руках республиканцев. Он был вправе сказать, что будь командование монмаутским гарнизоном поручено ему, а не майору Трогмортону, роялистам вряд ли удалось бы снова овладеть этим городом. Трогмортон же, как человек или слишком малодушный, или, быть может, как изменник, отдал вверенный ему город почти без боя.
Все это очень смахивало на фарс, крайне досадный для парламента. В описываемое время происходили заседания образованного парламентом «провинциального комитета»; на этих заседаниях вырабатывались резолюции, имевшие целью отдачу под суд монмаутских мятежников и конфискацию их имений. И вдруг те же самые лица, жизнью и имуществом которых распоряжался этот комитет — на бумаге, явились перед ними вооруженные с головы до ног и крикнули им грозное: «Сдавайтесь! Вы в нашей власти!»
Никогда еще ни одно судебное заседание не бывало так внезапно прервано, ничей авторитет не бывал так смехотворно повержен, как в этот раз. Только что с важным видом заседавшие судьи, игравшие в приговоры к высшим мерам наказания и в конфискацию укрепленных замков и поместий, были захвачены, как малые дети на месте шалости. Богато и уютно обставленная комната заседания сменилась для них темной, сырой, лишенной всякого комфорта тюрьмой. Люди, стоявшие во главе власти, мгновенно превратились в жалких бесправных арестантов, какими они собирались сделать других. Разумеется, для роялистов это была тема пустого бахвальства и веселого глумления над противником, так легкомысленно попавшим впросак; но для последнего это были стыд и позор, не говоря уже о разочаровании и горечи.
Особенно скорбели об этом событии полковник Уольвейн и капитан Юстес Тревор.
— Жаль, — говорил сэр Ричард, мелкими глотками потягивая вино, — очень жаль, что я не знал о надвигавшейся опасности в то время, когда получил от Массея приказ идти сюда.
— А что же бы вы сделали, сэр Ричард, если бы знали? — полюбопытствовал Юстес.
— Разумеется, не послушался бы Массея и направил бы свои отряды в противоположную сторону — к Монмаутсу, — ответил Уольвейн.
— Да, действительно, жаль, что не пришлось вам так сделать. Это спасло бы несчастный город, — убежденно сказал Тревор.
— Конечно, — подтвердил Уольвейн. — Но у нас осталось утешение, что Монмаутс пал не по нашей вине. Дай Бог, чтобы нам с вами не о чем больше было горевать, Тревор. К несчастью, есть кое-что еще более близкое нашему сердцу. Подумать только, что наши невесты оставлены одни в Холлимиде. Это было прямым безумием со стороны мистера Поуэля.
— Да, мы с Вегой находили это очень рискованным, — заметил Юстес. — Слишком тревожное время для таких неосторожностей.
— Вот и мы с Сабриной говорили то же самое, — продолжал его собеседник. — Один мистер Поуэль ничего не хотел слушать. Его никак нельзя было убедить в существующей опасности. В конце концов, я и сам стал надеяться, что все обойдется благополучно. А теперь, после падения Монмаутса, мало ли что может случиться неожиданного? Я весь холодею при одной мысли об этом.
— Нам с вами, полковник, следовало бы как-нибудь принудить мистера Поуэля последовать за нами сюда вместе с дочерьми.
— О, это было совершенно невозможно! — воскликнул сэр Ричард. — Мало ли я старался уговорить его. На него тогда нашло такое упрямство, какое иногда он вообще проявляет, и тогда ничем нельзя переубедить его… Неприятно говорить в таком духе о почтенном человеке, которого мы, вдобавок, оба уважаем еще как нашего будущего тестя. Но нельзя и скрывать правды относительно кого бы то ни было. Когда на мистера Поуэля находит упрямый стих, никакая земная сила не в состоянии сдвинуть его с места. Никого и ничего он не боится в это время. Помните, как неустрашимо отнесся он к вашему кузену и к Ленсфорду, когда они явились к нему за сбором денег в пользу короля? Положим, за спиной у него в тот день были мы с нашими людьми. Но и без этого он все равно стал бы бравировать с королевскими агентами, если бы даже за ними стояла целиком вся их армия. Это такая упрямая голова, каких мало на свете.
— Да, это верно, сэр Ричард, — согласился Тревор. — Но такая бравада вполне достойна уважения.
— Так-то оно так, друг мой, но и отвага, доходящая до безрассудства, может навлечь на него и на всю его семью, включая и нас, будущих членов этой семьи, всякого рода бедствия, — возражал Уольвейн, задумчиво глядя в одну точку перед собой. — И у меня есть предчувствие, что в Холлимиде уже что-то происходит очень дурное, — упавшим голосом прибавил он.
— В каком смысле, полковник? — спросил Тревор, невольно заражаясь беспокойством своего начальника и друга. — Может быть, вам мерещится какая-нибудь особая опасность?
— Именно так. И эта опасность угрожает нашим милым невестам, — тем же тоном ответил сэр Ричард.
— Но какая и от кого?
— Вы лучше спросите: откуда? И я вам отвечу: из Монмаутса. Мне кажется, что роялисты, овладев этим местом, захотят прогуляться по Динскому Лесу и, кстати, посетить прославленный своей оригинальностью Холлимид. Вы понимаете, что в этом-то и кроется страшная опасность для тех, кто нам так безгранично дорог.
— Но ведь мистер Поуэль отправился уже за ними. Наверное, он поспел вовремя, и ваши опасения совершенно напрасны, сэр Ричард.
— Вовсе не напрасны, друг Тревор. Могло случиться, что он опоздал. Мало ли что бывает в пути! Если он успел добраться до своего поместья вовремя, то, конечно, ни одной лишней минуты не задержится там. Но относительно его своевременного прибытия туда я очень сомневаюсь. Ведь как назло случился такой ранний осенний паводок, который и мог задержать нашего милого упрямца на первых же шагах. Наверное, ему уже пришлось горько раскаиваться в том, что он не послушал наших добрых советов.
— Ну, Бог даст, этого не случится! — вскричал совсем приунывший Юстес. — Я не перенесу несчастья, на которое вы намекаете.
— И я также, — с глубоким вздохом проговорил сэр Ричард. — Будь Массей здесь, я отпросился бы у него в Холлимид, посмотреть, что там делается… Впрочем, — продолжал он, ударив себя рукой по лбу, как человек, осененный какой-то мыслью, — отчего бы мне не сделать этого и по собственной воле?
— А ведь и в самом деле, полковник! — подхватил сразу повеселевший Тревор. — Мы успели бы побывать там и вернуться назад еще до рассвета.
Сэр Ричард молчал, видимо, обдумывая успех такого предприятия. Но через минуту он вскочил на ноги и со свойственной ему решительностью проговорил:
— Рискну, чего бы мне это ни стоило! Едемте сию же минуту. Я возьму с собой собственный отряд, которым могу распоряжаться, как хочу. Эй, Губерт! — крикнул он.
— Что угодно, полковник? — послышался бодрый голос преданного трубача, появившегося из передней.
— Беги скорее в казармы и труби нашим людям сбор! — распорядился сэр Ричард.
— Слушаю, полковник.
Схватив мимоходом в передней свою неизменную сигнальную трубу, Губерт в буквальном смысле слова бросился бежать к казармам. Он знал, что когда его полковник отдает приказание таким тоном, как сейчас, то нельзя медлить ни минуты.
— Тревор, — обратился сэр Ричард к своему капитану, — пошлите за Гарлеем и другими офицерами… Или, еще лучше, отправляйтесь сами за ними… Вы знаете, где они стоят?
— Знаю, полковник.
— Приведите их как можно скорее. Хорошо бы нам через полчаса быть уже в седлах.
Юстес вполне был с этим согласен и поспешил выйти из комнаты, а затем и из дома. Но лишь только он вышел на улицу, как тотчас же столкнулся с мужчиной и женщиной. В мужчине он сразу узнал сержанта Уайльда, а в женщине — разносчицу Уинифреду.
Появление здесь разносчицы, служившей вместе с тем и тайной вестницей, поразило Тревора. Он понял, что она недаром явилась сюда в разлив и, вероятно, шла к сэру Ричарду с делом, которое должно было находиться в связи с вопросом, так сильно волновавшим его и сэра Ричарда.
— А, здравствуй, Уинифреда! — воскликнул молодой человек в ответ на ее поклон. — Я и не знал,
