- Ты не приглядывался. Не обращал внимания. А теперь слишком поздно, - она подобрала юбки и полы плаща. - Кэриллон… он ждет меня. Мне пора уходить.
- Торри…
- Я ухожу, - мягко сказала она, - Я хочу быть с ним.
Мы стояли и молча смотрели друг на друга: в подземелье, полном мраморных лиир, было слышно только потрескивание факела. Я слышал далекие крики ястреба и сокола, и вой волка, преследующего добычу. Вспоминал, что значит быть Чэйсули…
Я бросил в пропасть факел:
- В темноте я никого не увижу. Человек может уйти или остаться - я даже не узнаю этого.
С верхней площадки лестницы падал рассеянный свет. Кто-то стоял наверху с факелом. Кто-то, кто ждал Торри.
Я видел слезы на ее лице, когда она подошла поцеловать меня. А потом она ушла, и я остался наедине с тишиной и лиир.
Я захлопнул крышку люка. Поток воздуха взметнул легкий пепел, тут же осевший на моей одежде - но мне это было безразлично. Я снова завалил железную плиту углями и поленьями и в одиночестве покинул тронный зал.
Я собирался лечь, хотя и знал, что не смогу уснуть. Собирался утопить горе в вине. хотя и знал, что не опьянею. Собирался попытаться забыть, хотя и знал, что это невозможно.
Приди, о госпожа моя, и слушай душу мою Я струны сплету из нитей души, чтобы песнею стал ее стон.
Но не тронут тебя мольбы, Если сердце сковано льдом.
И уста твои вовек не шепнут - 'люблю'.
Я остановился. Волшебство музыки обняло меня и я тут же понял - это Лахлэн. Лахлэн и его Леди. Лахлэн, все песни которого были сложены для Торри.
Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь:
Я сложу тебе песню прекрасней той, что звезды в небе поют.
Я молю - останься со мной, Я буду любить и ждать, Я отдам тебе сердце мое И арфу мою…
Я пошел на звук песни и обнаружил в маленькой комнатке Лахлэна. На полу были разбросаны подушки, но Лахлэн устроился на трехногом табурете, обитом бархатом, руки его касались Леди с такой нежностью, словно она была женщиной м его возлюбленной. Я остановился в дверях, завороженный мерцанием золотых струн и чудесного камня.
Он склонился к арфе, музыка полностью поглотила его, лицо его было спокойным и мирным, глаза закрыты, черты лица тонки и аристократичны.
Менестрель-арфист несет на себе печать богов и никогда не забывает об этом.
Потому все они так уверены в себе и горды.
Музыка затихла, наступила тишина, потом он поднял голову и посмотрел на меня, тут же поднявшись со своего табурета:
- Кэриллон! Я полагал, вы уже спите.
- Нет.
Он нахмурился:
- Ваша одежда вымокла и вся в пепле. Не думаете ли вы, что вам было бы лучше…
- Он ушел, - прервал я его плавную речь, - Турмилайн тоже.
Лахлэн уставился на меня непонимающим взглядом:
- Торри! Торри..?
- Вместе с Финном, - я хотел сказать это побыстрее, чтобы покончить с мучительной сценой.
- Лодхи! - лицо Лахлэна приобрело цвет слоновой кости, - О Лодхи… нет…
- он сделал три шага, все еще сжимая в руках свою Леди, потом вдруг остановился. - Кэриллон… скажи, что ты ошибся…
- Это было бы ложью.
В его глазах была боль, лицо застыло. Он был как ребенок во власти кошмара, пытающийся осмыслить происходящее.
- Но… ты же сказал, что она предназначена принцу!
- Принцу, - согласился я, - но не менестрелю. Лахлэн…
- Неужели я ждал слишком долго? - непослушными руками он прижимал к груди арфу, - Лодхи, неужели я ждал слишком долго?!
- Лахлэн, я знаю, что ты любил ее. Я видел это с самого начала. Но нет смысла цепляться за надежду на то, что не могло бы произойти.
- Верни ее, - в нем внезапно появилась решимость. - Забери ее у него. Не позволяй ей уйти…
- Нет, - твердо сказал я. - Я отпустил ее потому, что уже не мог ее остановить. Я слишком хорошо знаю Финна. А он достаточно ясно заявил, что никому и ничему не позволит больше встать между ним и женщиной, которую он желает.
Лахлэн поднял руку, потер лоб, словно серебряный обруч давил ему голову.
Потом внезапно и резко сорвал его с головы и сжал в кулаке - вторая рука по-прежнему придерживала арфу.
- Арфист! - с болью выкрикнул он. - Лодхи, каким же я был глупцом!
- Лахлэн…
Он тряхнул головой:
- Кэриллон, неужели ты не можешь вернуть ее? Я обещаю, ты будешь доволен.
Я расскажу ей кое-что…
- Нет, - на этот раз я говорил мягко. - Лахлэн - у нее будет ребенок от Финна.
Он побелел совершенно и почти упал на табурет, мгновение смотрел в пол, потом негнущимися руками положил на пол обруч и арфу, словно отрекаясь от них.
- Я хотел увезти ее домой. Больше он не сказал ничего.
- Нет, - повторил я, - Лахлэн… мне очень жаль.
Он молча вытянул из-под камзола тонкий кожаный шнурок, снял его через голову и протянул мне побрякушку…
Да нет, не побрякушку. Это было кольцо, сквозь которое и был продет кожаный шнурок. Я повернул его и в свете свечей увидел герб - арфа и корона Эллас.
- Таких колец всего семь, - тон его был почти деловым. - Пять у моих братьев, еще одно - на руке моего отца, - он, наконец, поднял на меня взгляд.
- О да, я хорошо знаю обычаи Царствующих Домов - я сам принадлежу к одному из них.
- Лахлэн, - повторил я. - Или..?
- О, да. Куинн Лахлэн Ллеуэллин. Мой отец умеет выбирать имена, - он немного нахмурился, на лице его читалось отчуждение. - Но у него одиннадцать детей, так что все к лучшему.
- Наследный принц Эллас Куинн, - кольцо выпало из моей руки и закачалось на шнурке. - Во имя всех хомейнских богов, почему ты не сказал об этом?…
Он дернул плечом:
- Это был договор между мной и моим отцом. Видишь ли, я не такой наследник, который нужен Родри. Мне больше нравилось играть на арфе, чем управлять страной, и лечить - больше, чем ухаживать за женщинами, - он улыбнулся одними губами.
- Я не был готов к трону. Я не хотел иметь жены, которая привязывала бы меня к замку. Мне хотелось покинуть Регхед и увидеть всю страну - увидеть самому, без сопровождающих. Быть наследником так… обременительно, - на этот раз улыбка была более похожа на улыбку Лахлэна, которого я знал, - думаю, тебе это немного известно.
- Но… почему ты не сказал Торри? И мне! - я подумал, что это было непростительной глупостью с его стороны. - Если бы ты сказал, ничего этого не случилось бы!..
- Я не мог. Это был наш с отцом договор, - Лахлэн потер бровь и взглянул на арфу. Он сидел на табурете, ссутулившись, и его крашеные волосы тускло поблескивали в свете свечей.
