— Конечно он не видел, как я танцую. Он только слышал обо мне, — я помолчал. — Я так думаю.
— Тщеславие, — пробормотала она. — Тщеславие и гордость.
Усталость постепенно брала верх. Я чувствовал, что больше не могу продолжать разговор, оставалось только осторожно повернуться набок. Я лег к ней спиной и закрыл глаза.
— У тебя их тоже предостаточно, — пробурчал я.
Ответа не последовало.
Я медленно поплыл, приближаясь к краю.
Дел осторожно коснулась пальцем моей спины и мягко провела по позвоночнику.
— Ты реальный, — тихо сказала она. — Разве я не доказательство этому?
— Ты? — сонно удивился я.
— Я не африт. Если бы ты не был реальным, смог бы ты делить постель с кем-то кроме африта?
Я улыбнулся в темноту.
— А откуда я знаю, что ты не африт? С твоих слов? Нет, баска, это не доказательство.
Палец покинул мой позвоночник, потом осторожно коснулся огромного синяка.
— Если бы я была афритом, у меня не было бы ни гордости, ни тщеславия.
Я хмыкнул.
— Ну значит мы оба реальны.
Дел повернулась набок и уткнулась мне в спину.
— Давай спать.
— Тогда хватит болтать.
Ночь стала совсем тихой.
Пока я не захрапел, конечно.
Дел клянется, что я храплю. А я этого никогда не слышал.
31
Внутри меня что-то шелестело. Оно рылось в моей голове, ерошило старые воспоминания и заменяло их своими собственными.
Это все Шака. Это его вина. Он предал нашу дружбу, он все исковеркал. Он просто ревновал меня. Ревновал ко всему, что я научился делать. К магии, которой я овладел.
Он завидовал, что я научился Создавать.
Во всем виноват Шака.
И я заставлю его…
Задыхаясь, я проснулся и сел. Рот был полон какой-то слизи и я сплюнул.
Дел, спавшая рядом со мной, тоже приподнялась на локте.
— С тобой все в порядке?
Я стал дышать ровнее. Мир перестал вертеться.
Яростно царапая ненавистную щетину, я повернулся к ней.
— …в порядке. Просто что-то попало в горло, — я откашлялся и снова сплюнул. — Прости.
Она взглянула на восток и вздохнула.
— Рассвет. Можно уже вставать. Как ты любишь говорить, мы зря прожигаем день.
— Нет еще. Солнце не взошло.
— Сейчас взойдет, — Дел поднялась на колени и начала складывать одеяло. — Пора ехать.
— Пора, — согласился я и печально добавил: — Значит опять придется двигаться.
— А почему бы тебе не исцелить себя снова? — с лукавой улыбкой поинтересовалась она. — Восстановить свои избитое тело?
Я фыркнул, а потом задумался. Если был хотя бы шанс, что это получится…
— Ты меня искушаешь… — протянул я. — Знаешь…
И тут же все изменилось.
Появилось странное ощущение. Не мысль; скорее отсутствие мысли. Что-то вроде полной пустоты в голове.
Только Чоса стучался в мою дверь, бил в мои ворота, рвался в мою душу.
Сделай это. Сделай это.
Не медли и сделай это СЕЙЧАС.
Аиды, баска… он здесь. Он вернулся.
Я крепко зажмурился и пожелал, чтобы он ушел. Пожелал, чтобы он убрался, оставил меня в покое. В конце концов во мне была лишь крошечная часть его, запрятанная где-то. Я был гораздо больше, гораздо сильнее.
Если бы я согласился с предложением Дел и вызвал магию, может он вышел бы из меня. Если бы я попробовал то, о чем она говорила…
Нет.
Я живо вспомнил свой прошлый опыт и тут же почувствовал обещание поддержки во всем. Что-то, скрытое во мне, больше не могло ждать. Ему нужно было вырваться и обрести силу, а для этого я должен был прикоснуться к магии.
Тут же заболел живот и я торопливо отогнал эти мысли.
— Я… не хочу. Пусть все идет своим чередом.
— Но если ты МОЖЕШЬ это сделать… — она пожала плечами, но не сдалась. — Представь, какие легенды о тебе ходили бы, если бы ты даже после тяжелого ранения в круге на другой день выходил такой же здоровый, как и раньше.
— Представляю, — пробормотал я, массируя напряженные мышцы. — И представляю, что еще обо мне говорили бы — может решили бы, что я колдун?
— я покачал головой. — Нет, спасибо. У меня уже есть магический меч, не хватало мне только магического меня.
Дел начала упаковывать седельные сумы.
— Прости, Тигр, но когда ты проснулся, ты выглядел совсем больным, и я подумала, что если есть способ…
— Знаю. Но я не хочу… — я на ходу передумал и не стал заканчивать так, как хотел, — рисковать. — Зачем говорить Дел, как странно я себя чувствовал. Пусть думает, что это просто упрямство. Почему-то так мне казалось безопаснее.
Я поднялся очень медленно, постепенно, кусая губы и ругаясь. Синяки расплывались, мышцы ныли, голова болела. Люди Умира знали, что делали. Почки были как в огне.
— Сейчас я хочу одного: неторопливо собрать вещи и отправиться в дорогу, — поскольку кустов рядом не было, я дошел жеребца и уединился за ним.
Дел пришлось довольствоваться тем, что я согласился дать ей, а мне пришлось смириться с неприятным открытием: Чоса Деи не ушел, Чоса не успокоился, Чоса надоело ждать.
Я скользнул рукой по гнедому крупу и, закрыв глаза, прижался к жеребцу. Синяки конечно пройдут, боль уменьшится, почки вспомнят, что могут работать и не выделяя крови. Но Чоса останется. И будет продолжать пытаться то силой, то хитростью лишить меня моей воли, пока у меня не иссякнут силы и я не сдамся, и тогда он заберет мое тело. Если я снова использую магию, я сам помогу ему выбраться, потому что каждый кусочек, который я вызывал, подчинялся ему и легко переделывался.
Чоса Деи, коллекционер — почти как Умир Безжалостный — собиравший магию во всех ее видах, чтобы потом «растопить» ее и переделать. Как он мог бы переделать меня.
Кобыла догнала жеребца и пошла в шаге от него.
— Сколько еще до оазиса?
