— Узнает… потом. — Я решил действовать в лучших традициях нашей семьи.
— И как же ты собираешься добиться своего?
— Честно говоря, еще не представляю, — поскреб я затылок, — у нас в Долине все делается просто. Жених приносит под окно избранницы праздничное дерево. От обычного оно отличается всякими там ленточками, погремушками и другими украшениями на ветках. Если парень люб, девица забирает принесенное, а если нет, вешает на одну из ветвей крученую веревку с петлей на конце. Я точно не знаю зачем, но мамуля говорит, что это означает: мол, хоть повесься, а толку не будет!
— О чем-то подобном я слышал на Южных островах, — улыбнулся бор-От. — Но согласись, в данных условиях это просто не подойдет.
— Увы, — с сожалением вздохнул я, — Где у нее здесь окно, в кибитке, что ли? — Хорошенько посмеявшись на пару с Айдо, я продолжил: — Знаете, учитель, я прекрасно понимаю, что такую девушку, как Марга, будет нелегко стреножить и поставить в семейное стойло. Поначалу я хотел показать, какой самостоятельный, умелый и домовитый малый, в смысле будущий муж. И все бы хорошо, если бы ту ночь она возьми и не выложи напрямую, что видит во мне только парня, прославившегося резней монастыре, о которой, кстати говоря, я сам ничегошеньки и не помню! А теперь этот гад, подслушав мои вирши, принародно посмеялся надо мной, тем самым опозорив меня перед ней. И какого же она теперь обо мне мнения? Могу только представить: сумасшедший повар с руками по локоть в крови, извергающий из себя любовные стишки! Вы бы на ее месте на меня клюнули? Вам смешно… а она… а она… — Я оглянулся, не слышит ли кто, и быстро-быстро прошептал: — А она меня вчера за руку держала. Вот!
— Да ну? Это уже прогресс!
— Про кого? — прищурился я.
— Я сказал, что твои дела пошли лучше. Только одним словом.
— Ясно, — тяжело вздохнул я. — Учитель, вразумили бы вы меня, а? Вы натаскали меня драться и прилично стрелять. Вы нашептали мне, как вытерпеть боль и объяснили, где и как надо пережать, чтобы остановить кровь из раны. Но вы так и не открыли мне секрета, как выдержать насмешки людей и как овладеть сердцем женщины.
Заложив руки за спину, Айдо с улыбкой долго смотрел на меня.
— Рано тогда забрал тебя Скорпо. А ведь я мог бы вылепить из тебя не только настоящего воина, но и человека.
— Я — тролль, — гордо поднял я голову. — Им был, есть и им умру!
— Я знаю. Но поверь мне на слово: я видел много львов с сердцем зайца, и столько же зайцев с сердцем дракона. Ты веришь мне?
— Верю! — прижал я руку к груди. Полулошадь-получеловека я видел, а вот помесь дракона с серым и пушистым?! Наверное, это что-то…
К сожалению, вечерний урок по осаде и штурму женщины не состоялся. Почему? Да орки, будь они неладны! Прав был папаша, говоря, что «гоблины, орки, соседи и родственники всегда приходят не вовремя».
Мы только сбросили пожитки на радующем сердце склоне да еще и с бьющим из-под земли ручьем, как первая же черная стрела впилась прямо в задницу Резаку.
Открыв пасть и выкатив глаза, он резво развернулся ко мне со сжатыми кулаками.
— Это не я! — Честно признавшись, я сиганул за ближайшее дерево. Остальные, не теряя времени, шустро распрыгались в разные стороны, а там, где они стояли, взрыли землю черные толстые стрелы. Освободив ахаст, я осторожно выглянул из-за ствола. И тут же крошки коры осыпали мне лицо из-под задрожавшего в дереве болта. Еще одна чернушка[14] глухо стукнула с другой стороны ствола. «Вот дела. Окружили, свинтусы!» Наверное, в первый раз в жизни я пожалел, что не пользовался щитом. В наших краях их презирали, считая оружием труса. Так оно, конечно, так, но именно сегодня, когда эти ребята взяли нас в кольцо и спокойно постреливают, хорошая защита не помешала бы!
Не став дожидаться, пока из меня сделают утыканного болтами ежика, я ломанулся вперед, уходя с дороги стрелы. Над кустом взвилась фигура орка. Резво подняв лук, он, почти не целясь, выстрелил. У него был явно не баргаут, а то бы я уже с предками обнимался! Увернувшись, я прибавил ходу и устремился к вражине. Орк, свирепо хрюкнув, отбросил лук и шагнул навстречу, яростно размахивая мечом. Да еще и по пути стягивая со спины круглый щит. Не дожидаясь, пока свинорылый будет полностью во всеоружии, я сорвал с пояса боевой штоск и чуть ли не с чехлом метнул в него. Отточенное лезвие рассекло орку лоб, на мгновение охладив его пыл. Наконец он огородился щитом и, истерично повизгивая, пошел на меня.
Руки у меня, не в пример некоторым, длинные. Этим я и воспользовался. Махнув ахастом как дубиной, я заставил орка сделать шаг назад, затем второй и, войдя во вкус, весело погнал его к тем кустам, откуда он отважился вылезти.
Хрюшка даже и напасть не смел. А когда? Лезвие топорища мелькало у его залитого кровью пятачка на угрожающем расстоянии. Вот он споткнулся, падая на спину. Я, победно взревев, подлетел к нему и первым же ударом разнес его щит вдребезги. Орк, жалобно завизжав, попытался просунуть мне свою железку между ребер. Только почему-то меч до меня даже не дотронулся, а вместо этого охваченный чужой кистью руки отлетел в траву.
Докончив этого, я с нескрываемым удивлением обнаружил торчащее у себя в плече древко стрелы. Слава Небу, острие прошло насквозь, не задев кость. Нехорошо рыкнув, я начал оглядываться в поисках стрелка.
Оказалось: стрелков! Свинорылые высыпали целой толпой, не то возжелав растерзать меня собственноручно, не то у них просто стрелы закончились. Задрав ахаст высоко над головой, я кинулся им навстречу. И началось!
Оказавшись в кольце, я рубил, прыгал, уворачивался, топтал неповоротливых. Мне распороли руку, сделали несколько незначительных дырок в боку, даже умудрились садануть по зубам. Но мне было плевать на это! Мной овладело нечто такое, что невозможно описать словами. Какая-то разухабистая веселость, густо замешенная на азарте и злобе!
Развернувшись на месте, ближайший орка упал на землю. Надрывно заверещав, он пытался вытащить из пробитого нагрудника стрелу. Оставшиеся свинорылые, разом отступив, ощерились щитами, выставили вперед клинки мечей. На полянку вышли Рака с Купом.
Эльф, встав рядом, окинул трупы взглядом.
— Неплохо поработал. — И, уже обращаясь к наемнику: — Поможем?
— Это можно, — прищурившись, как от боли, Цепь перехватил щит поудобней и встал слева. — Слышь, тролль, ты Резака с Заикой не видел?
— Не-а, только этих, — рассматривал я щербатое лезвие ахаста. — Погудим, значит?
Чего ждали орки, я не знаю! Видят же, сейчас их просто порубят на кусочки, а потом скажут, что так все и было! Сколько их там осталось, голов семь? Совсем разум по лесам растеряли!
— Ну, поехали потихоньку… — двинулся первым эльф.
— Матовар, благослови нас! — шепнул Рака. — И да пребудет благословение твое на наших клинках!
— Ты чего, мужик? — я было одернул его. — Их всего-то ничего, а ты уже…
— Ты знаешь, «чем кончится ночь, когда наступит день»?
Как меня достали эти заумные слова и поучения!
Это было удивительно, но под лопаткой у Само почти не болело. Конечно, если начинал двигать правой рукой, то боль немилосердно давала о себе знать, отдаваясь во всем боку. Лежа за занавеской, вор вслушивался в свое тело, пытаясь понять, сколько ему еще здесь валяться и насколько рана в будущем испоганит ему жизнь.
В наступающих сумерках чуть слышно хлопнула дверь хижины. Само, отвернувшись к стене и прикрыв глаза, навострил слух.
— Вечер добрый, хозяин, — проскрипел старушечий голос.
— И вам тоже, — ответствовал Калина, — по делу али ноги мимо несут?
