только здесь решился включить прихваченный из дома фонарик.
Оказывается, еще в квартире он знал, что ; будет здесь, помнил о том, что ему понадобится фонарик. Батарейки были слабыми, но тусклый луч позволял ориентироваться.
Сзади раздался шорох, и Касьянин, выключив фонарик, вжался в угол. Кто-то сопя поднимался по ступенькам, поднимался уверенно, видимо, хорошо зная эту дорогу. Касьянин надеялся, что он совер-шенно невидим в темноте, но ошибся — человек разглядел светлое пятно в углу и, не останавливаясь, усмехнулся.
— Не дрейфь, это я, — сказал мужик и продолжал подниматься по лестнице.
Похоже, отношения здесь были простые и доброжелательные. На площадке третьего этажа, на подоконнике, сидели парень с девушкой.
Между ними стояли несколько бутылок с пивом. Услышав шаги, они замолчали и, пока Касьянин проходил мимо них, поднимался выше, не проронили ни слова.
— Кто это? — донесся снизу девичий голос.
— Не узнал.
— С сумкой прошел.
— Значит, из воров.
— Мог бы и поздороваться, — заметила девушка.
Свои, подумал Касьянин и, не задерживаясь, преодолел четвертый и пятый этажи. Где-то рядом раздавались возбужденные голоса, из коридора пробивался слабый, еле различимый свет — дверной проем был завешен каким-то полотнищем.
Этот этаж он постарался проскочить быстрее, встречаться с пьяными мужичками у него не было никакого желания.
Оставшиеся два этажа Касьянин преодолел с некоторыми приключениями.
Человек, спускавшийся сверху, неожиданно обжег его сильным светом фонаря.
Причем свет убрал не сразу, еще некоторое время рассматривал Касьянина. Потом выключил фонарь и продолжал спускаться.
— Пардон, мадам, — сказал он хрипловато, когда оказался уже за спиной Касьянина.
— Месье! — поправил Касьянин.
— Все равно пардон, — усмехнулся невидимый в темноте человек. Прямо на площадке шестого этажа горело несколько свечей и несколько мужиков, расположившись вокруг ящика, уставленного бутылками, обменивались словами негромко, неторопливо. На Касьянина посмотрели внимательно, проводили взглядами и снова повернулись к бутылкам. Касьянин явно отличался от обитателей этого дома — на нем бьша белая рубашка, светлый пиджак, в руке дорожная сумка. Причем новая сумка, это было видно даже при скудном освещении.
Ступив на седьмой этаж, Касьянин с облегчением убедился, что на площадке никого нет, здесь бьша полная темнота. Наташа не сказала, где ее искать, поэтому Касьянин начал обходить одну квартиру за другой. Первые две были пусты и безжизненны, вход в третью был завален овощными ящиками.
А в четвертой он нашел Наташу.
Едва Касьянин переступил порог, едва прошелся лучом фонарика по стенам, по дверным проемам, как раздался женский голос, нарочито недовольный:
— Кто там?
— Свои, — ответил Касьянин, еще не уверенный в том, что голос действительно принадлежит Наташе.
— Свои все дома, — на этот раз голос прозвучал неувереннее, почти растерянно.
— Вот теперь уже все, — сказал Касьянин. — Наташу ищу.
— Считай, что нашел. Ты кто?
— А ты? — Касьянин почувствовал, что волнуется. Было что-то в этой ночной встрече выходящее за пределы обычного. Он начал понимать, что пришел сюда не только для того, чтобы спастись, отмаяться ночь в безопасном месте, было еще что-то. Еще не подумав о Наташе, он уже готовился к тому, чтобы прийти сюда этой ночью.
Надеялся на нечто романтическое? Нет, этого не было.
Но душа его, истосковавшаяся по чему-то давно забытому, пронесшемуся когда-то в молодости, захотела неопределенности, зыбкости, этих вот настороженно-опасливых слов. Да и низкий голос девушки, с которой он и провел-то всего несколько минут, тоже волновал его и звал.
Да, у него бьша интересная работа, о которой многие могут только мечтать, легкая редакционная обстановка, зарплата не столь уж маленькая, его обязанности были даже приятны, они позволяли знакомиться, общаться с людьми, которые в чем-то зависели от него, поскольку только Касьянин решал — упомянуть ли их в заметках, отметить ли их мастерство, человеческое мужество и достоинство... И Касьянин не скупился — его герои всегда получали от него характеристики высшего разряда и поэтому звонили, благодарили, звали к столу, а приходя в редакцию, вручали незамысловатые подарки — швейцарский нож, шотландское виски, итальянский галстук, английский блокнот, вручали легко и бескорыстно, поскольку он уже свое дело сделал и от подарка ничего не зависело.
Но при всем при этом понимал Касьянин, что настоящая жизнь идет в стороне.
Он описывал, всего лишь описывал чужие беды, подвиги, усилия, ошибки. Без него ловили бандитов, без него бандиты совершали нехорошие свои дела, без него половые маньяки выходили на охоту, а девушки орали в лифтах и звали на помощь не его, не его. Собственная его жизнь была скудной и унылой — сквалыжная жена, которая сама не знает, чего хочет, тихий, безропотный сын и ежедневные канцелярские обязанности.
И только мимолетная встреча с бездомной девушкой вдруг царапнула чем-то острым и настоящим, и маленькая капелька живой касьянинской крови выступила на груди.
Так вот почему, Касьянин, ты так легко отнесся к отказу редактора дать деньги, вот почему пренебрег предложением странного следователя Анфилогова, так охотно отправил Марину, а сам остался в городе, где тебе грозит смертельная опасность...
Победителей не судят Пройдоха ты, Касьянин, и авантюрист.
Хотя нет... Вряд ли... Просто живой человек. Да, как выяснилось, ты просто живой человек, а это куда опаснее любого пройдохи и авантюриста.
Фонарь Касьянина был слаб, но он сумел рассмотреть в углу, на каком-то подобии дивана, подобранного скорее всего на соседней свалке, девушку.
И узнал ее.
Это была та самая девушка, которая сказала ему о двух убийцах в спортивных костюмах с разноцветными вшитыми вставками. У нее были светлые волосы и взгляд исподлобья. И еще он помнил ее узкие запястья и вызывающую манеру разговора.
Все эти признаки сошлись, и теперь он не сомневался, что нашел именно того человека, которого искал.
— Ты звала — и я пришел, — сказал он, поскольку девушка на его вопрос не ответила.
— Я звала?! Тебя?! Ошалел?!
— Мы познакомились с тобой на пустыре возле теплого трупа, — напомнил Касьянин.
— Возле чего?!
— Моего друга там убили... А ты видела, как убийцы удалились в сторону машины, которая поджидала их несколько часов. Вспоминай, вспоминай, не каждый же день тебе приходится знакомиться с мужиками возле...
— Вспомнила! — сказала Наташа, и в голосе ее явно прозвучало облегчение. — Как же ты меня нашел, охламон несчастный?
— Ты звала — и я пришел, — повторил Касьянин. Слова эти чем-то понравились ему, и он с удовольствием повторил их. Была в этих словах какая-то тайна, сговор, было что-то запретное, выходящее за пределы семейной морали.
— Да что ты зарядил-то — звала, звала... Ну, вежливость проявила, участие...
— Я тоже из вежливых... Пообещал прийти — и пришел.
— Значит, выжил, значит, не нашли еще тебя, — улыбнулась девушка.
