Парламента, положить конец европейскому военному конфликту и, наконец, получить для короля Франции в качестве залога будущего мира руку маленькой испанской инфанты, которую с искренним восторгом рассматривали в эти мгновения жители Парижа. Так завершался его великий труд, который продолжал и превзошел труды Ришелье и подготовил высший и беспокойный расцвет абсолютной монархии. Через несколько месяцев, 9 марта 1661 года, Мазарини почил в мире, удовлетворенный тем, что верно послужил своей второй родине, впрочем, никогда — отнюдь! — не забывая и своих собственных интересов...
Д'Артаньян, не желая огорчать кардинала, сохранял за собой командование ротой французской гвардии, передав соответствующие предписания своему заместителю Клоду де Разийи. Сам же он в первую очередь занимался делами мушкетеров, которые, по словам венецианского посланника Баттисты Нани, стали «основным развлечением» короля: «Его Величество является их капитаном. Он командует ими, обучает их дисциплине, заставляет проводить учения и формирует эскадроны».
Несомненно, именно здесь следует искать истоки будущей карьеры гасконца. Благодаря ежедневному общению с мушкетерами король стал доверять ему и давать важные щекотливые поручения. В марте 1661 года, спустя несколько дней после смерти своего покровителя, д'Артаньян, все более и более занятый службой при Людовике XIV, решил покинуть гвардейский полк. Не будучи богатым человеком, он все же не стал пытаться извлечь выгоду из должности капитана, за которую, как мы помним, ему пришлось заплатить изрядную цену. Он избавился от нее, уступив по низкой цене знаменосцу гвардии Мазарини по имени Мере (несомненно, родственнику знаменитого шевалье, носившего то же имя[60]).
В политическом плане кончина кардинала создала сложную проблему поиска его преемника, ибо король, совершенно опьяненный своими новыми ответственными обязанностями, был еще весьма молод и неопытен. Кто же должен был взять в руки бразды правления? Фуке или Кольбер? Общеизвестно, что между этими двумя соперниками сразу же завязалась ожесточенная борьба. Готовый на любую работу, Кольбер с ловкостью заставил короля прислушаться к себе и возбудил в нем ревность к Фуке. Он пользовался малейшей возможностью, чтобы описать юному Людовику XTV, жившему покуда в обстановке бедного, зачаточного двора, не достигавшего ни блеска, ни утонченности двора Валуа, то одиозное могущество и наглую роскошь, в которой жил великий казначей.
Фуке надеялся, что сможет вернуть милость своего монарха, устроив у себя в имении Во великолепное празднество в его честь.
Вечером 7 августа 1661 года длинная вереница карет, сопровождаемая французской гвардией и мушкетерами, въехала на парадный двор его замка. Хозяин дома, разодетый в золотую парчу, почтительно вышел навстречу ехавшему верхом государю. Он преклонил колено, поприветствовал прибывшего и пригласил его войти в имение. Парк и замок сразу же осветились, взметнулись ввысь блестящие брызги фонтанов.
Г-н Фуке умел принимать гостей. Изумленные король и королева в сопровождении его архитектора Лебрена и садовода Ленотра посетили этот дворец из «Тысячи и одной ночи», погуляли по сказочному парку с очаровательными рощицами, мерцающими водопадами, освещенными гротами, клумбами цветов. Был подан легкий ужин. И можно представить, сколь он был вкусен, если повара звали Ватель![61] Как отличалось все это от тяжеловесных и пышных пиров в Лувре! Тонкие вина и изысканные блюда состязались в счастливом созвучии оттенков вкуса. Было накрыто 80 столов, 30 буфетов, заготовлено 120 дюжин салфеток, 500 дюжин серебряных тарелок, 36 дюжин блюд и сервиз из массивного золота. Встав из-за стола, все направились в зеленый театр, обустроенный в конце пихтовой аллеи и освещенный сотней факелов. И потом, когда поднялся занавес, как говорит Лафонтен:
В роли нимфы, сидящей в раковине, которая раскрылась в обрамлении двадцати струй воды из фонтанов, появилась Мадлен Бежар[62]. Она очаровательно прочитала небольшой пролог, сочиненный искусным Пелиссоном, затем уступила место балету фавнов, нимф и сатиров. После этого на специальных подмостках Мольер представил свою новую комедию «Докучные». И наконец, в надвинувшейся ночи, когда огни театра гасли один за другим, а гобои и скрипки постепенно замолкали, гости маленькими группами двинулись к замку. В это мгновение, когда никто уже ничего более не ожидал, с расположенного на куполе фонаря взлетело облако ракет и серпантина, разлетевшееся на тысячу слепящих искр. Пока темное августовское небо озарялось блеском снопов сверкающих лучей и дождем искр, король покинул Во вместе со своими мушкетерами. Выйдя на крыльцо, он холодно поблагодарил хозяина.
— Господин Фуке, — сказал он, — ждите от меня известий...»
Глава IX. Ответственное поручение
Великолепие Во вместо того чтобы, как надеялся Фуке, произвести на короля благоприятное впечатление, только усилило в нем чувство ревности и враждебность. В то время как некоторые все еще думали, что суперинтендант унаследует если не официальный титул Мазарини — титул первого министра, то по меньшей мере его положение, Кольбер уже получил от Людовика XIV приказ об аресте своего могущественного соперника. В тот момент двор должен был направиться в Нант на заседание Провинциальных Штатов, на котором король одним своим присутствием рассчитывал заставить своих бретонских подданных выложить кругленькую сумму. Все заставляло предполагать, что именно в Нанте что-то произойдет...
Еще перед отъездом король, вечно стесненный в деньгах, от души постарался опустошить кассы суперинтенданта, затребовав у него денег по двум статьям: для оплаты своего войска и на расходы двора. Фуке, несмотря на то, что его шпионы за последние месяцы постоянно предостерегали его «не верить доброму отношению и приятной мине» Его Величества, поспешил быстро удовлетворить это требование. Чересчур уверенный в своем могуществе, чересчур рассчитывающий на свою способность распутывать любые интрига, он совсем не обращал внимания на все более явственно проступавшие признаки своей будущей опалы. Он считал себя другом юного короля, необходимым человеком, которого не могут и не посмеют разлучить с монархом.
Итак, 29 августа Людовик XIV и его двор покинули дворец Фонтенбло и отправились в Нант в сопровождении лейб-гвардии и мушкетеров. Проехав сначала до Блуа, а затем до Ансени, на третий день кортеж прибыл в столицу герцогини Анны[63].
Королевский Совет присутствовал в полном составе, включая министров и государственных секретарей Летеллье, Кольбера, Бриенна, Лионна, Фуке... Дело в том, что последний без колебаний отправился вместе с двором в это путешествие, хотя друзья настойчиво советовали ему уклониться от поездки.
Увы! Фуке уже, сам того не понимая, совершил смертельную ошибку: он только что продал г-ну де Арле свою должность генерального прокурора парижского Парламента, должность, делавшую его почти неуязвимым. С этих пор он фактически стал приговоренным, разгуливающим пока на свободе. 30 августа он прибыл в Нант совершенно разбитый и вдобавок мучимый лихорадкой. Вместе со своим другом Гюгом де Лионном, государственным секретарем «по чужестранным делам», он остановился в доме Руже. На следующий день, невзирая на свое болезненное состояние, он заставил себя пойти во дворец поприветствовать Его Величество. Король принял его крайне вежливо, делая вид, что беспокоится о его здоровье. В этот день Фуке не обратил внимания на царившую при дворе атмосферу таинственности. В окружении Людовика XIV все перешептывались, поспешно читали какие-то записки и сразу же их прятали.
