отточенную сталь.
Меня затрясло. Я резко отвернулся от жеребца и пошел обратно к костру. Там я наклонился, подобрал ножны и перевязь, сжал пальцы на рукояти. В моей руке холодный металл сразу согрелся, ласково и соблазнительно прижимаясь к коже. Скрипнув зубами, я вырвал меч из ножен и на него упал свет костра. Клинок запылал. Свет стекал по мечу как вода, задерживаясь в путанице рун, которые я знал теперь так же хорошо, как и свою яватму.
Дрожь сотрясала все тело. С мечом в руках я подошел к куче массивных валунов, нашел среди них подходящую трещину и вогнал в нее меч. Я проверил, глубоко ли вошел клинок, а потом обхватил рукоять обеими руками и нажал, пытаясь сломать сталь. Раз и навсегда покончить с мечом за то, что он сделал с Дел.
Самиэль запел. Тихую, нежную песню, предназначенную только для меня.
Он был голоден, все еще так голоден, и ему так хотелось пить. Если я сломаю его, он умрет. Хотел ли я этого?
Я сильнее сжал рукоять. Скрипнул зубами. Закрыл глаза…
И чуть наклонив меч, вытащил его из трещины.
Я повернулся и сел, прислонившись к камням и баюкая беспощадную яватму. Меч, который я сам создал.
Я прижался виском к рукояти. Она была прохладной и нежной, словно меч чувствовал мой гнев и успокаивал меня.
— Я кажется старею, — пробормотал я, — а старые люди быстро устают. Сколько мне сейчас… Тридцать четыре? Тридцать пять? — я рассеянно вытянул руку и начал загибать пальцы. — Давай прикинем… Салсет нашли меня, когда мне было полдня от роду… Держали меня… шестнадцать лет? Семнадцать? Аиды, откуда мне знать, — я хмуро вглядывался в темноту. — Трудно следить за временем, если у тебя нет даже имени, — я прикусил губу, раздумывая. — Ну предположим шестнадцать лет с Салсет. Как минимум. Семь лет занятий у шодо, обучение танцу… и уже тринадцать лет я профессиональный танцор меча, — меня как холодной водой окатило. — Мне может быть тридцать шесть!
Не поднимаясь с земли, я внимательно осмотрел себя. Конечно под шерстью я ничего не мог разглядеть, но я и без этого знал, что там скрывалось. Длинные, сильные ноги — и ноющие колени. Они болят когда я много хожу, болят после танца мечей, болят когда я долго сижу в седле, и все благодаря Северному холоду. Я выздоравливаю уже не так быстро, как раньше, и раны напоминают о себе дольше.
Может вот так и начинают терять форму?
Этим дело не ограничивалось. Рана высосала из меня вес и реакцию. Да и сама она была достаточно тяжелой, чтобы уложить любого человека на пару недель. Но я пролежал почти месяц, а не вылечился и наполовину.
Я почесал заросшую бородой щеку и почувствовал под пальцами неровные шрамы. Им было уже очень много лет. Четыре неровные линии, глубоко врезавшиеся в плоть. Много месяцев они были ярко- алыми — чудовищные напоминания о кошке, которая едва не прикончила меня — но я их не стыдился. Даже когда люди меня разглядывали. И уж конечно охотно рассказывал о кошке любопытным женщинам. Потому что шрамы были монетой, которой я расплатился с Салсет за мою свободу. Я прикончил песчаного тигра, который поедал детей, и перестал быть безымянным чулой. Я стал человеком, который назвал себя Песчаным Тигром, чтобы все знали о его победе.
Это случилось так много лет назад. Шрамы на щеке побелели, но раны в памяти так и не затянулись.
Столько лет я был один. Пока Дел не ворвалась в мою жизнь и не сделала из нее посмешище.
Я снова почесал шрамы. Борода. Длинные волосы. Грязь. Шерсть вместо шелка, чтобы спастись от Северного ветра. И чтобы не так ныли раны.
Меч ласково согревал ладони. Покрытый рунами клинок был полон света и обещания силы. Сила текла из острия по стали и поднималась по витой рукояти. Она касалась моих пальцев и едва ощутимо задерживалась в ладони. Мягкая и нежная, как прикосновение женщины. Как прикосновение Дел, даже Дел, в которой было достаточно женского, чтобы становиться мягкой и нежной когда у нее было подходящее настроение. Она прекрасно знала, что это не было проявлением слабости. Она была честной женщиной, Делила, в постели и в круге.
Я швырнул меч через костер в темноту. Блеснула яркая дуга, глухо зазвенел металл, ударившись о промерзшую землю.
— Хотел бы я отправить тебя в аиды, — крикнул я ему. — Ты мне совсем не нужен.
И в темноте, далеко за клинком, залаяла одна из гончих.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Только дураки дают обещания. Из этого следует, что вы можете спокойно назвать меня дураком.
Время от времени мне и самому приходится это признавать. Гончие, которые шли за мной и Дел высоко в горы до Стаал-Уста, были злобными тварями, созданными чьей-то магией. И их создатель отправил гончих по нашему следу. Мы провели в соседстве с ними несколько недель, они играли с нами в собак и овец, собираясь загнать нас куда-то на Север. Когда мы с Дел пришли в Стаал-Уста, гончие начали действовать более решительно. Они напали на поселок на берегу озера и убили больше тридцати человек. Среди убитых были и дети.
Я никогда не считал себя героем, Я танцор меча, человек, который продает свой меч и свое мастерство тому, кто может очень дорого заплатить. Если задуматься, это не такое уж чудесное занятие, для такой грубой работы годится не каждый (некоторые уверенно заявляют, что годятся, но тогда им все объясняет круг). Но в услугах танцора меча нуждаются многие, а я профессионал.
Хотя это совсем не значит, что я герой.
Мужчине, как мне кажется, от природы дано умение о себе позаботиться. Женщине тоже, до тех пор, пока она не сунет свой прекрасный носик в середину чего-то, что ее совсем не касается, а женщины почему-то чаще всего так и поступают. Но вот кто беспомощен и не заслуживает жестокости, так это дети. И поэтому им нужно дать время, чтобы они могли дорасти до того возраста, когда сами смогут решать, жить им или умереть. Гончие украли это время у многих детей из поселка.
Я ничем не был обязан Стаал-Уста, Обители Мечей, которая благодаря Дел попыталась заполучить год моей жизни под предлогом почетной службы. Я ничем не был обязан жителям поселка на берегу озера, не считая того, что они заботились о жеребце. Но ни один из этих людей ничем не был обязан мне, и все же они умерли за меня.
Кроме того, ничто больше не держало меня на острове. Я хотел уехать и даже едва затянувшаяся рана не могла остановить меня.
Никто не возражал. Они хотели, чтобы я убрался не меньше, чем я хотел уехать. На прощание они даже преподнесли мне подарки: одежду, немного драгоценных камней, деньги. Не получил я только одного — нормальный меч.
Для Северянина, обучавшегося в Стаал-Уста, яватма — кровный клинок — вещь святая. Это конечно тоже меч, но создает его древняя магия и сила воли. Создание включает много ритуалов и бесконечных призывов к богам. Будучи Южанином и человеком, не верящим в богов, я наблюдал на всем этим с насмешкой. Хотя в итоге мое незнание и (почти полное) неверие в Северную магию роли не сыграли. Кузнец своим мастерством и магией создал клинок, и Самиэль стал моим.
Но ожил он не полностью. Самиэль жил не так, как жили другие мечи. Как жила Бореал.
