окажемся, дружище. Она созрела для орифис.
– Где это? Как мне найти это место?
– Там, – махнул он неопределенно рукой. – А теперь оставь меня.
– Скажи, где! – Я попробовал встряхнуть его за плечи, но сил на это не нашлось.
– Вижу, ты тоже созрел, – ухмыльнулся он. – Что ж, это недалеко… держи все время на полдень, пока не начнется спуск… Ну а там уж не пропустишь, будь спокоен. Только учти: оттуда ты уже не вернешься. – И он устало прикрыл глаза.
… Он был прав. Словно невидимая рука повлекла меня, когда я спускался с лесистого холма. Стоял теплый неподвижный туман и плотный тяжелый дух, как если бы смешали вместе густой аромат цветов и запах парного мяса – дух и отвращающий, и неудержимо влекущий к его незримому пока что источнику.
6
Я разглядел ее еще издали – ее миниатюрную фигурку, присевшую у кромки широкой, похожей на кратер воронки. Она была без юбки. Я осторожно двинулся к ней. Дурманные испарения были тут еще более властными, мощными, так что голова шла кругом и все тело дрожало от необъяснимого волнения, какого-то сладкого и страшного предвкушения.
Впадина имела удлиненный профиль лодки. У длинной ее стороны я заметил еще две фигуры – мужскую и женскую. Взявшись за руки, они спрыгнули вниз и пропали из виду.
Я уже видел розово-коричневые гладкие стенки. Они лоснились, словно покрытые испариной, густой влагой. И еще мне почудилось, будто по ним пробегает едва уловимая зыбь.
Китаянка поднялась и склонилась над провалом. Собрав остаток сил, я побежал. Вот она покачнулась…
– Не смей! – выкрикнул я в бессильном отчаянии, но она уже соскользнула вниз.
Подбежав к краю, я увидел, как она съезжает в глубь кратера по пологому желобу, зажатому между двумя более крутыми стенками. Инстинктивно она еще пыталась сопротивляться, задержать скольжение, распластавшись по волнистому осклизлому откосу, но ее неуклонно влекло все глубже к центру воронки, где, словно в ожидании поживы, плотоядно раскрылось лилово-красное бездонное устье, окаймленное концентрическими прерывистыми складками. Вот уже ее ноги, побрыкавшись, погрузились в него. Множественные складки, поблескивая влагой, совершая волнообразные движения, уверенно затягивали жертву – по пояс, по грудь, облекая ее мягкой слизистой плотью. Последний вскрик, в котором слышатся и предсмертное отчаяние, и предельное острейшее блаженство… Голова исчезла, в последний раз мелькнула беспомощно вытянутая рука – и жерло сомкнулось.
Покачиваясь, я стоял у края, чувствуя, как неудержимая сила тянет меня туда же, вслед за моей подружкой.
«Нет, я не должен этого делать, – вяло увещевал я себя. – Кто ж тогда напишет об этом острове репортаж?» Тут мне представилось, как расхохотался бы давешний американец, услышь он мои доводы. В самом деле: «Какой, к черту, репортаж! Какое мне дело до того, узнают об этом другие или нет?! Какое мне дело до всего мира!» Я улыбнулся расслабленно – улыбнулся от предощущения такой близкой и такой обольстительной гибели. Я набрал полные легкие густого наркотического дурмана… подался вперед… И в этот роковой момент чья-то бесцеремонная рука крепко стиснула мое голое плечо. Я развернулся в негодовании. Сзади стоял человек в пятнистой военной форме, пятнистой широкополой панаме и в наморднике (полагаю, то был респиратор). Чуть поодаль сгрудилась еще дюжина таких же безликих фигур.
Я дернулся. Но меня уже держали несколько пар рук.
Да, как я ни бился, как ни рвался к воронке, поглотившей минуту назад мою китаянку и готовую уж было поглотить меня, – меня оттащили прочь.
Силой меня доставили на военное судно (громадный десантный крейсер под бледно-голубым флагом ООН). На нижней палубе толклась плачущая, воющая кучка обнаженных мужчин и женщин. Все они казались иссушенными, точно после концлагеря (особенно мужчины), и походили на умалишенных. Глаза этих страдальцев (как и мои) были устремлены на пышущий зеленью, пестрящий цветами остров. Один несчастный изловчился и сиганул за борт. Его выловили полуживого, нахлебавшегося воды, после чего остальных загнали во внутренние помещения корабля.
7
О том, как закончилась эта история с Партээ, я составил представление по тем отрывочным сведениям, что просочились ко мне, пока я находился на лечении.
Судя по всему, правительства, международные гуманитарные организации долгое время не признавали реальность поступающих об острове слухов. А когда спохватились, дело зашло уже чересчур далеко. И тогда, очевидно, на высшем уровне было решено провести спецоперацию – провести быстро и тайно. После обследования острова с воздуха на него была высажена группа войск ООН (несомненно, подготовленная технически и морально). Всех, кого нашли на острове живыми (а таких, я думаю, набралось человек триста, не более), – вывезли и распихали по психиатрическим клиникам. Сразу вслед за этим остров подвергся массированному ракетному удару. Все живое на нем было уничтожено, а остатки суши поглотил океан. (Впрочем, подозреваю, что образцы тех фантастических растений хранятся в каких-нибудь секретных лабораториях и для них придумывается новая, еще более коварная роль.)
Столь же скоро уничтожилась и память о Партээ – подобно тому, как улетучивается без следа вчерашняя мода.
Мне же все долгие месяцы реабилитации упорно внушалось, будто Партээ – плод моего душевного расстройства, будто такого острова нет и никогда не существовало. И если бы я не притворился, что поверил в эту ложь, мне вряд ли удалось бы вырваться из своего заточения.
Разумеется, моя жизнь после Партээ коренным образом переменилась. Журналистику я бросил (как и семью). Некоторые злопыхатели, я знаю, осмеивают меня: дескать, никогда я не был журналистом, а жена сама оставила меня, после того, как я угодил в психушку. Напрасные старания. Меня им не сбить.
В настоящую пору я занимаюсь разведением цветов в собственной оранжерее в родном Флоренсе, штат Алабама. И вот что удивительно: временами я замечаю, что мои цветы – обычные земные ирисы, орхидеи, астры – узнают меня на расстоянии. Да-да, узнают! Они слегка поворачивают мне навстречу свои дивные головки и лукаво поглядывают на меня. А их нежный искусительный аромат (такой сладкий, сыровато-нутряной) будит во мне дурманные воспоминания…
Январь, 2002 г.
© 2007, Институт соитологии
