— Тоже. Ну, я-то, сам понимаешь, сказал о тебе все только самое лучшее. И в производственном, и в личном плане…
— В личном? В это время буфетчица из-за стойки посмотрела в их сторону, и Герке перешел на шепот:
— Меня это тоже удивило. Сейчас, сам знаешь, хоть зеленый, хоть голубой, хоть черный — лишь бы не красный. Иногда так противно! Ну вот хоть этот, он еще передачу по телевизору ведет про оперу- балет, — такое педрилиссимо
— пробы ставить негде… Так бы и дал в лоб половником! Говорят, любовник помощника президента. Кошмар! Но всем наплевать! И вдруг Аварцев спрашивает: как ты насчет женщин? Мол, не было ли каких-нибудь нехороших историй в «Альдебаране»?
— А ты?
— Что — я? Сказал, образцовый семьянин, любишь детей… Не могу понять, зачем ты ему вдруг понадобился?
— А ты думаешь, я уже никому и понадобиться не могу?
— Получается, можешь. Всякое бывает. Ты уж не забудь, что я ему о тебе только хорошее говорил. И вообще, наше поколение должно объединиться, а то эти сопляки компьютерные нас совсем сожрут! Ладно, я пошел, а ты еще посиди. Не надо, чтобы все нас вместе видели… Башмаков, конечно, понимал, что Ветино признание без последствий остаться не могло, но, во-первых, он не ожидал, что события станут развиваться столь стремительно, а во-вторых, его озадачила трусливая взволнованность Герке. Башмаков возился со счетной машинкой, не переключающейся на сторублевые купюры, когда Тамара Саидовна позвала его к телефону.
— Олег Трудович? — спросил мужской, но по-секретарски мягкий голос.
— Я, — с непонятной готовностью ответил Башмаков.
— Я звоню вам по поручению Бориса Андреевича Аварцева. Он хотел бы с вами сегодня встретиться. У вас найдется время?
— Сегодня?
— Да. Завтра утром он улетает.
— Найдется.
— Прекрасно. Тогда не уходите с работы, пока не дождетесь моего звонка! Я вам объясню, где состоится встреча. Договорились?
— Договорились.
Тамара Саидовна, с утра необычно оживленная, засобиралась за полчаса до окончания рабочего дня, чего с ней давно уже не было. Она даже подмурлыкивала себе, когда красилась перед выходом. Гена успел шепнуть Башмакову, что объявился исчезнувший после увольнения Иван Павлович и сегодня у них свидание. На пороге Гранатуллина обернулась, строго посмотрела на Гену счастливыми глазами и взяла с него страшную клятву, что в комнате курить он не будет.
— Чтоб я лопнул вместе с банком! Игнашечкин сладко закурил буквально через минуту после того, как Тамара Саидовна унеслась к поседелому чекисту Ивану Павловичу.
— А мы и так скоро лопнем! — объяснил Гена Башмакову свое столь явное клятвонедержание. — Кончается кровушка. Кончается… Я тут с одним умным человеком общался. Говорит, в августе ожидается большая бяка. Банки будут лопаться, как целки в восемнадцатом году. Я себе уже и работу приискиваю. А может, рискну — открою свою контору. Я и название придумал — «Кибермаг». И рекламу: «Хочешь быть обеспеченным? Покупай программное обеспечение только в 'Кибермаге'». Ну как?
— Очень прилично. Жаль, если банк лопнет… Надо будет работу искать. Возьмешь в «Кибермаг»?
— Что ты, Трудыч, какой «Кибермаг»! Это я пошутил. Разве «банкососы» куда-нибудь кого-нибудь пустят!
— Жаль…
— Ты лучше, Трудыч, о другом пожалей!
— О чем?
— Сам знаешь. Вета, конечно, девушка милая, но…
— А что — так заметно?
— Трудыч, я, полный козлотёпа в этом деле, и то через неделю заметил, а Томка уже на следующий день все поняла. Вы же за обедом солонку друг другу подаете, как трахаетесь… Но не в этом дело. Ты хоть понимаешь, во что влип?
— Во что?
— Придуриваешься?
— Частично.
— Ты хоть знаешь, кто такой Аварцев?
— Член наблюдательного совета.
— Нет, я думаю, ты просто пока не понимаешь. Как бы тебе объяснить?
— Уж объясни как-нибудь!
— Вношу ясность. Допустим, Юнаков — слон. Корсаков — бык. Я, чтобы тебе не обидно было, — козел. А ты, уж извини, моська. А вот кто в таком случае Аварцев, как полагаешь?
— Тоже слон?
— Хренон! Аварцев — динозавр, который за один раз трех слонов сожрать может. И жрет. Никто даже не пикнул, когда Ветка пять миллионов просадила. Юнаков слова не сказал. А теперь прикинь, кто для него ты! Ни-кто! Он знает о ваших «нохайнмалях»?
— Знает.
— Давно узнал?
— Вчера.
— Ах вот оно что! Быстро работают! Поздравляю, товарищ ведущий специалист! Теперь он захочет с тобой встретиться. Ветка же в тебя втрескалась, как ненормальная… Ну, я не в том смысле…
— Я все понял. Она в самом деле немного неуравновешенная.
— В том-то и дело! Трудыч, будь осторожен. Аварцев — жуткий человек. Они все жуткие люди. Они так быстро разбогатели, что у них в башке какая-то пружина лопнула. Мы для них теперь ничто… Букашки. Может же у дочери завестись любимый майский жук?
— Ген, ты сгущаешь!
— Может, и сгущаю, но от того предложения, которое он тебе сделает, отказаться ты не сможешь. Дашка родила?
— А при чем тут Дашка?
— Теперь всё при чем. Хотя, может быть, и обойдется. Вполне возможно, он отличный мужик. Веселый. Говорят, у него секретарши на работу без трусов ходят. Полюбит тебя. Даст тебе хорошую должность. Ты-то сам для себя решил, что тебе нужно? От него. От Веты… Жениться ты будешь, разводиться…
— Майские жуки не женятся.
— Же-енятся! У нас полбанка женатых жуков и замужних жучих.
— Ничего мне не нужно.
— А вот этого ты ему ни в коем случае не говори, а то он подумает, что с Ветой ты просто так… Когда ты с ним встречаешься?
— Сегодня.
— Возвращайся живой!
Башмаков, выполняя указания помощника, позвонившего в половине восьмого, медленно шел по набережной вдоль чугунных узоров ограды. Вода в Яузе была коричневая с маслянисто-перламутровым отливом, а кое-где даже противоестественно пенилась. Примерно такая же вода оставалась в тазике, когда Олег Трудович, воротившись со стоянки, мыл руки с порошком. Катя всегда заставляла его, чтобы не пачкать раковину, мыть руки в специальном облупившемся тазике и выливать грязную воду в унитаз. Из унитаза вода по чугунным трубам бежала сюда, в Яузу, чтобы потом течь меж гранитно-чугунных берегов, вспениваясь и переливаясь нефтяным перламутром.