которого, между прочим, можно было позвонить даже в Москву, и снял трубку. Когда, прячась за колоннами, я приблизился настолько, что смог слышать его голос, разговор уже шел к концу.
— Нет, завтра мы в семьях… Послезавтра… В одиннадцать… Раньше нельзя, у нас программа.,. Да, и, конечно, конспирация… Нет, ничего не изменилось… Следят за каждым шагом… Около льва… Я тоже…
Вслушиваясь в его слова, я механически глянул на часы и обомлел: 22.28. Черт подери, пока я выслеживаю этого старого глубинщика, Алла там, в номере, в лапах мордатого Бурова. Бедняжка, она надеется остановить этого жлоба при помощи бабушкиного взгляда! Я рванулся назад…
Они стояли на пороге номера и церемонно прощались. Товарищ Буров нежно удерживал ее пальцы в своей лапе и журчал:
— Ничего не поделаешь, но на один день вам придется стать моей женой…
— Все это так неожиданно…— жеманилась Алла, стараясь отнять руку.
— Есть у советских людей такое слово — «надо», Аллочка! Слышали?
— Приходилось…— вздохнув, отвечала она. Приметив меня, рукспецтургруппы с неожиданным добродушием заметил, что отбой был уже полчаса назад. Алла даже не посмотрела в мою сторону.
XI.
Утром, когда я умывался, вернулся Спецкор — загадочно-бледный и томно-вялый.
— Ну и как? — спросил я.
— Париж — город влюбленных! — ответил он и упал на кровать. — Если будут спрашивать, почему меня нет на планерке, скажи им, что я выпит до дна…
Но на планерке было не до моего выпитого соседа: мучительно решали, что делать с Поэтом- метеористом и Пейзанкой. Постановили: пускать их в простые французские семьи невозможно, так как он может навсегда исказить представления о советском творческом работнике, а она окончательно чокнуться. Пусть сидят в отеле и приходят в себя.
Потом говорили о распределении по семьям. Товарищ Буров разъяснил, что при составлении списков учитывались запросы как нашей, так и французской стороны. Друг Народов, выставив по-заячьи зубы и прихихикивая, добавил, что французы — затейники, любят разные штучки и вот учудили: каждому члену нашей группы выдается картонная половинка какого-нибудь животного, а вторая половинка у французов. Таким образом, как и предполагал старик Платон, каждый находит свою половину. Мне досталась ушастая ослиная голова.
Во время завтрака обсуждались баснословные случаи, когда, попав в богатую буржуазную семейку, советские туристы возвращались домой сказочно одаренными. Так, например, в прошлом году зафиксирован факт, когда владелец фирмы готового платья одел своего гостя буквально с головы до ног. Ходят также легендарные слухи о подаренных двухкассетниках, видеомагнитофонах, даже телевизорах. Сомнение вызвала история новенького «рено», якобы презентованного чрезвычайно полюбившемуся советскому гостю. Особенно много таких фантастических случаев знал Торгонавт.
— Еще египтяне считали, что крокодилы приносят удачу! — говорил он, показывая всем остальным свою половину с длинной зубастой пастью.
За завтраком Алла села рядом со мной, но ела молча, не отрывая глаза от тарелки, и лишь однажды царапнула меня отчужденным, бабушкиным взглядом. Разумеется, первым не выдержал я.
— Не надо так на меня смотреть… Случилось непредвиденное…
— Возможно, но на вас, Костя, нельзя положиться…
— На вас тоже…
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду ваши матримониальные планы!
— Я женщина свободная!
— Оно и заметно…
Йогурт — к изумлению аборигенов, мы сгваздывали по три-четыре упаковки за завтрак, чтобы попробовать разные сорта — вишневый, клубничный, банановый, апельсиновый, черничный и так далее, — так вот, йогурт мы ели во враждебном молчании. Гегемон Толя, к полному ужасу официантов, приволок со шведского стола огромный ананас, имевший явно рекламное назначение и даже для долговечности покрытый воском. Пока звали метрдотеля, Толя уже отломил жесткое зеленое оперение и, по-арбузному прижав ананас к груди, взрезал его зубчатым столовым ножом.
— Ладно, — нарушила молчание Алла. — Если вам наплевать на меня, сдержите по крайней мере слово, которое вы дали Пековскому!
— Что я должен делать?
— Когда будут распределять по семьям, стойте рядом со мной.
— И только-то?
— Достаточно…
Распределение по семьям происходило в холле. Французы оживленно переговаривались, смеялись и помахивали своими половинками картонных зверушек. Мадам Лану что-то сказала им, и это было как выстрел из стартового пистолета. .
— Пролетарии всех стран, соединяйтесь! — пробурчал еще сонный Спецкор, рассматривая своего с опозданием полученного полужирафа.
Первой соединилась Пипа Суринамская. Ее хозяйка оказалась такой же дородной и осанистой, поэтому, чтобы приветственно чмокнуться, им пришлось основательно вмяться животами друг в друга. Кажется, товарищ Буров не соврал: при распределении действительно учитывались взаимные интересы. Ослабленного Спецкора увел длинный француз в берете и свободной блузе «гогеновке» — скорее всего художник. Друга Народов забрал респектабельный, до синевы выбритый господин, несомненно, имевший отношение к финансово-банковской системе.
Товарищ Буров наблюдал за этой разборкой с полководческой усмешкой, иногда при этом он нежно посматривал на Аллу и снисходительно — на меня. А тем временем оборванный парень с петушиным гребнем на голове, заглядывая в картонку, изображавшую крокодилий хвост, словно в бумажку с адресом, шел вдоль наших поредевших рядов.
— Почему я? — всхлипнул Торгонавт и спрятал за спину зубастую пасть аллигатора.
— Судьба! — посочувствовал я.
— К черту! — прошептал Торгсйтвт, метнулся к Гегемону Толе, равнодушно ожидавшему своей участи, и быстро поменялся с ним картонками.
— На хрена? — удивился Гегемон Толя, обнаружив, что носорог в его руках вдруг превратился в крокодила.
— Буров велел! — объяснил коварный Торгонавт.
— Ну и хрен с ним! — смирился обманутый. Обмен привел к тому, что через минуту Торгонавт уже пожимал руку стройному седовласому кюре, одетому в строгий костюм со стоячим клерикальным воротничком. Кисло улыбаясь, Торгонавт давал понять, что святой отец, конечно, не предел желаний, но все-таки лучше, чем немытый панк!
А панк тем временем высмотрел в мозолистой руке Гегемона Толи недостающую половинку своей рептилии, приблизился, восторженно оглядел его с ног до головы и, тщательно коверкая русские слова, сказал:
— Ви э-э-э… есть… наша… гость… Ви?
— А хрен его знает…
— Как э-э… вам зовут?
— Толик…
Тогда парень, тряхнув своим петушиным гребнем, обернулся и крикнул в распахнутые двери отеля:
— Мама, папа! Мсье Толик…
