преступники вышли на вас и сумели путем угроз и шантажа запугать, лишить твердости духа... Такое бывает очень часто, могу вас заверить! Как нам быть? Откликнуться на вашу просьбу и простить их? А закон? Я подозреваю, что ваши слова продиктованы вовсе не желанием справедливо покарать преступников, возможно, вы хотите их выгородить? — с легкой лукавинкой в голосе спросил Пафнутьев.
— Они в этом уже не нуждаются, — проговорил Лубовский и откинулся на подушку, не в силах больше продолжать этот идиотский разговор.
— Как с ним? — спросил охранник.
— Пусть погуляет немного... По-моему, полный кретин. Я таких еще не встречал.
— Но ведь вы такого и хотели, Юрий Яковлевич.
— Ну, не настолько же! — простонал Лубовский, и на этот раз улыбка тронула наконец его губы. — По-моему, перестарались мои ребята из прокуратуры.
— Иногда усердие превозмогает разум, — рассудительно заметил охранник.
— Где ты такое вычитал?
— В календаре, — невозмутимо ответил человек с коротким черным автоматом на животе.
А Пафнутьев, положив трубку, усмехнулся, как человек, который одержал пусть маленькую, но неожиданную и важную победу. И только тогда увидел, что в кабинете стоит еще один человек — его новый знакомый Шумаков, который терпеливо дожидался, пока закончится его затянувшийся разговор с Лубовским.
— Колотится мужик? — спросил он, указывая на телефон.
— Да все о своих бумагах печется.
— Договоры, наверно, соглашения о намерениях, купля-продажа... Отдал бы ты ему, в самом деле... На кой они тебе — по делу там наверняка ничего нет.
— Конечно, отдам! — Пафнутьев чуть раздраженно махнул рукой. — Но не бежать же мне прямо сейчас в больницу!
— Я могу сбегать. — Шумаков подошел к столу и взял из стопки визитных карточек Пафнутьева один квадратик. — Это ты попросил, чтобы они наручники изобразили, или сами догадались?
— Не было у них другого символа нашей деятельности, вот и пришлось на наручниках остановиться.
— Красивая визитка, — продолжал Шумаков. — Подаришь?
— Бери, конечно, — Пафнутьев беззаботно махнул рукой.
— Я вижу, они здесь указали не только твой телефон, но и свой собственный... Видимо, в рекламных целях. — Он показал Пафнутьеву микроскопический текст на оборотной стороне визитки.
— Да, действительно, — согласился Пафнутьев. — А я и не обратил внимания. Но с другой стороны — почему бы и нет? Люди заказывают визитки тысячами, и на каждой маленькая рекламка... Голь на выдумку хитра, — подвел Пафнутьев итог своим словам.
Подойдя к сейфу, он открыл его и некоторое время молча рассматривал содержимое. Пафнутьев сразу понял — кто-то сюда заглядывал. Верхняя папка уголовного дела, продуманно положенная чуть наискосок, была сдвинута. Только он мог это заметить. Сработала его давняя хитрость — укладывать документы особым образом. Человек, не знающий об этом, никогда не догадается, что документы лежат не просто так, а в строгом, выверенном порядке.
— Так что, забросить бумаги Лубовскому? — опять напомнил о себе Шумаков. — Мне все равно в ту сторону сейчас ехать.
— А на фиг они ему в больнице? — спросил Пафнутьев. — Выпишется, я сам и отвезу.
— Ну, как знаешь, — в словах Шумакова прозвучала досада.
А Пафнутьев про себя подумал — уж если квартира вскрыта, если там проведен хороший обыск и об этом уже многие знают, даже в центральном здании Генеральной прокуратуры, то почему Шумаков не спросит, не задаст ни единого вопроса, не поинтересуется — что пропало? А потому, ответил себе Пафнутьев, что он все знает, причем знает не понаслышке, не с чужих слов, ему прекрасно известно, что искали, что нашли и чего не нашли.
Ушел раздосадованный Шумаков.
Пафнутьев вернулся к изучению уголовного дела.
Позвонил Халандовский и сказал коротко: «Все в порядке». Это означало, что документы, бумаги, или как там еще назвать содержимое обгорелого портфеля, в немчиновском надежном месте. Пафнутьев, по совету киллера Васи, начал продумывать свою командировку в Челябинск, как снова раздался звонок.
— Павел Николаевич? Здравствуйте! Это я, Морозова. Вы меня помните?
— Морозова?
— Вы у меня заказывали визитки. А потом внимательно осматривали трупы моих сотрудников. Неужели подобное можно забыть?
— Подобное не забывается, Ирина Александровна. Я рад, что вы позвонили.
— А я рада, что дозвонилась до вас. Приезжайте, Павел Николаевич! Я вас жду.
— Вот так сразу? — растерялся Пафнутьев.
— Приезжайте, не пожалеете.
— Может быть, чуть попозже, Ирина Александровна?
— Павел Николаевич... Если думаете, что приглашаю вас на свидание, на чашку чая или рюмку водки... Ошибаетесь. Может быть, когда-нибудь, путь попозже, как вы говорите... Павел Николаевич, я ведь не совсем пустой человек, знаю, чем вы занимаетесь... Я внятно выражаюсь?
— Вполне.
— И потому говорю открытым текстом — бросайте все, прыгайте в машину и неситесь сломя голову на Зубовский бульвар.
— А знаете, Ирина Александровна, я так и сделаю. Что-то мне подсказывает — это будет правильный поступок.
— Вам подсказывает не что-то, а кто-то... Это я вам подсказываю.
— Несусь! — воскликнул Пафнутьев.
— Несутся куры, Павел Николаевич! А вы — мчитесь. — И Морозова первой положила трубку.
— Крутая тетенька, — пробормотал Пафнутьев, усаживаясь в машину. — По Садовому кольцу до Зубовского бульвара, — сказал он Андрею. — А там покажу.
— Что-нибудь случилось?
— Не знаю. Похоже, да. Приедем — разберемся.
— Лубовский не возникал?
— Поговорили.
— За нами «хвост», — сказал Андрей. — Отрываемся?
— Помигай им, дескать, видим вас, дескать, знаем о вас, дескать, любим.
— В ответ мигают, — сказал Андрей через некоторое время. — Открыто работают. Силу чуют.
— Оторваться сможешь?
— Попробую.
— Оторвись. Чтобы знали, насколько велика их сила, насколько мала.
Выждав момент, Андрей вильнул вправо сразу на два ряда, а через сотню метров вообще прижался к правому бордюру и нырнул в переулок. «Жигуленок», который совсем недавно самоуверенно мигал ему, оказался в общем потоке и ничего сделать не смог — пронесся мимо, и только в последний момент Андрей увидел сквозь стекло растерянные лица преследователей.
— Слабоваты ребята, — сказал Андрей. — Не тем бы им заниматься.
— А чем?
— Частным извозом. Для них — в самый раз. И как бы при деле, и в семью доход. Ну кто же едет в крайнем левом при слежке... Ехать надо во втором ряду справа.
Морозову Пафнутьев нашел в ее кабинете. Трупы увезли, кровь смыли, пробитые пулями дыры в мебели кое-как заделали, но сидела Морозова так, будто все это еще было нетронутым, казалось, до сих пор лежали, изрешеченные пулями, ее помощники, до сих пор пол был залит кровью и громыхали в коридоре
