— Нет. Тогда им некому будет петь песни о спасении и благодарности.
Я снова хмыкнул.
— Тебе споют.
— Не я убила Чоса Деи.
— Но ты прикончила половину гончих.
— Которые когда-то были жителями этой деревни, — Дел говорила серьезно. — Наверное об этом лучше не рассказывать. Пусть они думают, что их друзья погибли, а не превратились в тварей, которые убивали все больше людей, включая своих родственников, — она откинула волосы с глаз. — Это будет по- доброму.
Это будет ложью, но и ложь бывает во благо.
— Ну тогда давай мне тунику и пошли. У меня уже желудок завывает.
Дел протянула мне мягкую нижнюю тунику из невыкрашенной шерсти. Потом, когда я натянул ее, Дел достала зеленую верхнюю тунику и та зазвенела паутиной бусинок: бронзовых, медных, янтарных.
— Ну это слишком, — пробормотал я. — Он отдал мне лучшую.
— В знак его уважения и благодарности, — Дел умела говорить вежливо когда хотела.
Я растерянно посмотрел на нее.
— Я бы все равно полез на эту гору. Дело не в Ясаа-Ден и не в бедах этих людей. Я преследовал гончих. Если бы они пошли в другое место, я бы отправился за ними.
— Но они не пошли, и ты тоже, — Дел медленно поднялась с пола, стараясь не вздрогнуть от боли. Яватма, как обычно, отдыхала в перевязи у Дел за спиной. — Они ждут нас, Тигр. Мы окажем им честь своим присутствием.
Я нахмурился и осторожно поднялся. Постепенно я разрывал последние связи с Югом. Сначала Разящий, разбитый в танце с Тероном, потом мои Южные шелка, которые я сменил на Северные меха, и наконец моя перевязь, ее я оставил в горе Чоса Деи. Частицы моего прошлого, разбросанные по дороге.
Я поднял меч — ни перевязи, ни ножен у меня не было — и вышел вслед за Дел из дома. В Дел не было ничего, совсем ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы Юг. Северная баска до костей, независимо оттого, жила она на Севере или Юге. Я менялся. Дел оставалась такой же.
Пора возвращаться домой, сказал я.
Но сказал про себя.
Горячая еда, огненный амнит и теплые пожелания окружающих словно сговорились сделать все, чтобы усыпить меня во время праздничного угощения. Вечерний воздух становился все холоднее и поверх новой шерстяной одежды я накинул две шкуры. Я сидел как меховой бугорок на третьей шкуре и время от времени умудрялся разодрать веки, пока Халвар услаждал слух собравшихся — на Высокогорном — рассказом о моих подвигах.
Вернее наших подвигах, участие Дел не осталось без внимания.
— Не засыпай, — зашипела она с соседней шкуры.
— Я пытаюсь. Аиды, баска… а чего ты ожидала? Разве ты не устала после всего, что случилось?
— Нет, — отрезала она, — я слишком молода для этого.
Я решил не отвечать на ее выпад, поскольку был слишком уверен, что она врет. Может конечно Дел еще не засыпала, но в том, что все у нее болело, я не сомневался. Это было заметно по ее скованным движениям, по неестественной позе.
— И сколько еще нам нужно здесь просидеть?
— Пока не закончится празднование, — Дел вполуха слушала Халвара и разговаривала со мной. — Мы поели и теперь Халвар пересказывает людям все, что услышал от нас. Когда он закончит, все споют песню освобождения, а потом все будут сидеть, вспоминать рассказ Халвара, восхищаться им и пить за твое здоровье, — она помолчала, внимательно рассматривая меня. — Но поскольку стоит на тебя раз взглянуть, и сразу становится ясно, что ты этого не вынесешь, может тебе разрешат уйти.
Я кивнул, подавляя зевок. Это отняло у меня весь остаток сил.
Халвар сказал что-то Дел, глядя на меня. Дел выслушала Главу и из вежливости перевела мне его слова — я уловил может одно слово из двадцати: песня.
Я кивнул.
— Пусть поют. Я слушаю.
Дел бросила на меня неодобрительный взгляд и быстро ответила. Глава усмехнулся, повернулся к жителям деревни, укутанным в теплые меха, и объявил что-то. И снова я увидел как люди побежали за музыкальными инструментами.
Я сидел — вежливая улыбка застыла на лице — и пытался изобразить полную заинтересованность песней. Мое собственное пение хотя и помогло покончить с Чоса Деи, не повлияло на мою нелюбовь к музыке. Музыку я по-прежнему считал шумом, хотя готов был признать, что в этом шуме была определенная система. Я думаю, любителям пение жителей Ясаа-Ден показалось бы приятным.
Дел-то не скрывала удовольствия. Она сидела, завернувшись в белые шкуры, глаза ее пристально смотрели в пространство, она совсем забылась в музыке. Может в грезах она вернулась в детство, где ее родня так же собиралась чтобы спеть. И я вдруг задумался, а пела ли Дел кому-нибудь кроме меча?
Когда песня закончилась, Халвар снова повернулся к нам и что-то сказал. На этот раз даже Дел растерялась.
— Что? — спросил я приподнимаясь.
— Сейчас придет святой, чтобы бросить кости Оракула.
— Старик любит азартные игры?
Дел отмахнулась.
— Нет… Он будет бросать кости так, как делали в древности, чтобы узнать будущее. Это теперь люди бросают их на деньги.
Я хотел выдать еще один комментарий, но появился святой. Он остановился перед нами, поклонился и сел на шкуру, аккуратно разложенную Халваром. Он был ОЧЕНЬ старым, чаще всего такими и бывают святые, чья жизнь наполнена чрезмерным количеством ритуалов. Я вспомнил шукара Салсет
— он тоже был чем-то вроде святого или колдуна — и задумался, похожи ли обычаи Севера на обычаи Юга.
Старик — седой, голубоглазый, дрожащий — видимо чего-то ждал. Какой-то юноша принес низкий треножник и осторожно поставил его перед стариком. На трех ножках лежала тарелка из полированного золота. Ободок, слегка выгибавшийся вверх, покрывали Северные руны.
Я прищурился.
— Ты кажется говорила, что в Ясаа-Ден не найдется и пары медных монет?
— Именно монет, — согласилась Дел. — Это подставка Оракула и блюдо. Они есть в каждой деревне… конечно если их не украли или не выменяли, — Дел пожала плечами. — Старые традиции приносятся в жертву, если от их гибели зависит выживание людей.
Из складок меховой одежды старик вытащил кожаный мешочек и осторожно развязал шнурок. Содержимое мешочка он высыпал на ладонь: пригоршню отполированных камней. Полупрозрачные, жемчужно-белые камешки раскатились по ладони, отливая зеленым, красным и голубым. Один камень был черным, но в глубине его светилось столько цветов, что я не смог в них разобраться.
Я нахмурился.
— Но ведь это не настоящие кости. Это камни. Кости Оракула должны быть из настоящих костей.
— Это кости земли, — сказала Дел. — Им придали форму и отполировали.
Я хмыкнул.
— Может быть, но с такими костями я еще дела не имел.
— Конечно, — согласилась Дел. — В отличие от тех, с которыми ты имел дело эти действуют.
Я открыл рот, чтобы запротестовать — вот еще, новости — но промолчал. Хотя я и не верил в предсказания, я точно знал, что Дел бросит мне в лицо, вздумай я сказать что-то грубое о старике и его
