Апыхтин помолчал с некоторым недоумением, ему, видимо, хотелось задать Цыкину еще несколько вопросов, но это было уже неуместно. Он снова достал бутылку, стаканы, снова разлил коньяк.
Цыкин выпил первым.
Поколебавшись, его примеру последовал Осецкий.
Коньяк Апыхтина остался стоять на столе.
- Я воздержусь, - сказал он. - Что-то частенько мне приходится последнее время перебирать. Опять же следователь… Надо ему что-то рассказать, про угрозы не забыть, да, Миша? - Он посмотрел на Цыкина.
Не найдя что ответить, тот лишь развел руками. Но что-то дрогнуло в его лице, чем-то зацепили его слова Апыхтина, опять же неожиданное решение отказаться от коньяка - такое с их председателем случалось нечасто.
- Как будет угодно, - сказал Цыкин и тут же, в ту же секунду понял, что сказал плохо, слова эти не годятся для Апыхтина. Слова получились недоброжелательными, с вызовом и обидой.
Апыхтин поднял голову и некоторое время смотрел на Цыкина, и постепенно на лице его легкое изумление сменялось улыбкой понимания и прозрения.
- Прости, старик, - повторил Цыкин. - Кажется, я что-то не то сказал. Прости.
И Цыкин направился к двери.
- Да ладно, чего уж там, - великодушно проворчал Апыхтин. - Скажи Аллочке, чтоб зашла… Пусть заберет билеты. - Он сдвинул на край стола три тоненькие голубоватые книжицы.
- Не полетишь? - спросил Осецкий.
- Только Пафоса мне сейчас и не хватает, - невесело усмехнулся Апыхтин.
Юферев смотрел на сидящего перед ним заместителя председателя правления банка Басаргина с легким любопытством. Другими представлял он себе финансовых воротил, не столь суетливыми и худосочными. Ему казалось, что это должны быть люди массивные телом, с литыми затылками, маленькими подозрительными глазками, умом неторопливым, но твердым в своих желаниях и устремлениях. Перед ним же в кресле вертелся человек, явно не уверенный в себе или сознающий за собой нечто криминальное.
Басаргин сидел за полукруглым столом орехового дерева, в кабинете, обшитом такими же ореховыми панелями, среди шкафов не просто из того же дерева, а, кажется, даже из того же ствола - настолько точно были подобраны узоры, цвет, причудливые завитушки в структуре дерева. И, несмотря на все это роскошество, чувствовал себя обеспокоенно.
Сам того не замечая, Басаргин беспрестанно что-то поправлял на себе - поддергивал манжеты рубашки, добиваясь того, чтобы из рукавов пиджака манжеты выступали не более чем на полтора сантиметра, видимо, это казалось ему чем-то очень важным, затем принимался за галстук, переживая из-за того, что узел, как ему казалось, выглядел слишком плоско, раздавленно, а, по его представлениям, обязан был приподниматься и над рубашкой, и даже над пиджаком. Потом вдруг, вспомнив о часах, золоченых, если не золотых часах с массивным браслетом из двух разных металлов желтого и серого цвета, Басаргин встряхивал рукой, то загоняя часы под манжет, то смотрел на них, словно опаздывал куда-то, то тряс, опустив руку вдоль тела, чтобы они сползли на запястье.
- Хорошие часы? - спросил Юферев.
- Неплохие… В Лондоне купил.
- Дорогие? - Юферев прекрасно сознавал грубоватость своего вопроса, но знал, что он понравится Басаргину.
- Весьма, - ответил тот со смутной улыбкой и, поняв, видимо, что ответ получился слишком уж кратким, повторил: - Весьма.
- Тыщ пять?
- Где-то так, - солидно кивнул Басаргин и немного успокоился, услышав эти щекочущие самолюбие вопросы.
- А идут как?
- Спешат, - сокрушенно ответил Басаргин. - Секунд на десять за полгода.
- Ничего, - сочувствующе сказал Юферев, будто десять секунд за полгода действительно была кошмарная неточность. - Цыкин только что сказал мне, что ему неоднократно звонили с угрозами и какими-то требованиями… Вам тоже угрожали?
- Почему вы так решили? - спросил Басаргин и сам понял, что его слова прозвучали глуповато.
- Цыкин утверждает, что неизвестные угрожали ему по телефону. Вам тоже угрожали?
- Видите ли, смотря что иметь в виду. - Басаргин поднял руку над головой и потряс ею, чтобы часы соскользнули вниз, под рукав пиджака. - Если звонит директор завода и говорит, что кредит вовремя вернуть не может, это тоже можно назвать угрозой, правильно?
- Вам виднее. Апыхтин уходит в отпуск, вы остаетесь вместо него? Это так?
- Примерно.
- Не понял? - Юферев начал раздражаться от этой бесконечной двусмысленности. - Примерно - это в каком смысле? Не только вы его будете замещать, или по очереди, или совсем даже не вы?
- Похоже, что все-таки я.
- Почему? Я имею в виду, почему выбор пал на вас? Ведь все три зама как бы на равных, верно?
- Вообще-то я - первый зам. А остальные - просто замы. Назначить замещать могли кого угодно… И Цыкина, и Осецкого.
- Значит, угроз расправы, требования денег, каких-то сверхразумных льгот… Не было?
- Если говорить обо мне лично…
- Да, как вы успели заметить, я разговариваю с вами лично, - холодновато подтвердил Юферев. - И интересуюсь лично вашими впечатлениями.
- Нет, - твердо сказал Басаргин.
- Не понял? Что нет?
- Я не припоминаю, чтобы в последнее время мне кто-то звонил, как вы выражаетесь…
- Господи! - простонал Юферев. - Да какая разница, как я выражаюсь!
- Нет! - сказал Басаргин и, вынув платок, вытер лоб. На Юферева он смотрел чуть ли не с ужасом, словно ожидал какого-то коварного вопроса, который изобличит его в страшном преступлении. - Я имею в виду, что угроз не было.
- Вы сказали, что их не было в последнее время. А в предпоследнее время были угрозы?
- Я не знаю, какое время вы называете предпоследним…
- А я не знаю, какое время вы называете последним! - рассмеялся Юферев, осознав наконец всю бестолковость разговора.
- Ну… Где-то так… С полгода наверняка ничего такого не было.
- А раньше? Полгода назад? Год назад?
- Тоже не припоминаю.
- Как вы думаете, что стало причиной убийства жены и сына председателя банка?
- Причина… - Басаргин, кажется, впервые перестал метаться и, повернувшись к окну, некоторое время молчал. - Что сказать? - повернулся он к следователю. - Конечно, я не знаю… Всех нас это преступление попросту ошарашило. А причина… Окружающая действительность. Все стало позволительно, доступно. Пришли такие времена, что мы смогли организовать банк, банкирами заделались, деньгами ворочаем. Получили право защищать эти деньги, приумножать их, заботиться о безопасности, упреждать угрозу… Теми методами, которые сами выберем. Понимаете меня?
- Вполне.
- Так вот… И все те, которым позволили заниматься всевозможной деятельностью, одновременно получили разрешение и на многое другое. Где-то там, за бугром, все уже отлажено, приняты законы, которые держат все это на каких-то разумных рельсах… А здесь… Мы как младенцы, все еще в кровище, орем, визжим… Ну и так далее.
Басаргин, кажется, успокоился, понял, что нашел верный тон и что никто не собирался его ни в чем обвинять. Он оставил наконец в покое свой галстук, манжеты, часы. Положив руки на стол, он в упор
