— Ой, ребята, знаете, мне его просто становится жалко. — Даффи оперлась руками о стол. — Ему, наверное, очень больно…
— Чепуха! Я бы не удивился, если б он совсем не реагировал: хитин должен его хорошо защищать.
— Но он так метался…
— Нервы. Психованный экземплярчик попался.
— Так как, включать снова? — переспросил Том.
— Вот постой: внимательно присмотрись, как начинают группироваться его мышцы при виде горящей лампы. Обрати особое внимание на складки между члениками на хвосте… Давай, включай… Видишь, выровнялись.
— Нога приподнялась тоже поэтому?
— Да… и у плеч бугор — видишь?
«Ну почему они не убили меня сразу? — цепенея от боли, еще не отпустившей его до конца и ожидающей „подкрепления“, впился глазами в лампу Соня. — Изверги!»
И через секунду воздух камеры уже сотрясал его отчаянный вопль:
— Убейте меня, я так больше не могу!!!
— Ну вот, а ты говоришь, условный рефлекс у него не выработать!
— Ну хорошо, еще разок попробуем, и — перерыв.
24
Цецилия нетерпеливо взглянула на часы. То, что она на них увидела, на пользу ее спокойствию не пошло.
Она была одна уже почти половину суток. Никто не спрашивал ее о здоровье, никто не восторгался ее туалетами, никто не говорил комплиментов. О ней просто забыли, и сейчас пришло самое время напомнить о себе.
Дональда она обнаружила в кабинете. Тут же что-то пересматривал на компьютере Паркинс, костлявая Роса колдовала над кофейником, от которого исходил почему-то запах какао.
— Дон, я пришла, — объявила Цецилия.
Раздался вздох. Вздыхал почему-то Паркинс.
— Я вижу, — Дональд взял протянутую Росой чашку. Как всегда, его голова дернулась.
— Дон, неужели у тебя не нашлось за все это время ни одной минуты? — Цецилия присела в свободное кресло.
— Я был занят, Сеси. — Крейг отвел глаза. Признаться, что за работой он просто забыл о существовании супруги, ему было стыдно. Всякий раз он ругал себя за черствость, но стоило подойти очередному делу — и все вылетало у него из головы. В свое время, когда он еще ходил в церковь вместе с матерью, он так же старался днем молиться: давал себе утром обещание, что будет просить благословения для каждого дела, и считал большой удачей, если вспоминал об этом обещании хоть раз. Постепенно такие обещания Крейг давать перестал. Можно дать себе установку что-то сделать — и сделать, но о чем-то помнить, точнее, вспоминать, чтобы через секунду забыть снова, так как посторонние мысли от дела только отвлекают — нормальному человеку такое не под силу. Пастор объяснял это проще: что в душе нет к этому настоящего стремления. Иногда Крейг был готов с ним согласиться, но это тем более снимало с него вину: человек не в силах заставить себя по-настоящему любить что-то или кого-то.
— Ладно. Роса, налей и мне чашечку… Дональд, ты знаешь, мне необходимо сегодня же быть у парикмахера.
— Это так срочно? — вяло удивился Крейг.
— Разумеется. Не могу же я несколько дней ходить с одной и той же прической!
«Обрати же на меня внимание, болван! — сердилась Цецилия про себя. — Ты что, ослеп и оглох? Ты мне нужен — я не могу быть одна!»
— Боюсь, что это невозможно, Сеси…
— О, нет! — Цецилия театрально сверкнула белками глаз. «Нет, я заставлю-таки тебя помнить обо мне все время!»
— Сеси… Давай выйдем, — он подхватил довольную этой просьбой Цецилию под руку и повлек ее в соседнее помещение, оказавшееся оранжереей. — Сеси, пойми меня: я бы рад тебя развлечь, но сейчас это запрещено. Ты можешь делать все что угодно — но только в пределах этой станции.
— Может, мне подстричься налысо? — изящная рука с длинным маникюром взяла прядку волос и приподняла. — Как ты на это посмотришь?
— Сеси, ты всегда была умной женщиной, так что, будь добра, не дури.
— Дон, мне надоело быть умной женщиной — говорят, мужчины их не любят… Я хочу, чтобы ты меня любил, Дональд. Здесь, сейчас!
— Сеси… Ты требуешь невозможного!
— Ну хорошо, тогда я немедленно улетаю на Землю! — сверкнула она глазами.
— Это тоже невозможно… То есть невозможен как раз полет, а перво е… Я просто сейчас слишком занят.
— Дон, я всегда помогала, чем могла, твоей карьере. (Это заявление было явным преувеличением — «помощь» проявлялась в основном в постоянном накручивании и подзуживании: «действуй активнее»). Но я — женщина, и мне невыносимо, когда ты об этом начинаешь забывать. Я не лезу в твои дела, но я хочу, чтобы ты уделял мне хоть несколько минут. Неужели и на это я не имею права?
Последняя фраза получилась с таким трагическим завыванием, что готовый уже сдаться перед логикой ее доводов Крейг тут же отпрянул. Как это часто бывает с плохими актрисами, Цецилия всегда переигрывала: хорошо начиная, она сводила все попытки на нет неудержимо прорывающейся фальшью. Вот и сейчас, играя «страдалицу» за дело мужа, она испортила весь эффект.
— Имеешь. Но я тоже человек, я устал, и у меня много дел. Кроме того, сюда в любой момент могут зайти.
— Пускай. — Цецилия прижалась к нему. — Пусть все знают и видят, что ты — мужчина!
— Сеси, я прошу тебя…
— Все. Я лечу. Мне нет дела до запретов, для меня ты обязан сделать исключение. Я же твоя жена!
— Сеси!
— Я сказала: или — или. Выбирай. Похоже, это мерзкое чудовище тебе гораздо интереснее, чем я. Ведь так? Ты — бездушный сухарь, и нечего удивляться, что твоя собственная дочь тебя терпеть не может! О, как я понимаю бедную девочку!
Со стороны Цецилии это было нечестным приемом, и лишь прорвавшаяся в ее голосе фальшь смогла его смягчить.
— Не трогай девочку. Тебя она любит не больше, — отрезал Крейг. Он не любил, когда нарушали правила игры.
Цецилия вздрогнула, как от пощечины. Ее глаза вспыхнули, и она была в этот миг очень близка к тому, чтобы отказаться от игры и откровенно надерзить своему мужу, но привычка все же взяла верх.
— Что может знать о любви такой сухарь! — Цецилия притворно всхлипнула. — Ваша работа убивает все живое вокруг себя — это твоя Синтия так говорила… Марту вы уже довели: несчастная лежит с нервным припадком. Я следующая, да?
— Не понимаю, чего ты так заволновалась о Марте: ты же всегда ее терпеть не могла!
— О-о-о! Как ты жесток!!! — театрально застонала Цецилия.
— Давай прекратим этот разговор. Найди себе занятие.
Крейг отстранил Цецилию рукой и пошел к выходу. Цецилия снова застонала и принялась сползать вдоль ствола пальмы на землю. Крейг не обернулся: сцены были ему не в новинку.
Проводив взглядом затянутую в серый пиджак спину, Цецилия зажмурилась. На него ничего не
