значительным, состоявшимся стоит нежелание учитывать другие взгляды, невозможность поверить в то, что кто-то может быть прав, может сказать слово здравое, разумное, но при этом быть начисто несогласным с тобой.
Кандауров махнул рукой дирижеру оркестра, подождал, пока заиграет музыка, и, не колеблясь, стремительной, летящей походкой худого, но сильного человека направился к столику, за которым с компанией мужчин сидела молодая светловолосая женщина в красном платье.
- Разрешите? - церемонно, как он видел это в кино, Кандауров склонился, и даже рука его как-то сама по себе легла на грудь в знак преклонения перед незнакомкой.
Людей, сидевших за столом, Кандауров знал, не близко, но знал, они частенько захаживали в ресторан. Он стоял все также в полупоклоне, улыбался, как мог, а улыбка у него сегодня получалась нервная, губы посерели и замерли в какой-то судороге.
- Давай, Наташка, спляши с хозяином, чего уж там! - ухмыльнулся один из парней.
Женщина откинула волосы, и Кандауров увидел - да, своими глазами увидел - на ее щеке родинку.
- Музыка уже заканчивается, - сказала она, улыбнувшись, но хорошо улыбнулась, располагающе.
- Продлим музыку, - сказал Кандауров и с удивлением почувствовал, что волнуется, что сердце его колотится так, как давно не колотилось, наверное, с того самого выпускного вечера, когда был он молод, глуп и влюблен.
- А она не слишком быстрая? - спросила женщина, поднимаясь.
- Закажем другую. - У Кандаурова, казалось, на все был ответ, причем такой ответ, который подчеркивал его значительность здесь, в этом ресторане, им же названном «Пупом Земли».
- Здесь не слишком тесно? - Наташа, кажется, включилась в игру, которую ей предложил Кандауров.
- Уберем десяток столиков!
- А посетители?
- Выкинем в окно!
- Они не разобьются?
- Я и об этом должен думать? - дурашливо возмутился Кандауров уже в танце.
- Вообще-то да, тут я малость перегнула! - рассмеялась Наташа.
Зубы у нее были ровные, белые и, главное, свои. Кандауров, человек достаточно долго пробывший во всевозможных изолированных местах, это замечал в первую очередь - здоровые зубы, свои зубы. Он этим похвастаться не мог.
- А почему тот мужик назвал тебя хозяином? - спросила Наташа.
Кандауров молча склонил голову. Он оценил и вопрос, и обращение на «ты», и немедленную готовность к общению более близкому, нежели позволяет случайный танец.
- А потому, милая девушка, что я действительно хозяин этого заведения, - Кандауров не смог скрыть гордости. Кто бы ни была эта Наташа и какую бы роль ни сыграла в убийстве, которое его так затронуло, баба она была классная, как выразился про себя Кандауров.
- Ты думаешь, что слова «милая девушка» ко мне подходят?
- Если хочешь, могу сказать другие… Они к тебе подходят гораздо больше.
- Скажи.
- Ты классная баба.
- Знаешь, мне так больше нравится. Милая девушка… Это что-то сопливое, стыдливое.
- Да? - удивился Кандауров.
Он неожиданно поймал себя на новом ощущении - она ему нравится. Он с какой-то ненасытностью смотрел и смотрел в ее глаза, в лицо, на эту злополучную родинку, на светлые волосы,
- Милые девушки каждому встречному и поперечному показывают, как они чисты и непорочны, как пошлы, глупы, недостойны окружающие их мужчины, для какой прекрасной, чистой, возвышенной жизни они созданы!
Последние слова Наташа произнесла и громче, чем требовалось, резче и уже без той шаловливой улыбки, с которой начинала этот их танцевальный разговор.
- А ты никогда не была такой вот милой девушкой? - спросил Кандауров, неуклонно приближаясь к столику, за которым, напряженно уставившись на них, сидел Юферев.
- Была!
- И что?
- Отреклась я от них. Как бабочка от гусеницы! - Наташа уже взяла себя в руки.
- Ну ты даешь! Садись, - сказал Кандауров, отодвигая стул, стоявший рядом с Юферевым. - Знакомься… Это мой друг, Саша его зовут. Саша, знакомься, это Наташа, совершенно обалденная баба!
- Александр Юферев, - капитан привстал.
- Вот, Наташа, как надо знакомиться… Сразу и имя, и фамилия. Ты сама-то по фамилии кто будешь? - Не зря, ох не зря Кандауров отстрадал в своей жизни сотни допросов, очных ставок, опознаний. Юферев не мог не отдать ему должное - правильно себя вел Кандауров, грамотно.
- Максимова, - улыбнулась Наташа, не почувствовав в вопросе подвоха. - Наташа Максимова, - повторила она. - Телефон дать? Адресок?
- Не помешало бы, не помешало бы, - произнес Кандауров, но что-то остановился, не стал записывать. Может быть, просто усовестился - ведь выпытывал он, выспрашивал, раскручивал девочку, и эти ментовские повадки смутили его самого. - Что будешь пить?
- Конечно, шампанское!
- Какое?
- Холодное. И если можно - настоящее. Остальное - не важно.
- Неплохо сказано. - Кандауров озадаченно склонил голову. - А на закусь?
- Хотелось бы рыбки…
- Тоже холодной? - спросил официант, неслышно возникший у стола и уже что-то чиркающий карандашиком в маленьком блокнотике с отрывными листочками.
- Да, - кивнула Наташа. - Холодной. Но копчения - горячего.
- И все?
- Если говорить обо мне… - Наташа помолчала, в раздумье взяла губами уголок салфетки, как бы снимая излишки помады. - Нет-нет, больше ничего.
- У нас тоже все есть, - сказал Кандауров. - Саша, ты как… Выпьем за знакомство? У тебя когда- нибудь была такая красивая женщина?
- Будет, - проворчал Юферев.
Официант принес шампанское и осетрину.
К столику подошел парень от того самого стола, от которого Кандауров пригласил Наташу, и остановился в нескольких шагах.
- Она подойдет через пять минут, - сказал Кандауров. - Годится?
Парень склонил голову, удалился, так и не произнеся ни единого слова.
- Твои ребята? - спросил Кандауров.
- Эти? - Наташа удивленно посмотрела на него. - Конечно, нет. Случайная публика.
- Совсем случайная?
- Сегодня познакомились.
- Но у тебя наверняка есть постоянная свита?
- Конечно! Как и у каждого приличного…
- Понятно. - Кандауров не стал дожидаться, пока Наташа найдет нужное слово. - Не обижают?
- Смотря что иметь в виду.
- Если обижают… Намекни.
- Разберешься?
- Немедленно.
- Они крутые ребята, - неопределенно улыбнулась Наташа.
