И тут октавой выше прозвучал голос Чу-Чу.
– Ты обманщица!
– Ты позоришь весь наш пол, – драматическим тоном произнесла Делиз.
– Черта с два она позорит, – подумал я.
Но тут нас окружили, девушки тараторили все разом, мелодичными голосами обвиняя друг друга в чудовищных вещах, не забывая, однако, уколоть и меня. Я заказал всем выпивку и неспешно осушил свой стакан. Когда гомон стал немного стихать, я поднял руку и рявкнул:
– Тихо!!
Черт побери, обещаю никогда больше так не делать. Стало тихо, как в сурдокамере. Замолчали все, даже две дюжины посетителей.
– Ну, скажите же хоть что-нибудь, – слабым голосом попросил я.
Молчание. Лишь надтреснутый голосок пролепетал:
– Я мал... кая, пож... лая леди из Пасадены...
– Ну, не молчите же, – продолжал я. – Я ведь только пошутил. Давайте... давайте все займем отдельную кабинку. По-моему, это будет здорово, а?
Снова поднялся гомон: да, это будет здорово, великолепно, мы сможем посидеть и выпить без посторонних, познакомимся как следует, квох-квох-квох.
Наконец мы устроились в отдельной кабине. Зия слева от меня, Эйприл справа, Делиз напротив Зии, а Чу-Чу рядом с ней. Я заказал всем коктейли и попросил появившуюся в шесть часов официантку следить за тем, чтобы стаканы не оставались пустыми.
Прошло минуты три. Время от времени мне удавалось произнести 'ну', или 'но', или 'если хотите знать'. Но не больше. 'Бла-бла-бла, квох-квох, бла-бла'. За это время они немного выговорились, слегка коснувшись самых последних новостей, таких, как бигуди, самочувствие и так далее, ведь они целый час друг друга не видели. Наконец, Чу-Чу, взглянув на меня, задала мне вопрос, что называется в лоб.
– Шелл, как по-твоему я выгляжу?
На ней была миленькая белая шляпа с плоской тульей и широкими полями, резинка ее туго охватывала соблазнительный подбородок. Еще на ней была белая нейлоновая блузка, светло-голубой мужской галстук, светло-голубая же юбка и высокие белые сапожки, которые я заметил еще тогда, когда она стояла у стойки бара.
– Как я тебе нравлюсь в этом наряде девушки-пастушки?
– Если бы я был быком, то обалдел бы, – это была первая полная фраза, которую я сумел выговорить, и, наверное, она была не из самых удачных.
Чу-Чу моргнула своими карими глазами и слегка округлила губки.
– Какой ты противный, – произнесла она.
Боже, – подумал я. – Эти крошки всерьез собрались свести меня с ума. Да мне и самому этого хотелось. Женщины! Кто их разберет?
– Чу-Чу, – быстро произнес я, судорожно раздумывая, что ей сказать. – Чу-Чу...
– Ну вот, так-то лучше, – удовлетворенно произнесла она. – Я подумала, что, может быть, тебе не понравился мой наряд?
– Ах, Чу-Чу, – с чувством произнес я. Ну, что я такого сказал? Но девица прямо расцвела. Странные существа эти женщины. Какая им разница, что ты говоришь? Они слышат то, что хотят слышать. А может, они настраиваются прямо на наши мысли. Это, конечно, ужасно, но вполне вероятно.
Эта рыжеволосая красотка была чуть-чуть пополнее своих подруг. На ней было несколько лишних фунтов, от которых женщины всегда, не взирая на протесты более разумных мужчин, стараются избавиться. Чтобы окончательно залечить ее раны, я произнес:
– Со всей ответственностью заявляю, что ты выглядишь восхитительно, божественно, необыкновенно.
Итак, этот вопрос мы урегулировали. Я был прощен. Однако, для того, чтобы восстановить близость с другими девушками, которая, естественно, уменьшилась за последние полминуты, я и им должен был поведать, как великолепно они выглядят. К счастью, каждая из них действительно была великолепна в своем роде, так что сделать это мне было нетрудно.
Зия, сидевшая слева от меня, была одета во все черное: черная рубашка, такие же брюки и блестящие сапожки. Эйприл, как я уже говорил, была в белом. Но самой эффектной среди них сейчас была безусловно Делиз. Дело в том, что высокая, стройная блондинка со своим супербюстом надела не ковбойский наряд, а выбрала простого покроя хлопчатобумажное платье, желтое с небольшим клетчатым орнаментом, потрясающе низким вырезом и такими тоненькими бретельками, что было непонятно, как они выдерживают тяжесть ее удивительного бюста. Впрочем, я им не сочувствовал, а скорее завидовал.
У Делиз было лицо манекенщицы из журнала: высокие скулы, небольшие ямочки на щеках, как будто она нарочно втягивала щеки (а может быть, так оно и было), глаза у нее были темно-зеленые, цвета мха в пасмурный день. Губы – полные, влажные, казалось, она только что целовалась с пещерным человеком, и ей это понравилось. Она была старшей из всех четверых девушек. Я полагал, что ей было лет двадцать восемь – двадцать девять, хотя, конечно, она могла быть и старше. Или намного младше.
Разговор протекал почти нормально. Мне снова пришлось рассказать о трупе на лошади, я, в свою очередь, задал несколько вопросов, касающихся Джинни Блэр. Ответы практически ничего мне не дали. Я лишь получил подтверждение, что только Эйприл знала Джинни прежде; остальные девушки познакомились с нею только во время съемок 'Дикого Запада'.
Я узнал также, что пресловутый валун, легко поднимающийся в воздух, был просто 'искусственной полой скалой', изготовленной в отделе специального реквизита на одной из голливудских студий. Эд Флинч захватил его сюда и использовал как прикрытие на берегу, чтобы девушки могли раздеваться за ним и сразу входить в воду, а не бегать опрометью сотню ярдов, хотя он, на мой взгляд, лишал себя весьма захватывающего зрелища.
Девушки поведали мне также все здешние новости и сплетни. Каждый вечер здесь устраиваются великолепные барбекю, а по субботам, как сегодня, у Кактусового корраля – танцы, которые Зия охарактеризовала как 'о-очень смелые'.
Я обещал обязательно придти, они, со своей стороны, посулили оставить мне по танцу. Что-нибудь медленное и незатейливое, чтобы партнерша не удалялась от вас дальше, чем на пару шагов, будто собираясь дать деру.
А завтра, в воскресенье, здесь состоится родео, настоящее большое родео со множеством лошадей, быков, ковбоями. Такое здесь на ранчо устраивается лишь раз в два месяца, и они просто в трансе, что придется пропустить это великолепное зрелище. Эд будет рвать и метать, если завтра они не завершат съемки фильма, так что им придется весь день работать. Такая жалость! И они не смогут также пойти на завтрашнее барбекю, которое состоится после родео на ранчо М. в двадцати милях отсюда. А там будет чертовски весело: шампанское и все такое прочее. Девушки уже допили свои коктейли. Как им это удалось – не знаю. Ведь рот у них практически не закрывался ни на секунду. Я стал искать глазами официантку, но не нашел ее. Зато я заприметил кое-кого другого, а именно Пита. Плотный, с рыбьим лицом парень снова сидел за стойкой бара, поглядывая на меня. Но это было не все. Неподалеку от дверей маячили две здоровенные фигуры моих старых знакомых.
Один из них был Додо – диплодок двадцатого века. Другую образину звали Фармер. Обе эти 'светлые' личности вместе с в бозе почившим Карлом Купером вызывали у меня исключительно 'приятные' воспоминания о нашей уже упоминавшейся встрече в мужском сортире.
– Что-нибудь случилось, Шелл? – тихо спросила меня Эйприл.
– Не думаю... – Едва я произнес эти слова, как Пит соскользнул со своего табурета у стойки и направился к нашему столику. Поэтому я добавил: – Но не исключаю, что может случиться. На всякий случай будьте внимательны, девушки.
Я вовсе не хотел, чтобы началась какая-нибудь заваруха, во всяком случае, здесь, в присутствии этих четырех красоток. Но я, откровенно говоря, и не думал, что она начнется прямо здесь и сейчас. Какой смысл им было затевать все это на виду у целой толпы народа?
Пит остановился у нашей кабинки, посмотрел на девушек, потом на меня.
– Я тут все думал о тебе, – произнес он, – о тебе и о твоем поганом языке.
