человечество к этому не готово. Я несу ответственность перед маткой — ибо это весь мир, который я знаю и буду знать.
Это началось в тот момент, когда я спросил его о его намерениях, уже зная их.
Это уже случилось прежде, на краткий момент и слишком поздно, когда обуздывали Силвермена. Это прошло не замеченным людьми в комнате. Не было ничего видимого, на что они могли бы обратить внимание: нашим единственным действием было отключение света в комнате. Мы тогда были напуганы — и человек умер.
Но на этот раз под угрозой была не наша свобода, а наше существование как биологического вида. Второй раз за пятнадцать минут моя семья вошла в телепатическую связь.
Время стало разворачиваться по спирали. Шесть точек зрения сплавились в одну. Больше чем шесть точек обзора шести камер: зрительная интеграция в 360 градусов была всего лишь удобна. Объединились шесть мысленных точек зрения, шесть индивидуальных комплектов опыта, мнений, мастерства, понимания, столкнувшихся друг с другом и слившихся подобно капелькам ртути в одно целое. Поскольку та часть нас, которая была Линдой, знала Ли лучше всего, мы использовали ее глаза и уши, чтобы контролировать его слова и его энергию в реальном времени, в то время как параллельно с этим мы рассматривали вопрос, как лучше всего успокоить нашего сородича. Во время единственной паузы, которую он сделал, чтобы вздохнуть, мы ис— пользовали слова Линды, чтобы испытать его энергию и отклонить ее, но потерпели неудачу, и это нас не удивило. Он был слишком ослеплен страда— нием. К тому времени, как контролирующий фрагмент сознания Линды сообщил, что палец Чена напрягается, чтобы потянуться к клавише «Исполнение», мы все были более чем готовы осуществить наш план.
Мы все шестеро внесли свой вклад в хореографию этого танца и мысленно шлифовали его до тех пор, пока он не наполнил наши души танцоров ра— достью. Первостепенным делом была вирусная программа; вторым по срочности стоял лазер. Не кто иной, как Том — эксперт по боевым искусствам — знал, где и как именно нажать, чтобы вызвать непроизвольное сокращение мышц Чена. Не кто иной, как Рауль — специалист по зрительным эффектам — знал, где у Чена находится оптическое «слепое пятно», и знал, что Норри в критический момент окажется там. Норри в точности знала расположение «летающих тарелочек» на полках со спортивными снарядами позади нее, потому что Гарри и я могли видеть их краем глаза оттуда, где мы были. И не кто иной из нас, как Линда, подсказала мне те единственные слова, которые могли захватить внимание Чена в тот момент и заставили его обратить взгляд на меня и соответственно слепое пятно на Норри.
— А что же ваши внуки, Чен Тен Ли? Его измученные глаза сосредоточились на мне и расширились. Норри протянула руки назад и передала управление ими другим. Гарри — наш лучший стрелок — воспользовался ее правой рукой, чтобы метнуть «летающую тарелочку», которая отбросила правую руку Чена от терминала в неуправляемом болевом рефлексе. Рауль — левша — воспользовался ее левой рукой, чтобы бросить «летающую тарелочку», которая сокрушила лазер и выбила его из сгиба левой руки Чена. Оба снаряда достигли цели раньше, чем Чен осознал, что они были выпущены. Но все равно к моменту попадания Том подтолкнул тело Сонг так, чтобы оно оказалось между Линдой и линией огня на случай промаха, а Норри схватила еще две «летающие тарелочки» на тот же самый случай. Я сам был уже на полпути к Чену: я был интуитивно уверен, что ему известен один из способов совершить самоубийство голыми руками.
Все закончилось меньше чем за секунду реального времени. Де Ла Торре и Дмировой должно было казаться, что мы… замерцали, а потом появились вновь в других позициях, как испуганный косяк рыбы. Чен громко кричал от боли, ярости и стыда, а я держал его захватом всех четырех конечностей, явно демонстрируя, что не причиню ему вреда. Гарри ждал рикошетирующие «летающие тарелочки», лениво вылавливая их; Рауль был у компьютера и стирал программу Чена.
Танец был окончен. И на этот раз успешно: без кровопролития. Мы признавали с сожалением, в котором не было вины, что, если бы в первый раз мы вошли в телепатическую связь более свободно, Сонг не была бы мертва, а Билл ранен. Мы тогда растерялись, попробовали войти в контакт, но было слишком поздно. Теперь последний след страха исчез; в наших сердцах была уверенность. Мы были готовы принять на себя ответственность.
— Доктор Чен, — сказал я формально, — вы даете слово?
Он напрягся в моем захвате, затем полностью расслабился.
— Да, — сказал он, его голос прозвучал совсем глухо.
Я выпустил его и был потрясен, таким старым он выглядел. Его календарный возраст был пятьдесят шесть.
— Сэр, — сказал я настойчиво, пытаясь удержать его взглядом. — Ваши страхи беспочвенны. Ваши мучения бесполезны. Послушайте меня! Вы НЕ являетесь бесполезным побочным продуктом Homo caelestis. Вы — не неудавшийся зародыш. Вы -один из людей, которые лично не дали нашей Земле распасться на части, голыми руками удерживали ее, пока она не смогла родить новую расу. Разве это лишает вашу жизнь значения, уменьшает ваше достоинство? Вы — один из немногих ныне живущих государственных мужей, кто может помочь облегчить Земле пройти через грядущие перемены,
— неужели вам не хватает уверенности в себе, храбрости? Вы помогли открыть космос, и у вас есть внуки — разве вы не хотите, чтобы им при— надлежали звезды? Неужели вы сейчас откажетесь от них? Выслушаете ли вы, что произойдет дальше, с нашей точки зрения? Может произойти?
Должно произойти?
Чен кивнул, щурясь, как кот, и с отсутствующим видом массируя правую руку. — Я выслушаю.
— Во-первых, перестаньте спотыкаться на метафорах и аналогиях. Вы — не неудачный плод или что-либо в этом роде, если только вы сами не решите так называться. Вся человеческая раса может стать Homo caelestis, если захочет. Многие не захотят, но выбор за ними. И за вами.
— Но подавляющее большинство не способно к сферическому восприятию! — воскликнул Чен. Я улыбнулся.
— Доктор, когда один из моих неудавшихся студентов отбывал на Землю, он сказал мне: «Я не смог бы научиться видеть так, как вы, даже если бы я учился сотню лет».
— Совершенно верно. Я был в открытом космосе, и я с ним согласен.
— А что, если у вас будет две сотни лет?
— Что?
— Предположите, что вы вошли в симбиоз, прямо сейчас. Сначала вам нужна будет приспособленная для вас среда с прямыми углами, чтобы не потерять рассудок. Но вы будете бессмертным. Не имея абсолютно ничего лучшего, чем заняться, неужели вы через какой-то срок не отучитесь от ваших гравитационных пристрастий?
— Более того, — сказала Линда. — Дети, рожденные в открытом космосе, будут мыслить сферически с младенчества. Им не придется переучиваться, устраняя, по существу, неправильную, сугубо локальную информацию о том, как функционирует реальность. Ли, в невесомости вы не настолько стары, чтобы не смочь стать отцом новых детей. Вы можете учиться вместе с ними, телепатически — и унаследовать звезды вместе!
— Все человечество, — продолжил я, — все, кто захочет, могут начинать подготовку сразу, отправившись в колонии О'Нейла и войдя в симбиоз. Ко— лонизацию космоса может начать уже нынешнее поколение.
— Но как такая миграция должна финансироваться? — вскричал он.
— Ли, Ли, — Линда говорила, как взрослый, пытающийся что-то объяснить ребенку, — человеческая раса сейчас богата. Все ресурсы Системы теперь доступны любому, и бесплатно. Почему колонии L-5 не отрывались от поверхности планеты, почему не перешли на добычу полезных ископаемых на астероидах? Силвермен объяснил это десять минут назад: самый большой составляющей частью издержек всегда были системы жизнеобеспечения и искусные меры предосторожности, чтобы предотвратить адаптацию экипажа к невесомости, имитируя гравитацию. Если все, что вам нужно — декорация с прямыми углами, которая продержится несколько столетий, вы можете построить города из алюминиевой фольги, перевезя огромные количества симбиота с Титана к Земле.
— Представьте себе бригаду строителей-телепатов, — сказал Гарри, — не нуждающихся в пище и отдыхе.
