слабые долго не живут.
— Нет, — громко сказал я, чтобы остаться сильным.
— Тигр, — Дел отложила в сторону меч. — Тебе никогда не приходило в голову, что Салсет могли соврать?
— Соврать? — я нахмурился. — Ты о чем?
Она села, скрестив ноги, и сцепила пальцы на коленях.
— Ты всю жизнь был совершенно уверен, что тебя бросили в пустыне умирать. Что тебя оставили мать, отец… так ты рассказывал.
— Мне так сказали.
— Кто тебе сказал? — спросила Дел.
Я нахмурился.
— Салсет. Ты сама все знаешь. О чем этот разговор?
— О лжи. Об обмане. О боли, которую причиняли специально, чтобы заставить мальчика- чужеземца страдать.
Что-то дернулось у меня в животе.
— Дел…
— КТО тебе это сказал, Тигр? Ведь не Сула, правильно?
— Нет, — быстро ответил я. — Сула никогда не поступала жестоко. Она была моим… — я замолчал.
— Да. Она была твоим спасением.
Я судорожно стиснул перевязь и выдавил:
— И что дальше? При чем здесь Сула?
— Когда ты узнал, что ты не Салсет?
Я этого не помнил.
— Я всегда знал об этом.
— Потому что тебе это сказали.
— Да.
— КТО сказал тебе? Кто сказал это первым? Кто внушил тебе это так, что ты не мог даже сомневаться?
— Дел…
— Взрослые?
— Нет, — я раздраженно мотнул головой. — Взрослые меня не замечали пока я не подрос так, что смог работать. Мне говорили об этом дети, всегда дети… — к горлу подступил комок и я не смог закончить. Слишком хорошо я помнил мучительные дни моего прошлого, ночные кошмары детства.
Я вспомнил и задумался. Могли ли они врать?
Я застыл. Все было так внезапно, странно, четко, как в танце, когда легкое движение выдает все намерения противника. Все мои чувства обострились. Я знал только кто я, где, кем я стал. И еще я знал, что очень больно было дышать.
Дел неподвижно сидела рядом со мной и ждала.
— Дети, — повторил я, чувствуя, что весь мой мир превращается в хаос.
— Дети часто поступают жестоко, — тихо сказала Дел.
— Они говорили… — я замолчал, не осмелившись произнести это вслух.
Дел подождала и закончила за меня:
— Они говорили, что ты не был нужен родителям и тебя оставили умирать в пустыне.
— Все так говорили, — рассеянно пробормотал я. — Начал один, потом подхватили остальные.
— И ты никогда не задавал вопросов.
Я больше не мог сидеть здесь. Я больше вообще не мог сидеть. Как я мог просто оставаться на месте… Я отложил в сторону перевязь, неуклюже поднялся, сделал несколько шагов, остановился и слепо уставился в темноту. И из последних сил обернулся, чтобы возразить.
— НЕКОМУ было задавать вопросы. Кого я мог спросить? Что я мог спросить? Я был чулой… Чулы не задают вопросов… Чулы вообще не разговаривают, потому что за любое слово их бьют.
— Там была Сула, — тихо напомнила Дел.
Что-то рвалось из меня. Гнев. Безумие. Боль, которую я никогда не чувствовал, потому что научился не замечать ее, а теперь воспоминания придали ей сил.
— Мне было пятнадцать, — я не знал, как объяснить, чтобы Дел все поняла, увидела, осознала, — пятнадцать лет, когда я познакомился с Сулой. К тому времени я уже боялся спрашивать. Мне было все равно, кто я…
— Это ложь, — быстро сказала Дел.
Оказывается отчаяние может резать как клинок.
— Аиды… баска, ты просто не понимаешь, — я запустил негнущиеся пальцы в волосы. — Ты просто не можешь понять.
— Не могу, — согласилась она.
Я повернулся к Дел и почувствовал, что мне больно смотреть на нее, больно думать о том, что она сказала. А еще больнее было признать ее возможную правоту.
— Зря ты это сделала, — выдавил я. — Не нужно было, баска. Лучше бы ты оставила эту историю в покое… лучше бы ты оставила МЕНЯ в покое… Ты понимаешь, что натворила?
— Нет.
— РАНЬШЕ я знал, кто я. Я знал всю историю своей жизни. Счастлив я от этого конечно не был — да и кто будет счастлив, понимая, что родители бросили его как ненужную вещь? — но по крайней мере я не мучился неизвестностью. Мне было что ненавидеть. Я не задумывался, правду мне сказали или соврали.
— Тигр…
— А ты все уничтожила, — крикнул я. — И у меня совсем ничего не осталось.
Несколько секунд Дел изумленно рассматривала меня, потом глубоко вздохнула.
— Разве ты не хочешь узнать правду? А если тебя не бросали?
— Ты спрашиваешь, хотел бы я узнать, что моих родителей убили борджуни? Или может быть сами Салсет? А потом забрали меня как трофей?
Дел вздрогнула.
— Я не это…
Я снова повернулся к ней спиной и уставился в темноту, пытаясь разобраться в себе. Дел все сломала, перемешала. Мне нужно было восстановить свой мир, найти новые правила игры.
Пришла моя очередь вздохнуть.
— И что мне теперь делать? Что мне делать, Дел? Дойти до песчаной болезни мучаясь, как же узнать правду?
— Нет, — хрипло ответила она. — Что это за жизнь?
Я повернулся к ней.
— Это твоя жизнь, — сказал я. — Ты наказываешь себя своей жизнью. Мне наказать себя моей?
Дел отпрянула, тяжело дыша.
— Я только хотела дать тебе хоть немного мира.
Весь гнев во мне вдруг пропал. С ним ушла горечь, оставив после себя пустоту.
— Я знаю, — прошептал я, — знаю. Может ты правильно поступила, баска. Я еще не разобрался.
— Тигр, — тихо сказала она, — мне жаль.
Луна осветила ее лицо. Мне было по-прежнему больно смотреть на нее.
— Ложись спать, — посоветовал я. — Я пойду проверю жеребца и тоже лягу.
Жеребец стоял всего в четырех шагах от нас. Он спокойно спал и прекрасно мог обойтись и без моего визита.
