— Растешь! — похвалил Башмаков.
— Перестройка. Кадры решают все! — усмехнулся полковник.
В Таджикистане он прокоптился, стал еще поджарее и белобрысее, а Каля, наоборот, располнела, но осталась такой же белолицей, словно и не жила под палящими лучами. Кстати, встретила она их в пестром восточном халате и угостила настоящим пловом из казана. В Таджикистане у Анатолича был замполит, помешанный на аквариумных рыбках. А дело это заразное — и в квартире Завьяловых появился огромный аквариум.
— Рекомендую, лучше всякой релаксации оттягивает… Я когда из Афгана возвращался, потом часами сидел. Поглядишь-поглядишь — и отмокнешь…
— А что, посылали?
— Да, в командировку…
— Ну и как там?
— Горы…
Однажды (Анатолич дохаживал свои последние полковничьи дни) к Завьяловым снова приехал Костя. Дашка к тому времени у матери уже косметику таскала и плакала по ночам из-за того, что у подружки-одноклассницы ноги длинней и грудь наливистей. А Костя, хоть и был старше Дашки, так и остался щуплым, по-детски одетым мальчуганом с большим чубом. Только этот мальчуган неимоверно вытянулся и перерос даже Башмакова. Дашка посидела с ними немножко и засобиралась в кино.
— Возьми Костю, — шепнула ей Катя.
Дашка изобразила на лице презрительное недоумение, что в последнее время делала в ответ на любое замечание матери. И ушла. Костя, покраснев, сделал вид, что ничего особенного не произошло.
— Ваши планы на будущее, юноша? — чтобы замять неловкость, спросил Башмаков. — Чему посвятим жизнь?
— Борьбе с дураками! — буркнул Костя и вышел из комнаты.
— Какие могут быть у нас планы? — ответил за него Анатолич. — Есть такая профессия — Родину защищать.
— От кого? — удивилась Катя.
— Найдется от кого! — успокоил Анатолич.
— Если очень искать, то, конечно, найдется! Устроили тут Верхнюю Вольту с атомным оружием…
— Понятно. Газетки читаем. Новое мышление: армия не нужна, офицеры все — садисты и дармоеды…
— Ну, не знаю… Мои ученики из армии все какие-то изломанные возвращаются. Если бы у меня был сын, я бы его в армию не отдала!
— А я бы отдала! — вздохнула Каля.
— Неужели?! — поддела Катя с чувством превосходства рожавшей женщины над нерожавшей.
— Да, отдала бы! — твердо сказала Каля и строго глянула на соседку. — Нам бойцы после 'дембеля' письма пишут и в гости приезжают…
— А у меня один выпускник вернулся из армии и сказал: накоплю денег, куплю ружье, поеду в часть и застрелю старшину! — почти радостно сообщила Катя.
— Очень вы тут в Москве все нервные! — пожала полными плечами Каля.
— Да уж куда нам до деревни Завьялово!
— Девочки, не ссорьтесь! — взмолился Башмаков.
Но было поздно.
После того неудачного разговора и Дашкиного небрежения Костей отношения между соседями похолодали. Нет, они не поссорились, но как-то само собой вышло так, что очередной праздник отмечали уже врозь. С Анатоличем Башмаков частенько встречался в лифте — размолвка жен на их отношениях особо не отразилась. Иногда они перекидывались несколькими фразами. В августе 91-го, когда на перекрестках стояли бронемашины, они снова столкнулись в лифте. На Анатоличе была полевая форма, на боку болтался планшет.
— В народ стрелять будете? — улыбаясь, спросил Башмаков.
— Вы сами себя смотрите не перестреляйте, демократы хреновы! — вздохнув, ответил полковник.
— Пиночет-то у вас хоть есть? — не остался в долгу Олег Трудович.
— Пиночета еще заслужить надо! Вскоре Башмаков встретил Анатолича в штатском.
— В отпуске?
— Сократили.
— За что?
— Ни за что. Просто демократам артиллерия не нужна. Из Царь-пушки херачить будут…
— И куда ты теперь?
— Черт его знает… Соображу. Голова есть. Руки тоже. Прокормимся.
И сообразил — нанялся охранять автомобильную стоянку, которую буквально за неделю воздвиг на пустыре, как поговаривали, некий кавказец. Там давно уже планировалась детская площадка, и несколько мамаш ходили по квартирам, собирая подписи под воззванием к Гавриилу Попову, странному тогдашнему градоначальнику, похожему больше на хитроумного корчмаря-процентщика. Воззвание бесследно сгинуло где-то в канцелярских лабиринтах, а самую активную мамашу ввечеру прищучили в лифте и так пугнули, что весь ее темперамент иссяк. Стоянка была окружена сетчатым забором с колючей проволокой поверху, а посредине на пятиметровых стальных сваях, наподобие лагерной вышки, установили газетный киоск с надписью 'Союзпечать', служивший сторожкой. Стоянка довольно быстро наполнилась машинами — в основном новенькими 'Жигулями' и разнообразными подержанными иномарками. Имелся даже 'линкольн' длиной в пол-улицы. А вроде совсем недавно покойный Уби Ван Коноби, привезший из загранкомандировки подержанную 'симку', зарабатывал хорошие деньги, сдавая ее 'Мосфильму' на время съемок кино про западную жизнь. А теперь по столице косяками летали 'мерседесы', 'ниссаны', 'ауди' и 'БМВ', в которых восседали неизвестно откуда вдруг возникшие крепкие парни с короткими стрижками и золотыми цепями на бычьих шеях…
На эту стоянку и устроился сторожем Анатолич. Соседи почти не виделись. Башмаков как раз наладился ездить в Польшу, а когда бывал дома, то с утра до вечера мотался по городу, набирая товар. Умников, сметающих для перепродажи все, что попадется под руку, развелось множество — и прилавки стояли пустые, как зимние поля. После катастрофы с приборами ночного видения Олег Трудович как-то забрел с бутылочкой к соседу — пожаловаться на жизнь. И тогда Анатолич предложил:
— А иди ты к нам!
На следующий день он поднял Башмакова в семь утра, и они пошли.
Хозяин приехал после обеда. В ворота вполз 'крайслер' с затемненными стеклами. Дверь открылась, и показалась сначала коротенькая ножка в лакированном ботинке, потом огромный живот, обтянутый белой рубашкой, и наконец лысая голова с усами.
— Здравствуйте, Шедеман Хосруевич! — Анатолич зачем-то стащил шапку с головы.
— Здравствуй. Как тут дела?
— Нормально. Вот, вы просили человека найти… Я нашел.
Башмаков вышел из-за спины Анатолича и встал, переминаясь с ноги на ногу. Так неловко и тревожно в последний раз он чувствовал себя, когда его утверждали заведующим отделом на бюро райкома партии и покойный Чеботарев, постукивая прокуренными пальцами по знаменитой зеленой книжечке, смотрел на него строго-пытливым взором.
Шедеман же Хосруевич уставился на Башмакова внимательными, черными, как маслины, глазами.
— Пьющий?
— Нет. Только по праздникам.
— Смотри! Так Башмаков начал работать на автостоянке: выписывал квитанции, открывал-закрывал ворота, если выдавалось спокойное время, помогал Анатоличу делать мелкий ремонт. Его удивляло, что, прослужив столько лет в армии, Анатолич вместе с формой словно снял с себя и все эти годы. Даже
