это он не единожды видел на протяжении своей долгой карьеры. Гхийасцев надо ублажить, чтобы они осчастливили Арриго, который, в свою очередь, осчастливит этим герцога Коссимио и Верховного иллюстратора Меквеля… И всего этого не произойдет, если Арриго оскорбится ответной реакцией короля и откажется от невесты. Если то, что о нем болтают, — правда, он может отказаться в любом случае.
'Вот что ты делаешь для до'Веррада, Сарио!'
Дионисо мысленно вздохнул и начал осторожную беседу, которая продлится долгие часы, пока он будет писать портрет принцессы Черносливины.
Юноша и девушка стояли неподвижно, прислушиваясь. Дверь захлопнулась за их спинами. Лязгнул задвигаемый засов, щелкнул ключ в замке. Затем те же звуки повторились в следующей комнате. Они не касались друг друга и молча смотрели на большую кровать, дожидаясь, когда упадет последний засов и звук шагов стихнет в конце коридора.
— Ты знаешь, что надо делать? — первой заговорила девушка.
— Я знаю, что надо делать, — огрызнулся юноша. — В конце концов, ты у меня четвертая.
— Что ровно ничего не гарантирует, — заметила она, подходя к постели.
Над кроватью, в полукруглой нише, скрывалась икона, две свечи стояли по обе стороны от нее. Девушка потянулась к ним, чтобы зажечь, покуда последний луч заходящего солнца не погас за высокими окнами.
— Одна тебе, одна мне, — пробормотала она. — Пусть Мать и Сын смотрят на нас, как будто мы послушники в монастырской келье. Хотела бы я знать, одобряют ли они то, что видят.
— Для тебя это что-то значит?
— Даже если и значит, какая разница?
Она стала расшнуровьввать корсаж. Ее кожа матово поблескивала в полумраке и была слишком смуглой даже для Грихальва, выдавая большую, чем обычно, примесь тза'абской крови.
— Не скажу, что я именно так хотела провести четыре месяца своей жизни. Я выполню свой священный для всех Грихальва долг, но только попробуй сделать мне ребенка! — Отшвырнув корсет куда-то в угол, она добавила:
— И никаких странных штучек, понял?
Он расстегнул рубашку и аккуратно повесил ее на дверной крюк.
— Понял. Давай наконец покончим с этим.
— Какой энтузиазм!
Раздевшись до пояса, она швырнула блузу вслед за корсетом и распустила шнур, поддерживавший юбки на талии.
— Честность с первого слова — это прекрасно, особенно для людей, которых заперли вдвоем на ближайшие три ночи.
Комната напоминала монастырскую келью: кровать, умывальник, ни ковра, ни даже картины — и это здесь, в Палассо Грихальва! — только икона глядит со стены. Хорошо еще, что здесь прохладно, несмотря на необычно жаркую весну. Беленые стены в шесть футов толщиной открывались высокими восьмифутовыми окнами на север и на юг:
Слабый ветерок пошевелил шелковые сетки на окнах и слегка взъерошил волосы молодого человека, когда он выпрямился, сбросив штаны и сандалии.
— Тебе не о чем беспокоиться — от меня ты не забеременеешь. Я знаю, кто я такой.
— Какой умный мальчик — знает то, чего не знают даже Вьехос Фратос!
— Я не мальчик! — дерзко ответил он, снимая нижнюю рубашку.
— А вот это ты и должен доказать. Лично для меня сие пока не Очевидно.
Девушка произнесла эту фразу намеренно оскорбительным тоном. Но он в свои четырнадцать лет был уже достаточно взрослым, дабы понять, что ее гнев и горечь относились не к нему, и не обиделся.
Юбки упали к ее ногам. Она пинком отправила их вслед за блузой и корсетом и вытянулась на кровати, опираясь на локти. У нее оказалась прекрасная фигура: высокая грудь, тонкая талия, крутой изгиб бедер. Впрочем, большинство женщин в семье Грихальва выглядели не хуже. Она склонила набок голову на длинной шее, бывшей, бесспорно, предметом ее гордости, и спросила:
— Ты действительно так в себе уверен?
— Я знаю это всю жизнь.
— Ну, раз ты так говоришь, — пожав плечами, она легла на спину, — тогда вперед. Они просматривают простыни каждое утро. От тебя в твоем возрасте потребуется не меньше двух раз за ночь. Считается, что так лучше всего для женщины.
Когда звуки страсти стали проникать сквозь окна и отдаваться эхом в коридоре, он попытался умерить свой пыл.
Потом девушка встала, подошла к умывальнику, намочила полотенце и обтерла им тело.
— Да, ты не новичок, — заметила она. — Но тебе это как будто не нравится. Я все-таки не настолько страшная.
— По-моему, ты очень красивая.
Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на нее, и подпер голову рукой. Она хмыкнула.
— Один совет, амико. Иллюстраторы должны рисовать все — и прекрасное, и безобразное, так что учись льстить, особенно женщинам. Начни с того, чем женщина гордится. Попрактикуешься немного и научишься узнавать это с первого взгляда. Потом переходи к тому, что она считает своим недостатком. Если ты умен, то сразу поймешь, что это, — и уж тут можешь врать как сивый мерин.
Он ухмыльнулся, принимая вызов.
— У тебя красивая шея.
— Откуда ты…
— По тому, как ты ее держишь. А еще ты носишь маленькую золотую цепочку, чтобы подчеркнуть ее длину. — Он рассмеялся. — А что касается “недостатков”, то тут мне и врать не придется. Твои груди само совершенство.
— У тебя, видно, большой опыт по части грудей, — парировала она.
— У первой моей девушки они были как перезрелые дыни. А у последней их не было вовсе.
— Неплохо, — уступила она. — Но помни, сравнения опасны. Если ты не в курсе местных интриг, то легко можешь попасть впросак.
Прополоскав полотенце, она протянула его юноше.
— Возьми, очень приятная вещь в такую жару. Откуда-то донеслись крики — низкий мужской голос срывался на дискант.
— Не так, конечно, приятно, как это. Кансальвио отлично проводит время, узнаю его голос.
Он протер себе грудь и подмышки.
— Вот будет обидно, если именно он станет иллюстратором! В одном моем ногте больше таланта, чем у него.
— Матра Дольча! Ты и в этом уверен? Откуда ты знаешь так много?
— Сразу видно, что ты живешь не в Палассо.
— Нет, — нахмурилась она. — Мы с матерью и отчимом живем за городом. А при чем тут…
— Жила бы ты здесь, ты бы слышала, что обо мне говорят.
— Ах, как трудно быть гением! — насмешливо пропела она, широко раскрыв глаза.
Он вспыхнул, но не от стыда за свое высокомерие, а от раздражения. Она еще увидит, все они еще увидят, когда конфирматтио закончится и он станет одним из настоящих иллюстраторов — подлинным Грихальва.
Девушка бросила полотенце рядом с простыней на пол. Завтра слуги заберут все это и постирают. Она устроилась в подножье кровати и, обхватив руками колени, продолжала:
— Еще один совет. Думай о себе что хочешь — быть может, ты имеешь на это полное право, — но не показывай этого Фратос. Они очень ревностно относятся к таким вещам. Когда им попадается истинный талант, они одновременно трепещут и злятся.
— Это мне уже известно, — признался он. — Но ты-то откуда знаешь о таких вещах?
— У меня есть брат. На самом деле он мой сводный брат. Мы оба — дети конфирматтио. Маме
