— А как же! Есть идеи… — окрылился Башмаков. — Может, зайдешь в гости? Расскажу.
— Нет. Я сегодня улетаю, а у меня еще две встречи. Я тебе позвоню. А ты пока напиши. Разработки надо подавать в письменном виде. В двух экземплярах.
— На английском?
— Нет, можно на русском. Кстати, ты не знаешь, как найти Каракозина? Я к нему ездил — там какие-то другие люди живут…
— Не знаю, — пожал плечами Башмаков. — Кажется, он уехал. Насовсем.
— А-а… Сейчас многие уезжают. В этой стране, кажется, трудно жить. Ну, я пошел. Бай-бай!
Башмаков еле дождался окончания смены, примчался домой, не вытерпел — разбудил еще спавшую Катю и рассказал о волшебном появлении Чубакки и его сказочном предложении.
— Тапочкин, ты эмигрант, да? — спросонья спросила Катя.
— Почему сразу эмигрант? Просто съездим, заработаем…
В тот же день он засел за бумаги. Идеи у него действительно были. Причем не только те, что остывали в едва начатой докторской, а совершенно новые. Это даже смешно: моешь «БМВ» какому-нибудь отморозку, и вдруг в голове ни с того ни с сего выстраивается изящное техническое решение, над которым бился в «Альдебаране» два года, да так и плюнул. И хочется вбежать в кабинет Уби Ван Коноби, победно положить перед ним листочек с расчетами и услышать: «А что, любопытственно!»
А потом еще и от Джедая: «Ты, Олег Титанович, молодец!»
Теперь перед сном Башмаков вслух начинал мечтать о том, как они поедут в Америку, заработают там денег и по возвращении квартиру оставят Дашке, а себе купят новую, двухэтажную, в элитном доме с консьержкой. Катя подхватывала и фантазировала, что кухню надо будет обязательно соединить арочным проходом со столовой, а на второй этаж пустить хромированную винтовую лестницу…
— И никаких обоев! Стены будем красить! — строго предупредила Катя. Разработка была уже почти готова, когда внезапно объявился Слабинзон.
— Алло, — раздался в телефоне Борькин голос, — а не хочет ли мистер Тапочкин, в девичестве Башмаков, повидаться со своим другом юности?
— Борька? Ты где?
— Я? В гостинице «Метрополь», естественно!
— Приезжай! Бери машину и приезжай!
— Жди.
Башмаков бросился к Кате, та страшно засуетилась, наскоро накрутила волосы на бигуди — и супруги сообща (чего давно уже не случалось) начали стряпать ужин. Почистив картошку, Олег Трудович сбегал за выпивкой в круглосуточный магазинчик. Приготовления были в разгаре, когда за окном раздались странные звуки, напоминающие пожарную сирену.
— Может, опять кого-нибудь взорвали? — предположил Башмаков и выглянул в окно. Внизу стояла красная машина, выдвигавшая свою диннющую лестницу точно в направлении башмаковского балкона.
— Кать, горим! — сообщил Олег Трудович.
— Да ну тебя, Тапочкин! — отмахнулась селедочным ножом жена, но на балкон за мужем все-таки побежала. Край вырастающей лестницы почти коснулся перил, и тут они увидели, как по ступенькам карабкается огромный букет алых роз.
— Ой, я же не оделась! — вскричала Катя и скрылась.
Букет приблизился, из-за него выглянул Слабинзон, засмеялся и спрыгнул с лестницы на балкон.
— Здравствуй, фрэндяра ты мой! — Борька крепко обнял друга, исколов шипами.
— Ну ты пижон! — восхитился Башмаков.
Восхищение относилось как к способу прибытия, так и к внешнему виду Слабинзона.
— Странное дело — раньше в этой стране нельзя было купить ничего. Теперь все, что угодно. Даже пожарную машину. И недорого — всего сто долларов. Такси из аэропорта стоит пятьдесят. Жена у тебя все та же?
— В каком смысле?
— Ну, время идет — тело стареет, а страсти молодеют!
— Да нет, я консерватор…
— Ты лентяй, а не консерватор. Веди меня к Кате! В конце концов, я тебе жену нашел, а не дядя.
Катя стояла в своем лучшем платье. Волосы, только что освобожденные от бигуди, завивались в пружинистые кудряшки.
— Это вам, my fair lady! — Борька припал на одно колено, протянул цветы и поцеловал Кате руку.
— Ой, Боренька, какой букет! Ой, не надо, у меня же руки еще в селедке… Сколько же мы не виделись?
— Пять лет… Пять долгих лет… Я провел их на чужбине, прикованный к компьютеризированной американской галере!
— Но выглядишь ты неплохо! После галеры… — поддел Олег Трудович.
— К столу, к столу! — призвала Катя.
Выпили за встречу. Потом за дружбу. Потом за детей. Потом за родителей. Потом — отдельно — помянули Бориса Исааковича.
— Был на могиле?
— Был.
— А мы тебя на похороны ждали.
— Не смог. Был оклеветан врагами. Оказался невыездным, как при коммуняках. Кстати, должен заметить, statue of Freedom — статуя Свободы — дама весьма строгая, и под хламидой у нее, как у копа, наручники и кольт девятого калибра…
Выяснилось, по приезде в Штаты Борька устроился на одну фирму, организованную старинным папашиным пациентом. Фирма как фирма — занималась продажей дизельного топлива. Слабинзон был на побегушках и в тонкости бизнеса не посвящался. Это его и спасло. Оказалось, хитромудрый эмигрант, изощривший ум в чудесах советской торговли, придумал следующую махинацию: горючее покупалось будто бы для отопительных систем в домах, а на самом деле тайком продавалось бензоколонкам. В чем профит? В том, что разная такса на прибыль. Разница — в карман.
— Но в Америке уйти от налога — то же самое, что в России — от политики. Вывели в наручниках. Впоследствии моя полная невиновность была доказана… И теперь вы имеете дело не просто с жалким эмигрантом, но с гражданином Соединенных Штатов Америки. И чтобы выручить меня, к вашему сведению, президент может послать в любую точку планеты эскадрилью или даже эскадру!
Сказав это, Слабинзон выложил на стол из бокового кармана синюю книжечку с золотым затейливым тиснением:
— Вот он — мой молоткастый! Некоторое время супруги Башмаковы уважительно рассматривали и листали многостраничный паспорт.
— А теперь ты чем занимаешься? — спросила Катя.
— Хищением российской собственности в особо крупных размерах. Я — похититель мозгов. Шутка. Потом Катя осталась прибирать на кухне, а они переместились к аквариуму.
— Ого! — восхитился Борька. — Это правильно. Нервы надо успокаивать. Хроническая усталость — болезнь века. Берет джентльмен свою золотую карточку в зубы и с Эмпайр билдинга — прыг даун — и все!
— А ты давно в Москве?
— Две недели.
— И не звонил, мерзавец!
— Сначала — дело. Я же дедову квартиру продавал. Спасибо Изольде Генриховне — сберегла жилплощадь.
— Продал?
