Маскарад (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)

Нянюшка Ягг легонько пнула Зальцеллу.

– Да, похоже, свершилось, – констатировала она. – Отвыступался, бедняга. На бис не выйдет.

– Но Уолтер даже не задел его! – вскричала Агнесса. – Неужели никто не видит?! Вы приглядитесь, шпага торчит у него из-под мышки! Да протрите же вы глаза!

– Все правильно, – согласилась нянюшка. – Жаль, что Зальцелла этого не знал. – Она шумно почесала плечо. – Эти балетные платья, они такие колючие…

– Но он мертв на самом деле!

– Наверное, слегка переволновался, – ответила нянюшка, возясь с лямкой.

– Переволновался?

– Ага, вошел в роль. Беда с этими артистическими натурами. Ну да ты и сама такая.

– Он что, правда мертв? – не поверил Бадья.

– По-моему, да, – откликнулась матушка. – Готова побиться об заклад, это была одна из наиболее оперативных смертей.

– Это ужасно!! – Схватив бывшего Зальцеллу за воротник, Бадья рывком поднял его в вертикальное положение. – Где мои деньги? Хватит прикидываться, рассказывай, что ты сделал с деньгами!!! Не слышу ответа!!!! Он ничего не отвечает!!!

– Это потому, что он умер, – объяснила матушка. – Неразговорчивые они, эти скончавшиеся. Как правило.

– Но ты же ведьма!!! Разве ты не можешь что-нибудь сделать? Ну там, с картами, с хрустальными шарами?

– Можно перекинуться в дуркера, – сразу оживилась нянюшка. – Кстати, неплохая идея.

– Деньги в подвале, – сказала матушка. – Уолтер покажет дорогу.

Уолтер Плюм щелкнул каблуками.

– Будьте спокойны, – подтвердил он. – С радостью помогу.

Бадья, не веря своим глазам, уставился на него. Голос принадлежит Уолтеру Плюму, и исходит он со стороны лица Уолтера Плюма – но и голос, и лицо изменились. Из голоса исчезли неуверенные, напуганные нотки, а лицо утратило свою обычную скособоченность.

– С ума сойти, – пролепетал Бадья и отпустил ворот Зальцеллы.

Последовал глухой стук.

– И поскольку тебе потребуется новый главный режиссер, – произнесла матушка, – лучше Уолтера тебе никого не найти.

– Лучше Уолтера?

– Он знает о музыке все, – подтвердила матушка. – И об Опере тоже.

– Ты бы посмотрел, что за музыку он пишет… – вставила нянюшка.

– Уолтер? Главный режиссер? – Бадья по-прежнему не верил своим ушам.

– …Прилепится – не отвяжешься, так и будешь насвистывать…

– Ты будешь очень удивлен, – пообещала матушка.

– …Мне особо понравилась та, где куча моряков пляшут и поют, мол, все женщины повывелись…

– Это мы о Уолтере говорим?

– …А еще есть про отвороженных, эта тебе точно придется по душе…

– О нем самом. О Уолтере Плюме, – подтвердила матушка.

– …Но самая лучшая – это где коты скачут и поют, вот эта действительно развеселая, – не умолкала нянюшка. – Ума не приложу, и как он такое выдумал…

Бадья поскреб подбородок. Голова его шла кругом.

– И ему можно доверять, – добавила матушка. – Он честный. И, как я уже говорила, он знает все об Опере. Абсолютно все. Даже то, где кое-что лежит.

Этот аргумент был самым весомым.

– Хочешь стать главным режиссером, а, Уолтер? – спросил Бадья.

– Благодарю, господин Бадья, – ответил Уолтер Плюм. – Был бы весьма счастлив. Но кто будет чистить уборные?

– Что-что?

– Не хотелось бы их запускать. Я столько сил потратил, чтобы все там работало как надо…

– О-о? Ну… В самом деле? – Глаза господина Бадьи на мгновение сошлись в кучку. – М-да, что ж, отлично. Во время работы, если хочешь, можешь петь, – щедро разрешил он. – И я даже не урежу тебе жалованье! Я… Я, наоборот, как раз намеревался его повысить! И буду платить тебе… шесть… нет, целых семь долларов, и ни пенсом меньше!

Уолтер задумчиво поскреб подбородок.

– Господин Бадья…

– Да, Уолтер?

– Мне кажется… по-моему, господину Зальцелле вы платили целых сорок долларов, и ни пенсом меньше…

Бадья повернулся к матушке.

– Он что, совсем разум потерял?

– Ты только послушай, какие песенки он пишет, – хмыкнула нянюшка. – Самое то, и даже не на этих ваших заграничных языках. А кстати, посмотрите… звиняйте на секундочку…

Она повернулась спиной к зрительному залу… …Шуршшлепчпокшурш… И волчком крутанулась обратно, сжимая в руке кипу нотной бумаги.

– Хорошую музыку я с первого взгляда узнаю, – произнесла она, передавая ноты Бадье и тыкая пальцем в особо полюбившиеся отрывки. – Смотри, какие закорючки ритмичные.

– То есть все это… ты написал сам? – обратился Бадья к Уолтеру.

– Совершенно верно, господин Бадья.

– Надеюсь, ты занимался этим в свободное от работы время?

– Тут есть одна чудная песенка, – встряла нянюшка. – Называется «Не плачь по мне, Орлея». Очень печальная, прямо обрыдаешься. Кстати, это мне напомнило, пойду посмотрю, как там госпожа Плюм, не очух… в смысле, не проснулась ли. Во всей этой суматохе я, может, слегка переборщила. – И нянюшка Ягг бодро затрусила прочь, периодически подергиваясь, когда какая-нибудь деталь костюма в очередной раз куда-нибудь врезалась. По пути она подпихнула локтем балеринку, которая с открытым ртом наблюдала за происходящим. – Это балеринство не такая уж сложная штука, а?

– Прошу прощения, осталась одна вещь, в которую мне трудно поверить, – произнес Андре.

Подняв шпагу Зальцеллы, он осторожно провел рукой по клинку.

– Ай! – воскликнул он.

– Что, острый? – спросила Агнесса.

– Да! – Андре пососал палец. – И она схватила его голой рукой?

– Она ведьма, – объяснила Агнесса.

– Но шпага же стальная. Я всегда считал, что на сталь волшебство не действует! Это известно каждому.

– На твоем месте я бы не стала так уж удивляться, – кисло буркнула Агнесса. – Скорее всего, это был какой-то трюк…

Андре повернулся к матушке.

– И ты даже не поцарапалась?! Как… тебе…

Сапфировые глаза матушки словно бы загипнотизировали его. Когда же Андре наконец отвел взгляд, вид у него был смутно озадаченный, словно у человека, который никак не может вспомнить, куда он задевал то, что буквально секунду назад держал в руках.

– Надеюсь… гм, надеюсь, Кристина не ранена? – промямлил он. – Почему никто ею не занимается?

– Она вопит и падает в обморок до того, как начинается вся суматоха. Момент она подгадывает очень точно, – хмыкнула Пердита, она же Агнесса.

Андре двинулся по сцене, Агнесса устремилась за ним. О Кристине все же нашлось кому