что он видел следы, оставленные ими на пыльной дороге.
Он не знал, для чего они направляются в Бэкингемшир, но это уж было не его дело, а дело короля. По всей вероятности, путь их лежит в Оксфорд или в какой-нибудь гарнизон на западе, и они, встретив на пути постоялый двор, решили расположиться на ночлег.
Все это юный всадник успел заметить мимоходом и уже совсем было проехал мимо, не обращая внимания на грубые шутки солдат, сидевших под деревом, когда чей-то голос, раздавшийся из дверей харчевни, резко отличавшийся от других голосов, приказал ему остановиться.
И тотчас же на крыльце харчевни показались два офицера; один из них, сделав несколько шагов, громко повторил приказание.
То ли от удивления и неожиданности, то ли оттого, что Уолтер подумал, не исходит ли это приказание от какого-нибудь старого знакомого при дворе, он придержал лошадь и остановился.
Нетрудно было догадаться, что два эти офицера, так настойчиво требовавшие, чтобы он остановился, представляли собой начальство и командовали отрядом.
Шелковые камзолы, видневшиеся из-под стальной кирасы, нарядные сапоги испанской кожи с золотыми шпорами и с гофрированной обшивкой наверху, белые страусовые перья, развевающиеся над шлемами, роскошные рукоятки мечей в богато украшенных ножнах — все это свидетельствовало об их высоком звании и чине. Это подтверждалось также их повелительным тоном и тем, как они держали себя в присутствии солдат.
Солдаты при виде их тотчас же прекратили свои шутки, и, хотя кружки с пивом не перестали опрокидываться в глотку, это проделывалось теперь в сдержанном и почтительном молчании.
Оба офицера были в шлемах, но забрала были подняты, и Уолтер мог ясно разглядеть их лица.
Он обнаружил, что ни тот, ни другой не знакомы ему, хотя одного из них он как будто видел мельком несколько дней назад на приеме у королевы.
Это был старший из двух и, очевидно, выше чином — явно командир отряда. Ему было лет тридцать на вид; его смуглое лицо можно было бы назвать красивым, если бы не следы распутства и дурных страстей, которые не щадят даже и самые благородные черты. Его лицо когда-то, несомненно, отличалось благородством, и до сих пор в нем сохранились черты, которыми, пожалуй, мог бы гордиться всякий, если бы только не циничное и угрюмое выражение его глаз, столь несовместимое с истинным благородством. А впрочем, это было одно из тех подвижных лиц, которые беспрестанно меняются: стоит ему улыбнуться — оно покоряет сердца, а стоит нахмуриться — оно отталкивает и страшит.
Младший, судя по наплечным нашивкам — корнет, был совершенно другого типа. Несмотря на его молодость, в его лице было что-то чрезвычайно отталкивающее. Не надо было даже вглядываться в него: оно вызывало отвращение с первого взгляда. В этой красной круглой физиономии со спускающимися на лоб жидкими прядями прямых желтых волос сразу же поражало какое-то удивительное сочетание глупости, пошлости и жестокости.
Уолтер Уэд никогда раньше не видел этой физиономии, и она не внушала ему желания познакомиться ближе с ее обладателем. Будь на то его воля, юный паж предпочел бы никогда не встречаться с ним.
— Что вам угодно? — спросил он, гордо приподнимаясь на стременах и обращаясь к офицеру, окликнувшему его. — Вы потребовали, чтобы я остановился. Что вам угодно?
— Надеюсь, вы не сердитесь, молодой кавалер? — возразил капитан кирасиров. — Я не хотел вас обидеть, поверьте. Судя по тому, как взмылена ваша лошадь… А ведь неплохой конь! Славная лошадка! Правда, Стаббс?
— Если она здорова, — коротко ответил корнет.
— Ну, разумеется, здорова! Ах вы, неисправимый лошадник!.. Так вот, юноша, я говорил, что, судя по тому, как взмылена ваша лошадь, вы едете издалека и едете быстро. И вы и ваша лошадь нуждаетесь в подкреплении. Мы окликнули вас только затем, чтобы предложить вам приют в этой харчевне.
— Благодарю за любезность, — ответил Уолтер таким тоном, что сразу можно было понять, как он относится к этому предложению, — но я никак не могу воспользоваться ею. Я сам не нуждаюсь в подкреплении. Что касается моей лошади, то через пять миль она будет в стойле и о ней не преминут позаботиться.
— А, так вы уже недалеко от цели вашего путешествия?
— Еще пять миль езды — и я достигну ее.
— Наверно, вы изволите ехать в гости к каким-нибудь деревенским знакомым, где вы сможете наслаждаться ароматом буковых лесов, завтракать каждое утро свежими яйцами и кушать за обедом свинину с соусом из молодой репки, не так ли?
Раздражение благовоспитанного юноши постепенно усиливалось, и, быть может, он дал бы ему выход и ответил какой-нибудь резкостью, но у Уолтера Уэда был счастливый характер, и он умел оценить шутку даже на свой счет. Видя, что его новые знакомые не имеют никаких дурных намерений, а просто рады случаю развлечься и поболтать, он подавил свою досаду и отвечал таким же шутливым и насмешливым тоном.
Перекинувшись двумя-тремя остротами и доказав, что он вряд ли позволит себя превзойти, юный паж уже хотел было продолжать свой путь, когда капитан кирасиров снова радушно предложил ему распить с ними чарку браги, которую хозяин только что вынес из дома.
Предложение это было сделано в такой изысканно-учтивой форме, что Уолтер, не желая показаться невежей, принял его.
Он уже поднес к губам кружку, когда угощавшие его офицеры потребовали, чтобы он провозгласил тост.
— Какой же тост? — спросил юный паж.
— Какой угодно! Пусть это будет тост за то, что более всего занимает ваши мысли. Наверно, это ваша возлюбленная?
— Конечно, его возлюбленная! — поддержал корнет.
— В таком случае, за мою возлюбленную! — сказал Уолтер, осушая бокал и возвращая его капитану.
— Хорошенькая пастушка с Чилтернских холмов, нежная лесная нимфа, не так ли? Пью за ее здоровье! А теперь, — продолжал капитан, не отнимая кружку от губ, — уж раз я выпил за здоровье вашей милой, вы не откажете мне выпить за здоровье моего господина — короля? Надеюсь, вы не возражаете против этого тоста?
— Ни в коем случае! — отвечал Уолтер. — Я рад выпить за здоровье короля, хотя мы и расстались с ним не как добрые друзья.
— Ха-ха-ха! Друзья с королем! Значит, его величество имеет честь быть знакомым с вами, не правда ли?
— Я состоял у него на службе около трех лет.
— При дворе?
— Я был пажом королевы.
— Вот как! Может быть, вы будете настолько любезны и окажете мне честь сообщить ваше имя? Конечно, если вы ничего не имеете против.
— Ровно ничего. Мое имя Уэд — Уолтер Уэд.
— Сын сэра Мармадьюка из Бэлстрод Парка?
— Да.
— Aгa!.. — многозначительно протянул капитан, задумчиво глядя на юного пажа.
— Так я и думал, — пробормотал корнет, обмениваясь быстрым взглядом со своим начальником.
— Так, значит, вы сын сэра Мармадьюка! — продолжал капитан. — В таком случае, мастер Уэд, мы с вами видимся не последний раз, и, быть может, вы когда-нибудь еще соблаговолите представить меня вашей прелестной пастушке. Ха-ха-ха! А теперь тост каждого верного англичанина — за короля!
Уолтер поддержал тост, хотя и не очень охотно, потому что и тон капитана и его слова произвели на него неприятное впечатление. Но такой тост в те времена было небезопасно отклонить; и молодой паж, отчасти из этих соображений, а отчасти оттого, что у него, в сущности, не было никаких причин для отказа,
