить никому не нужные метафоры – возврат к классике моды с незначительными вариациями.
– Какими именно?
– Ну, к примеру, вариации на тему: «Какой должна быть герл-фрэнд у шляпы Хамфри Богарта»…
– Какой?
Это просто пример, Бланшар. Я хотел сказать, что Мари-Кристин достаточно традиционна. Принципиально новые силуэты и модные провокации не являются ее сильной стороной.
– То есть звезд с неба она не хватает?
– Можно сказать и так. «Сават и Мустаки» – середнячок, хотя и элегантный.
– Ясно. У них ведь были трудности…
– Трудности – это еще мягко сказано. В последние несколько лет они подрастеряли клиентов. Классика – вещь полезная, но людям просто необходимо двигаться вперед.
– У них были трудности, а знаменитых безумцев не было, так?
–Да.
– Тогда как Ги удалось стать таким популярным? Как ему удалось завоевать рынок?
– Послушайте, Бланшар, вы действительно работаете в полиции?
– Вам еще раз показать удостоверение?.. Я действительно работаю в полиции.
– А ведете себя как нечесаный социолог. Как начинающий специалист по маркетингу из глубинки.
– Я хочу разобраться.
– В чем?
– В этом проклятом русском. В этом Ги Кутарба. Он мне как кость поперек горла.
– Разве он в чем-то обвиняется? Впервые об этом слышу.
– Он всегда оказывается неподалеку от места, где подванивает смертью.
– Мы все там иногда оказываемся, ну и что?
– Но он оказывается там с завидной периодичностью.
– Вы наскребли какие-то улики?
– Я наскреб кое-какие умозаключения.
– Умозаключения уже рассматриваются в суде в качестве улик? Не думал, что правосудие продвинулось так далеко.
– Как ему удалось завоевать рынок?
– Не знаю. Возможно, Мари-Кристин рискнула остатками капиталов «Сават и Мустаки». Вложилась в раскрутку.
– Разве она распоряжалась средствами?
– Средствами распоряжался Азиз Мустаки, насколько я знаю. Мари-Кристин могла убедить его в перспективности идей Ги. Она во многом могла его убедить.
– И этих денег хватило бы?
– Не знаю. Их хватило бы на производство, но на продвижение товара на рынок… Не знаю. Может быть, они взяли кредит.
– Я наводил справки. Фирма «Сават и Мустаки» не брала кредитов.
– Значит, Ги просто повезло.
– Ги был знаком с той умершей женщиной. С той, из которой вы сочинили свою Марианну. С той, на чье мертвое тело он просто смотрел. Как смотрят в окно.
– Надо же… Никогда бы не подумал.
– Вы считаете это нормальным?
– Я не знаю.
– Проще молчать и пить вино по понедельникам, да?
– Не давите на меня, Бланшар. У Ги могли быть причины, чтобы не афишировать свое знакомство…
– Какие? Ведь это же не я там стоял рядом с ним. В морге. Не я – фараон. Рядом с ним стояли вы – художник. Свободный от такого предрассудка, как нравственность. Воспевающий безнравственность.
– Ничего я не воспеваю…
– А предложить продать улиток, вынутых из трахеи человека, которого ты хорошо знал? Разве это не шикарный ход? Он ведь не мог вам не понравиться?
– Он мне понравился. Но я не знал, что Ги был знаком с той женщиной.
– А если бы знали?!
– Не орите на меня…
– Эти ваши слова… «Мне было интересно, что скажет Ги. Мне было особенно интересно, что скажет Ги…» Что они означают?
– Только то, что означают.
– Почему вам было особенно интересно? Не просто интересно – особенно?
– Вы опять хватаете меня за язык.
– Хватаю. И обещаю тебе, что намотаю его на руку, если ты не прекратишь играть со мной в эти чертовы словесные игры… Ладно… Это ведь касалось только одной вашей коллекции, Гаэтано. Только «Завтраков с Руфусом». Не думаю, что вас волновало мнение Ги об этой… Ингеборг Густаффсон…
– Да. Это касалось только «Завтраков с Руфусом».
– Почему? Потому что все изображенные модели были… мертвы?
– Я не буду отвечать…
– Потому что они были мертвы?
– Да.
– А Ги…
– Ги знал толк в мертвых, Бланшар. Не считайте меня сумасшедшим.
– Я не считаю вас сумасшедшим. Почему вы решили, что Ги знает толк в мертвых? Он часто имел с ними дело?
– Нет… Не знаю. Это трудно объяснить…
– Ваш приятель Руфус Кассовиц тоже имеет дело с мертвыми.
– Здесь совсем другое. Они с Руфусом как будто смотрели на мертвых с разной стороны… Не с разных точек – с разной стороны. И не считайте меня сумасшедшим. Мне просто иногда казалось, что и сам Ги… не вполне… жив.
– Это еще что такое?
– Так и думал… Это мои собственные ощущения. Фантазии художника.
– Вы часто разговаривали о смерти?
– Почти не разговаривали.
– Он что, походил на зомби? Живого мертвеца? А на вид такой цветущий парень…
– Нет. Вы же знаете, что нет…
– Тогда в чем было дело?
– Иногда у него менялся цвет глаз.
– Он носит контактные линзы?
– Не думаю. Эти изменения были мимолетны… Так, несколько секунд… Не больше. И черты лица как будто теряли четкость. Как это иногда случается с умершими…
– Вот уж действительно – фантазии художника.
– Я понимаю вас, Бланшар. И я хорошо помню июль прошлого года. И не только семнадцатое. За несколько дней до моего визита в морг я снимал в городе. Иногда я ищу новые сюжеты для фотографий прямо на улицах.
