— Но топография этих мест тебе, наверно, известна?
— Не пойму, что это вы такое говорите! Что за тупография такая? Экое мудреное слово! Ежели вы хотите сказать — дороги, так я их все вдоль и поперек исходил и знаю их, верно, не хуже того, кто их проложил, а уж особенно те, что проходят между здешними местами и Оксфордом.
— Отлично! Вот туда-то мне и надо послать верного человека. У меня есть кого послать на север и юг графства, но нет никого, кто бы знал дороги на Оксфорд. Вот тут-то ты и пригодишься. Если ты хорошо знаешь эти места, тебе должны быть известны и усадьбы, расположенные в той стороне, — владения здешних дворян.
— Д-да, — протянул задумчиво Грегори. — Слыхал я про усадьбы, и они про меня слыхали.
— Так вот, можешь ты отвезти письма достопочтенному господину Г. Л., сэру К. Ф., молодому М., сыну лорда С., господину Р. М. из Чэвели Парка и господину Дж. К., судье из Хай Уайткомба?
Разумеется, Голтспер, обращаясь к своему бывшему слуге, называл имена полностью.
— Ну что ж, — отвечал Гарт, — я, конечно, смогу вручить письма всем этим господам, если я буду доставлять их в том самом порядке, как вы их называли. Но вот если я начну с того, чем вы кончили, то мне тут же придется кончить, едва только я начну.
— Что такое? Я тебя не понимаю, Грегори!
— Да ведь это очень просто, мастер Генри. Коли я отвезу письмо этому старому зубру судье из Хай Уайткомба, вряд ли я привезу от него ответ, и уж, во всяком случае, мне не придется доставлять письма никому больше.
— Да почему? Что ты такое городишь, Гарт?
— Да, видите ли, я малость повздорил с господином судьей, было такое дело, так ежели он меня теперь увидит, он, пожалуй, это припомнит и упрячет меня под замок. Я ваши письма сперва свезу, всем другим, а ему — самому последнему. Но только, мастер Генри, я не ручаюсь, удастся ли мне привезти вам ответ.
— В таком случае, отставим его, — сказал Голтспер, отказавшись, по-видимому, от мысли связаться с уайткомбским судьей. — Ну, а к остальным ты можешь безопасно идти, не так ли?
Грегори кивнул.
— Так отправляйся сейчас же! Ах, я и забыл, — тебе ведь нужна лошадь!
— Нет, — хитро улыбаясь, ответил разбойник. — Лошадь у меня есть.
— Ах! Да! Та самая, которую ты…
Голтспер запнулся, не решаясь произнести слово, просившееся ему на язык.
— Ну да… — протянул разбойник. — Этот конь был на службе у короля, так почему бы ему теперь не послужить народу? Ведь я догадываюсь, мастер Генри, что это, наверно, и есть то поручение, с которым вы меня посылаете?
— Ты не ошибся! — с жаром подтвердил Голтспер.
— Я рад этому! — с воодушевлением воскликнул Гарт. — Пишите ваши письма, мастер Генри, и я доставлю их, кому бы они ни предназначались, будь это даже тюремщик из Ньюгейта!
Голтспер, довольный таким пламенным усердием своего бывшего слуги, с улыбкой сел за стол и принялся писать письма.
Не прошло и часа, как разбойник, преобразившись в почтальона, вскочил на лошадь, украденную им у королевского курьера, и поскакал по большой дороге, соединявшей Лондон с университетским городом.
Голтспер после его отъезда позвал к себе своего слугу-индейца.
— Ориоли, — спросил кавалер, — как ты думаешь, найдешь ты дорогу к хижине Дика Дэнси, лесника, который здесь часто бывает? Ты ведь, кажется, был в его вигваме?
Индеец знаком дал утвердительный ответ.
— Значит, ты знаешь дорогу? Месяц еще не зашел. Я думаю, тебе нетрудно будет разыскать его жилье, хотя настоящей тропинки туда нет.
Ориоли в ответ только презрительно скривил губы, словно говоря: «Неужели бледнолицый думает, что я, подобно людям его расы, такой глупец, что собьюсь с дороги в лесу?»
— Отлично, мой краснокожий друг! — продолжал кавалер шутливо. — Я вижу, ты найдешь дорогу к Дэнси. Но мне нужно, чтобы ты отправился еще дальше. В том же направлении, в полумиле от него, стоит другая хижина, где живет другой лесник. Ты его тоже видел здесь — такой молодой человек, белобрысый, со светлыми бровями.
Ориоли подтвердил, что он видел этого человека. Но в глазах индейца промелькнуло выражение, свидетельствовавшее о его неприязни к вышеописанной личности.
— Так вот, — продолжал кавалер, не подавая виду, что он заметил это выражение, — я хочу, чтобы Дэнси и этот белобрысый паренек — оба пришли ко мне как можно скорее. Ты сначала ступай к Дэнси, а если тебе самому трудно будет отыскать второго, Дэнси пойдет с тобой. Скажи им, чтобы они приготовились к двухдневному путешествию… Как жаль, что ты не можешь говорить, бедняжка! Но ничего: Дэнси поймет твои знаки.
Индеец то ли не слышал, то ли сделал вид, что не слышит это изъявление сочувствия; он бесшумно скользнул к двери и тотчас же исчез, словно призрак.
— В ночь на двадцатое… — задумчиво промолвил Генри Голтспер, снова подходя к столу с пером в руке. — Немного времени мне остается! Дик и его будущий зять тотчас же должны отправиться в путь. Не знаю, вполне ли можно доверять этому Уэлфорду, хотя старый охотник и доверяет ему. Мне всегда внушали подозрение белесые брови. Как-то раз я поймал в его серо-зеленых глазах выражение, которое мне не понравилось. И сегодня, когда я вступился за его нареченную, я заметил, что он глядит на меня не очень-то благодарным взглядом. Может быть, он приревновал, что его возлюбленная поднесла мне цветы? Ах, если бы он знал, как мало меня трогает это подношение в сравнении с тем, другим даром! Если бы он только знал, как я страдаю… может быть, он не смотрел бы на меня так угрюмо! В конце концов, он довольно грубый малый, совершенно недостойный этой дикой лесной птички, Бет Дэнси. У нее вид настоящей орлицы, и ее возлюбленный должен быть орлом, достойным ее. Может быть, я и мог бы дать повод к ревности этому грубияну, если бы его черноволосая красавица не терялась в сиянии ослепительных золотых лучей. Ах, Марион, Марион! В твоем присутствии — да и без тебя — все другие лица кажутся мне бесцветными. И красотки и дурнушки — для меня все они на одно лицо!.. Но надо же поторопиться, — спохватился он, отрываясь от своих мыслей. — Ведь я должен приготовить дюжину писем к приходу моих посланных, а я не такой уж бойкий писец. Хорошо, что это просто приглашения: достаточно каждому черкнуть одно слово.
Голтспер быстро придвинул стул к столу и занялся письмами.
Он писал, не отрываясь, до тех пор, пока на столе не выросла пачка в десять-двенадцать писем; он тут же запечатал их и надписал имена адресатов, которые все принадлежали к местному дворянству.
— Кажется, все, — пробормотал он, еще раз просматривая имена. — Вместе с теми, кого вызовет Гарт, это составит внушительный отряд верных приверженцев дела, ревнителей свободы Англии.
В то время как он предавался этим размышлениям, в комнате бесшумно, как тень, появился индеец.
Он жестами сообщил хозяину, что оба человека, за которыми его посылали, пришли вместе с ним и ждут на дворе.
— Веди их сюда, — приказал Голтспер, — по одному! Сначала Дэнси, а когда Дэнси выйдет, — другого.
Ориоли мгновенно исчез, и вскоре в прихожей послышались тяжелые шаги.
В дверь постучали. Голтспер крикнул: «Войдите!» — и на пороге появился лесоруб и браконьер Дик Дэнси.
Это был человек исполинского роста, с огромными руками и ногами, которые он, казалось, не знал, куда девать; одного взгляда на эти могучие кулаки было достаточно, чтобы убедиться, какой геркулесовой силой обладает этот великан.
По его лицу никак нельзя было сказать, что это дурной человек: у него был открытый, честный взгляд, что несколько противоречило установившейся за ним репутации браконьера. Возможно, в то время, как и в наши дни, подстрелить тайком дичь или заманить фазана в силки не считалось настоящей кражей;
