— Знаем, как нам не знать этих разбойников, будь они прокляты вместе с Джоном Уинтором! — с озлоблением крикнул один из толпы, выступая вперед. — С тех пор, как над Форестом поставлен этот Уинтор, у нас не было ни одного спокойного дня. Он отнимает у нас все наши права, которые так же стары, как наши горы и леса. Наши угольные шахты, наш лес, даже нашу дичь — все он забрал в свои разбойничьи руки. Даже дичь он объявил своей, хотя она испокон веков принадлежала каждому из нас, кто не жалел труда, чтобы добыть ее. Я заявляю протест против злоупотреблений сэра Джона Уинтора!
Этот человек, видимо, считавший самой серьезной обидой — запрещение свободной охоты на местную дичь, был не кто иной, как браконьер Роб Уайльд.
— Мы все присоединяемся к твоему протесту, Роб! — донеслось из толпы. — Коли будет нужно, на одних словах мы не остановимся!
— Этот джентльмен, — продолжал великан, указывая на сэра Ричарда, — хочет помочь нам вернуть наши права. Только он один и может это сделать. Стойте за него, как будет стоять он за вас.
Взоры толпы были обращены на сэра Ричарда. Многие видели его в первый раз, но все уже слышали о нем как о правдивом и смелом человеке, открыто объявившем себя сторонником народа и парламента против короля и двора. Поэтому можно было понять, что не одна личная вражда к сэру Джону Уинтору заставляла его говорить так, как он говорил собравшемуся народу.
— Честные мои форестерцы, — произнес рыцарь, когда до него донесся одобрительный гул толпы, — благодарю вас за доверие. Я знаю ваши огорчения, причиненные произволом сэра Джона Уинтора, и приложу все свои силы, чтобы помочь вам вернуть ваши права и восстановить прежнюю свободу. Но для этого и вы должны помогать мне. Готовы ли вы тут же на месте помочь мне дать достойный отпор этим негодяям, которые уже принялись ломать двери вашего преданнейшего друга?
Действительно, в это время солдаты, по распоряжению Ленсфорда, принялись высаживать тяжелую дубовую дверь господского дома. Но это плохо им удавалось, несмотря на все их усилия и проклятия.
— Готовы, готовы, все до единого! — раздались крики одних.
— Можете надеяться на нас, как на свои руки! — заявляли другие.
— Мы — форестерцы и не побоимся никаких солдат! Начинайте, сэр Ричард, мы за вами! кричали третьи.
— Хорошо, друзья мои, я верю вам! — отвечал рыцарь.
Глаза его горели торжеством. Двести решительных, мужественных, сильных духом и телом людей против нескольких десятков жалких наемников — разве тут можно было сомневаться в успехе?
Дав толпе нужные распоряжения, рыцарь вместе с Юстесом Тревором встал во главе ее и двинулся к решетчатой ограде усадьбы. Ворота в эту ограду были заперты и охранялись двумя солдатами. Сэр Ричард не был намерен просить их отворить ворота: он знал, что путь ему откроет его сабля и сабля его друга, а если этого будет мало, поможет сам народ.
Но солдаты и сами широко раскрыли ворота. Им их собственная шкура была дороже чести напяленного на них мундира. Грозный вид десятифутовых пик, сверкавших над головами толпы, валившей вслед за всадниками, заставил этих трусов поспешно скрыться в глубине двора, за спинами их товарищей.
Бывший вице-комендант Тауэра, полковник Ленсфорд, замер на месте. Густая толпа рослых, бородатых, хорошо вооруженных форестерцев, во главе с двумя дворянами, из которых один был известным своей храбростью офицером, была ему сейчас не по плечу. Этот человек, заслуживший впоследствии прозвище «Кровавого», был настолько же малодушен и труслив, насколько и жесток. По приказу короля он мог немножко почваниться, когда чувствовал за собой силу, но здесь за его спиной этой силы не было, и его чванство сразу улетучилось. Он видел, как убежали караульные от ворот и с какой тревогой оглядывались ломавшие дверь, бросив это опасное занятие; видел, как даже его старший сержант побледнел, и тогда он понял, что ему несдобровать, если дело дойдет до схватки с надвигавшимся на него сильным противником, движимым единым желанием во что бы то ни стало отстоять члена их партии, Эмброза Поуэля.
Полковник вполголоса что-то скомандовал своему отряду, и через минуту все солдаты вновь были на лошадях. Хмурые и злобные, они напоминали волков, внезапно попавших в облаву.
Глава XIII. БРАТЬЯ-ВРАГИ
Сэр Ричард и Юстес Тревор направились навстречу воинскому отряду. За ними плотной массой шла толпа, которая, вступив за ограду усадьбы, разделилась на две половины и окружила весь отряд. Все происходило в строгом порядке, хотя не было слышно ни слова команды. Роб Уайльд руководил толпой одними знаками, очевидно, заранее условленными. Пока сверкающие алебарды и пики еще не были направлены на солдат, но довольно было уже и того, что эта грозная, ощетинившаяся толпа окружила королевские мундиры; это подтверждало, что местное население нисколько не боялось королевских наемников и готово было вступить с ними в бой, заранее уверенное в победе.
— Капитан, или, как вас теперь называют, полковник Ленсфорд, — начал сэр Ричард, подъехав к начальнику отряда, — вы ведете себя здесь, словно все еще находитесь в Нидерландах, где можно было грабить беспрепятственно. Позвольте напомнить вам, сэр, что здесь -Англия; здесь ваши повадки неприемлемы, хотя бы им покровительствовал сам король. Именем народа предлагаю вам оставить ваше намерение, в противном случае не сетовать на последствия вашего отказа.
Разумеется, настоящий воин ответил бы на этот град оскорблений оружием. Так и советовал Ленсфорду поступить Реджинальд Тревор, который также проглотил молча немало обид, но совсем по другим причинам. Однако он напрасно ободрял своего начальника. Тот растерянно молчал, придумывая, как бы поудобнее вывернуться из создавшегося критического положения. Одного взгляда на его наемников было достаточно, чтобы убедиться в их полной ненадежности.
Видя, что Ленсфорд совсем растерялся, сэр Ричард громко сказал:
— Вы колеблетесь, вероятно, потому, что желаете избежать столкновения, со свойственной вам гуманностью опасаясь подвергнуть опасности ваших наемников, выглядящих кроткими агнцами. В таком случае я вполне сочувствую вам.
Эти иронические слова были встречены громким смехом со стороны форестерцев.
Помолчав немного, рыцарь продолжил:
— Если вам заблагорассудится удалиться отсюда, не показав нам, насколько хорошо вы умеете владеть оружием, то мы готовы примириться с этим и предоставить вам свободный выход. Но, быть может, вы все-таки решитесь дать возможность вашей сабле отличиться, — мы готовы и на это.
Слушать эти насмешки было истинной пыткой для Ленсфорда, тем более, что их сопровождал хохот и свист толпы, обрадованной смущением «храброго» воина. Горше же всего для него было то, что из окна верхнего этажа насмешливо смотрели две красавицы, одна из которых только что была предметом его восторгов.
Однако, несмотря на все это, Ленсфорд не мог найти в себе достаточно мужества, чтобы принять вызов своего противника, и он уклончиво ответил:
— Сэр Уольвейн, я нахожусь здесь вовсе не для того, чтобы сводить личные счеты. Это я успею сделать в более удобное время. Сейчас я здесь, в имении мистера Эмброза Поуэля, в качестве начальника ополчения, чтобы получить с этого джентльмена ссуду для короля. Раз он отказался дать эту ссуду, мне, не имеющему приказания доводить дело до крайностей, нежелательных и для меня самого, остается только отвезти его ответ моему начальству.
Можно представить себе, каким гомерическим хохотом встретила толпа форестерцев эти слова, обнажавшие до самого дна всю низменность души говорившего. Тот, кто до сих пор разыгрывал из себя перед этой толпой неустрашимого орла, вдруг оказался жалким, трусливо дрожащим перед силой воробьем.
Когда толпа немного притихла, сэр Ричард сказал Ленсфорду:
— Да, сэр, это будет самое благоразумное, что вы можете сделать. И чем скорее сделаете, тем
