шаги людей, чужих и равнодушных.
— Разрешите? — Пафнутьев несмело просунул голову из коридора в кабинет.
Морозова, не отвечая, быстро поднялась, подошла к двери, почти втащила Пафнутьева в кабинет и приникла к его груди, положив руки на плечи. Пафнутьев постоял некоторое время в неподвижности, осторожно погладил женщину по спине, не решаясь отстранить, подвел к директорскому креслу и усадил на мягкое сиденье.
— Простите, — сказала она, приложив белый платок к глазам. — Столько всего за последнее время, что я немного поплыла. Вам не кажется?
— Может быть, самую малость, — предположил Пафнутьев.
— Значит, все-таки есть, — горестно заключила Морозова и, убрав платок от лица, посмотрела на Пафнутьева почти веселыми глазами. Заплаканными, мокрыми, но веселыми.
— Рад вас видеть в добром здравии. — Это все, что смог произнести Пафнутьев в эти минуты.
— Я тоже. И поверьте, Павел Николаевич, наш обмен любезностями — это не пустые слова.
— Догадываюсь.
— Мы с вами в одной лодке.
Пафнутьев озадаченно склонил голову к плечу, пытаясь понять значение этих слов.
— Возможно, — проговорил он неуверенно.
— Не надо! — Морозова досадливо махнула рукой, как бы отметая ненужную любезность гостя. — Мы можем говорить более откровенно. Хотите?
— Хочу.
— Готовы?
— Я вообще-то всегда готов, еще с пионерских времен.
— Не надо! — Морозова опять сделала отбрасывающий жест, но на этот раз она отметала не вежливые пафнутьевские слова, а слова пустые и ненужные. — У меня в Генеральной прокуратуре есть добрые знакомые.
— Это хорошо, — оценил Пафнутьев.
— Они появились недавно, с год назад. Мы славно сотрудничали. Хотели изобличить Лубовского в убийстве моего мужа.
Следователь, который пытался это сделать... Исчез. Вам это известно?
— Теперь, когда отдельные картинки в моем сознании соединились в одно изображение, могу сказать — да, мне это известно.
— Год назад я частенько бывала в прокуратуре... По вызову следователя. Хотя исчез он сам, но знакомства остались. Эти люди сказали мне о характере вашей работы.
— И правильно сделали, — кивнул Пафнутьев.
— В каком смысле? — не поняла Морозова.
— Если бы они не рассказали вам о моей работе, мы бы сейчас не разговаривали.
— Не обижаетесь на меня за то, что я так нагло затащила вас сюда?
— Что вы, что вы! Я вам за это чрезвычайно благодарен.
— Не шутите?
— Есть вещи, которыми не шутят, — веско сказал Пафнутьев.
— Ну, что ж... Тогда продолжим.
Но продолжить не удалось — в кармане Пафнутьева запищал мобильник. Поскольку его номер знали немногие, он приложил палец к губам, давая понять Морозовой, что просит небольшую паузу в разговоре.
— Слушаю, — сказал он.
Звонил Андрей.
— Павел Николаевич, я стою здесь, у двери, в которую вы вошли. У вас все в порядке?
— Вроде как бы...
— Дело в том, что «жигуленок», от которого мы оторвались полчаса назад, стоит рядом со мной.
— И как это понимать?
— Понимать это надо так — они знали, куда мы едем.
— Но этого даже ты не знал!
— А они знали, Павел Николаевич.
— Об этом даже я не знал сорок минут назад!
— А они знали, — спокойно повторил Андрей.
— Они тебя не обижают?
— Нет, улыбаются сквозь стекло. Оказывают знаки внимания.
— Какие?
— Водитель ручкой машет, приветствует.
— Андрей, слушай меня внимательно... Если начнет что-то происходить — звони туг же!
— Понял.
— Их номер видишь?
— Записывайте, — Андрей продиктовал номер машины.
Отключив связь, Пафнутьев некоторое время сидел, уставившись в стол. Казалось, он забыл, где находится и по какому поводу, забыл, кто сидит перед ним. Потом, словно очнувшись, придвинул через стол Морозовой листок с номером серого «жигуленка».
— Вам знакома эта машина?
Морозова всмотрелась в цифры, поиграла в воздухе растопыренными пальцами:
— Нет. Впервые вижу.
— Серый «жигуленок», — подсказал Пафнутьев.
— Да-а-а? Значит, так, Павел Николаевич... Кто-то из моих ребят, из тех, кого расстреляли здесь два дня назад... Что-то говорил мне о сером «жигуленке». Чем-то он привлек их внимание... Слова были примерно такие... 'Опять этот серый «жигуленок». Больше ничего не могу сказать.
— Тогда продолжим, — сказал Пафнутьев.
— Этот «жигуленок» возник и в вашем поле зрения?
— Возник.
— Это плохо.
— Почему?
— Когда ребята заметили его... Их расстреляли через день.
— Намек понял. Кто эти ребята, которых убили в вашем кабинете?
— Мои помощники. Мы давно работаем вместе. Еще с Челябинска. Один из них мой племянник. Второй — его друг. Они работали еще с моим мужем. Примерно два года назад он был убит. Вы знаете кем?
— Догадываюсь.
— Я уверена, что мои ребята — тоже его рук дело. Конечно же, он никогда в этом не признается.
— Уже признался.
— Не поняла.
— Намекнул, дал понять, проболтался... Что-то в этом роде. Признательных показаний он, разумеется, не давал и никогда не даст. Но безнаказанность порождает благодушие, расслабляет, хочется бравады. На браваде они все и летят.
— Кто «они»?
— Взорвали Лубовского ваши ребята? — не отвечая, спросил Пафнутьев.
— С чего вы взяли? — Голос Морозовой неуловимо изменился, какая-то острая заинтересованность прозвучала в ее вопросе. — Почему вы так подумали?
— Вы сами предложили откровенность. Я ее принял. Поделился с вами следственными тайнами — сказал о неосмотрительном признании Лубовского... Вы сами предложили — продолжим. Я согласился.
Морозова помолчала, опять поиграла наманикюренными пальцами в воздухе, некоторое время с
