Тихий и дробный смешок — смех человека ненормального понесся по лазарету и исчез только тогда, когда его заглушил истошный вопль Марты…
36
— Тише, кажется, где-то кричат, — поднял руку, давая всем знак к молчанию, Алан.
Действительно, совсем недалеко звучал женский крик, который очень быстро и подозрительно резко смолк.
— Марта! — подскочил Паркинс. Он только сейчас вспомнил о ней, и сердце его екнуло. Она была все же единственным человеком, перед которым ему не хотелось быть виноватым без всякой выгоды.
— Скорей туда! — скомандовал Вильямс. Казалось, вражда в одну секунду ушла в небытие.
— Девушки пусть останутся… Я хотел сказать, женщины…
— Подождите… — заговорил Крейг, — вы идите, а нам, я думаю, будет сейчас лучше добраться до моих апартаментов — они легко изолируются от остальных помещений — и подождать остальных там.
— Потом. Сейчас некогда, — на ходу бросил Вильямс.
Ник, Хоувер и Мортимер устремились за ним. После секундного колебания их догнал Норт. Варковски негромко хмыкнул и последовал за ними. Пистолет он благоразумно держал наготове.
В лазарет ввалились все разом.
Из открывшейся двери пахнуло запахом свежей крови. Оказавшийся впереди всех Ник негромко вскрикнул.
Представить себе, что столько крови могло уместиться в одном человеке, или даже в двух, было почти невозможно: она была всюду: на полу — и лужей, и широкой полосой, уходящей им под ноги; на стенах, разрисовывая их уродливыми струйками; даже лампа на потолке светила тускло из-за покрывших ее темно-красных пятен.
— Да что же здесь творилось, о Господи! — прошептал Мортимер.
— Пошли, — положил ему руку на плечо Вильямс. — Нам здесь делать нечего… Сколько их тут было?
— Трое, — с почтительного расстояния, достаточного для того, чтобы никто не мог выбить из рук оружие, отозвался Варковски. Мадам Паркинс, Блейк и врач.
— Сожрал, гад… — прошептал Хоувер.
— Постой, кажется, здесь кто-то лежит. — Ник закусил губу. Его тошнило и перед этим, скорее всего от удара по голове, но теперь две тошноты (вторая была вызвана открывшейся перед его глазами картиной) подавили одна другую.
Из-под красной от крови койки торчали ноги. Ставшие пятнистыми концы белых брюк говорили о том, что это был Бергман.
— Проверьте в другой комнате, — глухим голосом приказал Вильямс. Он вдруг почувствовал страшную усталость.
Вторая комната была пуста. Крови тут было меньше — но и только. Очевидно, чудовище не оставило в живых никого.
— И после этого вы еще смеете утверждать, что этот монстр имеет право на жизнь? — нервным от распирающей изнутри злости голосом спросил Эдварда Вильямс.
— Повторяю, это животное очень ценное. Никто не просил Бергмана оставлять дверь открытой. — Его больше всего занимал сейчас вопрос, как монстр успел так быстро уничтожить два тела. После крика прошло всего несколько секунд. Если предположить, что он сперва загрыз Блейка, а потом унес Марту в зубах…
— Я не могу больше слушать этот маразм! — закричал Хоувер. Эта тварь нас всех уничтожит! Всех!
— Во всяком случае, сейчас он должен быть сыт, — пожал плечами Варковски.
— Дерьмо!.. — прошептал Ник, опираясь на косяк. Голова его кружилась.
— Ладно, пошли отсюда, — сдержанно прервал его Вильямс.
— Я покажу вам дорогу, — предложил как ни в чем не бывало Варковски.
— Ну уж нет, — огрызнулся Вильямс. — Нам больше не по пути. Я предлагаю вернуться к катеру. Может быть, его удастся починить. И кроме того, нам надо будет связаться с Землей.
— Ну, это мы еще посмотрим, — возразил Варковски. — Норт, пошли. Пусть делают, что хотят.
Он был спокоен, произнося эти слова. С того момента, как оружие было уничтожено, главная проблема отпала. Теперь ему оставалось проследить, чтобы никто из них не добрался до передатчика, но эта задача казалась ему довольно простой.
37
— Алан, ты уходишь с ними? — спросила Синтия. В ее голубых глазах светилась боль.
— Пошли вместе. Синти, я знаю одно — твоему отцу лучше других известно, какие места на станции наиболее безопасны.
Слова давались Алану тяжело — он чувствовал, что они разбиваются о выросшую между ними стену.
— Алан, — Синтия хотела что-то сказать, но подкравшийся к горлу комок закрыл словам выход. Ей было горько, слишком горько, чтобы это можно было передать словами. Только сейчас Синтия подумала, что она любила Алана — точнее, что была любовь, и что она прошла, униженная его предательством. Или (такая надежда жила у нее в глубине души) он все же не предатель?
— Синти… — Алан запнулся. Вряд ли он чувствовал себя сейчас лучше. — Постарайся поверить мне и понять. Я же объяснял тебе, что и из-за чего делаю.
— Нет, — Синтия покачала головой и отвернулась, пряча набежавшие на глаза слезы.
— Ты что, и правда пацифистка?
— Нет. Но не поручусь, что не стану ею. Просто всему есть предел — и от этой общей подлости я просто устала. От твоей тоже, Алан. Даже если ты работаешь на самом деле против моего отца…
— Вот как? — раздался сзади голос Крейга.
Неужели он ошибся в этом парне?
Кровь ударила Алану в лицо. Все погибало у него на глазах.
— Боюсь, что меня не так поняли, — неясно к кому обращаясь, выдавил из себя Алан.
— Ясно, — Крейг криво усмехнулся. Нет, он не ошибся в главном. Мейер был из его породы — из тех, кто ради дела готов идти на все. — Итак, ты «заключил с нами союз» в интересах своего следствия, так? — Алан отвернулся, но Крейг продолжал. — Что ж, я не могу тебя за это осуждать, хотя, признаться, надеялся на большее доверие с твоей стороны. Ну и чего же ты тогда стесняешься? Наоборот, мы должны друг друга понять. Ты рискуешь жизнью и своей любовью, чтобы проникнуть в нашу тайну. Мы в точности так же хотим проникнуть в тайну этого существа. Так кто из нас вправе судить другого?
— Пожалуй… — Алан наклонил голову еще ниже.
Они так и стояли, оба сгорбившиеся и поникшие. На лице Синтии возникла кривая усмешка. Прямо на губы наползли уже не скрываемые дорожки слез… Самым страшным для нее было то, что она понимала сейчас их обоих. Понимала — и одинаково не могла ни простить, ни осудить.
38
— Итак, кто остался? — Вильямс достал блокнот. Зачем — он не знал и сам: в комнате было всего
