расплющит.
На вокзале Большого Вашингтона он почти сразу натолкнулся на мини-поезд до Октагона.
Едва Рекс сел в кабину, раздался звонок его видеофона. Он вынул аппарат из кармана. Механический голос произнес:
- Сообщите, пожалуйста, куда вы направляетесь?
- Меня ожидает Джон Кулидж, директор ВБР, - отозвался Рекс.
- Минуточку. Подтверждено.
Рекс пожал плечами и поудобнее устроился в кресле. Вечные октагоновские игры в шпионов! У них тут все под контролем: едва он сунул свой видеофон в монетный паз на стенке купе, компьютер тут же определил, кто он такой, по номеру кредитной карточки.
Мини-поезд остановился. Рекс вышел на перрон и огляделся. Потом решительным шагом направился к автоматической конторке со множеством опознавательных экранов.
Остановившись перед одним из них, он сказал:
- Рекс Бадер. К Джону Кулиджу. Мне назначено на десять часов.
- Подождите.
Через пару минут подкатил небольшой двухместный флоатер. Из установленного на нем динамика раздался голос:
- Прошу, мистер Бадер.
Рекс уселся в кресло. Машина тронулась. Бадер никогда раньше не был на территории комплекса ВБР, но ее так часто показывали во всяких фильмах, что он чувствовал себя как дома.
Расстояние от вокзала, на который привез его мини-поезд, до штаб-квартиры ВБР составляло всего несколько километров. Они миновали ряд второстепенных офисов, потом флоатер въехал в лифт, который тут же пошел вверх. Наконец машина остановилась у ничем не примечательной двери. Та откатилась в сторону, открывая комнату, всю обстановку которой составлял один-единственный письменный стол.
Сидевший за столом Таг Дермотт поднял голову:
- Привет, Бадер! Минута в минуту.
Выйдя из-за стола, он протянул руку для рукопожатия.
Флоатер развернулся и покатил обратно.
- О’кей, - сказал Рекс. - Что дальше?
- Шеф ждет вас. Пошли.
Подойдя к двери в дальнем конце комнаты, он встал перед экраном.
- Бадер и Дермотт, - сказал он. Дверь незамедлительно распахнулась.
Офис Джона Кулиджа был обставлен со спартанской простотой. Рексу не раз доводилось видеть передачи, в которых директор ВБР по-отечески беседовал с гражданами Соединенных Штатов по разным поводам, и потому этот кабинет был ему довольно хорошо знаком. Обычно Кулидж вещал об угрозе миру и спокойствию американских граждан со стороны советских и китайских шпионов. Эту карту ВБР разыгрывало с незапамятных времен. Однако Рекс был убежден в том, что как Советы шпионят за Западом, так и Запад шпионит за Советами, и что вообще все это - ерунда на постном масле.
Хотя о существовании человека по имени Джон Кулидж Рекс знал вот уже добрых тридцать лет, его слегка удивило, что директор ВБР выглядит таким пожилым. Очевидно, стараниями гримеров ему во всех передачах удавалось скинуть десяток-другой лет. На самом же деле, как только что понял Рекс, Кулиджу не меньше семидесяти пяти.
Шеф ВБР сидел за большим столом, на котором не было ничего, кроме нескольких видеофонов. Плотного сложения, он чем-то - скорее всего крупным, резко очерченным ртом - напоминал Джорджа Вашингтона. По его виду сразу можно было сказать, что это человек, который привык повелевать.
Помимо него в кабинете находились еще трое. Двоим из них было лет под шестьдесят или около того, третий же, куда более молодой, сначала произвел на Рекса впечатление великосветского шалопая.
Таг Дермотт сказал:
- Мистер Рекс Бадер, сэр.
Кулидж кивнул.
- Мистер Бадер, джентльмены. Сенатор Хукер, адмирал Уэстовер.
Шалопая он представить не потрудился.
- К вашим услугам, - произнес Рекс, коротко поклонившись каждому в отдельности.
Сенатор Хукер был ему смутно знаком. Опытный профессиональный политик, прямой и несколько грубоватый, старик славился своим умением всегда выходить сухим даже из самой мутной воды. Ультраконсерватор, он первым вскакивал с места, готовый громко и решительно протестовать против, скажем, увеличения размера негативного подоходного налога или отчисления на эти нужды дополнительных сумм из госбюджета или со счетов корпораций. А еще он не хуже Джона Кулиджа плел небылицы о коммунистическом заговоре.
Об адмирале Рекс никогда раньше не слыхал. Хотя Уэстовер сменил мундир на штатское платье, в нем с первого взгляда можно было распознать моряка. Прищурясь, словно стоял на мостике и в лицо ему задувал свежий морской бриз, он оглядел Рекса с ног до головы. Ему было лет шестьдесят, быть может, чуть больше, но по своим физическим кондициям он вряд ли чем уступал Бадеру.
Кулидж сказал:
- Пока что все, Дермотт. Садитесь, мистер Бадер. Мне однажды, много лет назад, довелось побеседовать с вашим отцом профессором.
- Да? - спросил Рекс, садясь на указанный стул. Таг Дермотт вышел из комнаты.
Кулидж кивнул; лицо его ничего не выражало.
- Это было на банкете, устроенном, как тогда говорили, мыслительным центром. Тогдашний президент только-только закончил формирование кабинета, и это дело решено было отпраздновать. Я председательствовал за столом.
Рекс никак не мог понять, к чему он клонит.
- Помню, когда мы уселись с сигарами и портвейном, ваш отец обронил одну фразу. Он сказал: 'Когда дело доходит до политики, я начинаю клониться влево, особенно после стаканчика портвейна'.
Рекс поглядел на шефа ВБР. Какую же надо иметь память, чтобы столько лет помнить одну пустяковую фразу!
Кулидж сказал:
- Вы левый, мистер Бадер?
Рекс фыркнул:
- Нет, и про отца могу сказать то же самое. К сожалению, он иногда любил блеснуть остроумием.
Собеседники выжидательно смотрели на него. Рекс откашлялся.
- Я всегда считал этот термин неудачным. Если мне не изменяет память, его стали употреблять во время Французской революции, когда в Национальном собрании радикалы усаживались слева от председателя, а консерваторы справа. Русские большевики унаследовали это название; они-то скорее всего и были левыми в том смысле, в котором вы употребили это слово. Но умеренные либералы были еще левее, а за ними - всякие социалисты разных мастей. Потом Советы решили, что они в центре, а левее их маоисты и кубинцы Кастро. У нас здесь, в Штатах, почему-то считается, что демократы левее республиканцев. Но ведь это полная ерунда, ибо где найдешь республику консервативнее, чем демократы из южных штатов? А взять саму республиканскую партию. У них там есть либералы, которые именуют себя левыми. И кого мы среди них видим? Нелсона Рокфеллера, гордость богатейшей в стране семьи!
- Так что, - подвел черту Рекс, - термин этот не имеет смысла.
Молодой человек, которого Кулидж не представил, громко фыркнул, но сенатор Хукер воинственно надул щеки.
- Какая же партия ваша, Бадер? - требовательно спросил он.
- Никакая, - отозвался Рекс.
Сенатор, судя по тону, начал потихоньку раздражаться:
- Но вы голосуете?
