уверены. Возможно, он прав и появление вестри — уловка, чтобы отвлечь внимание.
Хотя Йен в это не верил.
Впрочем, не имеет значения, во что он верит, мир не всегда согласен с ним, и важно не то, что ты думаешь, а что есть на самом деле.
Он слышал, как Карин кричит в трубку, но не мог разобрать слов из-за рева мотора. Не мог Йен также положить трубку на место и вести машину одновременно.
Это подождет.
Глава 3
Валин
Марта Шерв завершила утренний обход и как раз собиралась заняться работой, когда запищал ее пейджер.
Обход не занял много времени, поскольку всего одна из четырех кроватей была занята, и на той лежал старый Орфи Хансен — мирно похрапывал после того, как вчера выпил чересчур много пива в «Пообедай-за-полушку». Уж в больнице-то, не сомневался Ол Хонистед, Орфи не захлебнется в собственной блевотине.
Проследить за этим очень просто — всего-то надо убедиться, что он спит на животе, а голова рядом с краем кровати. Но Марта все же подключила Орфио к новому контрольно-измерительному прибору, который следил за частотой дыхания и сердцебиения — хотя и посомневавшись, будут ли электроды контачить с его волосатыми руками или придется выбрить кусочек. Боб извел немало денег на электронные игрушки, а эксплуатационные расходы были велики — Марта сама выписывала чеки, точнее, новый компьютер и программа делали это за нее, — так что надо попользоваться приборами, пока не истек срок гарантии.
В кабинете ждала бумажная работа — док всегда запаздывал с писаниной, а подпись Боба у нее и Донны получалась даже лучше, чем у него самого. Однако в последнее время она мало спала, особенно учитывая сдвиг смены, так что Марта обдумывала, не вздремнуть ли чуточку, но тут пейджер ожил и запищал. Марта давно успела возненавидеть этот звук.
Она бросилась вниз, доставая из упаковки дезинфицирующую салфетку и вытирая ею руки. Потом, не замедляя хода, надела хирургические перчатки.
Наверняка сейчас она бегает не так быстро, как тридцать лет назад, но ведь бегает же — а именно это важно. Если ты всю жизнь правильно питаешься, делаешь зарядку и выбираешь подходящих родителей, то долго сможешь двигаться быстро, даже если у тебя болит здесь и колет там.
Боб, с красными щеками и заиндевевшей бородой, не успев до конца снять верхнюю одежду, переложил с Донной и Йеном Сильверстейном маленького окровавленного человечка с носилок на стол для осмотра. Донна — уже в перчатках — воткнула здоровенную иголку в неимоверно толстую правую руку больного, а на стойке дожидались своего часа два мешочка «рингера».
Хорошие вены.
— Измерь давление, а затем запускай «рингер» в другую руку, — велел док.
— Венозное кровотечение на внутренней поверхности левого бедра, пациент без сознания, зрачки расширены, на свет не реагируют, — сказала Донна. В ее голосе слышалось волнение.
Марта быстро надела на руку манжету прибора для измерения давления и несколько раз нажала на резиновую грушу. Всегда хотелось сделать все побыстрее, но в таком случае нередко приходилось переделывать, а за тридцать лет Марта так и не привыкла к взгляду Боба, когда она что-нибудь переделывала.
Но где же это давление? Черт.
Стрелочка падала и падала. Девяносто, восемьдесят, семьдесят… только на сорока она услышала биение сердца.
— Верхнее — сорок, нижнее не прослушивается.
— Хорошо, — небрежно отозвался Боб, словно она сообщила, что готов обед. — Вторая упаковка «рингера». А потом, скажем, два пакета крови для начала.
В маленькой больнице не держали постоянно кровь всех групп, но каждую неделю док получал пинту крови от Осии Линкольна. Кровь относилась к группе 0 с отрицательным резусом, однако она была странная, как и сам донор, высокий темнокожий человек: она подходила всем реципиентам.
Универсальный донор не может быть универсальным реципиентом, кровь неминуемо будет вырабатывать антитела против чужих белков.
Но тело и кровь Осии, видимо, имели другие идеи на этот счет.
Марта разорвала упаковку с иголкой, протерла неимоверно толстое запястье, одновременно нащупывая вену. Похожая на шнур вена толщиной была примерно с ее мизинец, лежала под самой кожей.
Марта ткнула иголку в толстую кожу, но вместо того, чтобы плавно войти внутрь, игла, надавив на кожу, просто скользнула по запястью, прочертив тоненький белый след.
Черт, черт, черт. Всего две тупые иголки за последние десять лет, и обе в случае неотложной помощи. Ну почему бы тупой иголке не попасться, когда есть время?
Марта швырнула иголку на пол и вскрыла еще один пакетик как раз в тот момент, когда брошенная иголка звякнула об пол.
Вторая иголка тоже соскользнула с запястья.
— Нет, — сказала ей Донна с другого конца стола, покачав головой. — Дело не в иголке. Просто жми сильнее: надо как следует надавить, чтобы прорвать кожу.
Звучало глупо, но Донну сумасшедшей не назовешь. Слишком молодая, слишком порывистая, может быть, однако работу знает превосходно.
Так что Марта нажала на иголку.
Ощущение было такое, будто пытаешься проткнуть твердый пластик вилкой… В конце концов кожа поддалась, и Марта подсоединила к игле трубочку от упаковки «рингера», закрепив ее на стойке.
Донна уже наложила кислородную маску на нос и рот человечка. Раньше у Марты хватало дел с измерением давления и иголками, чтобы рассматривать его лицо; теперь…
Выглядел пациент странно. Лоб слишком низкий, как будто часть головы срезали наискось, а тяжелые надбровные дуги проходили на расстоянии пальца от волос. Покатая челюсть, толстые кости… Почему-то Марте казалось, что она уже видела где-то такое лицо.
Впрочем, об этом можно подумать и позже — сейчас пульс слабел, давление наверняка падало, а падать ему оставалось недалеко.
— Черт, — выругался док, — не нравится мне все это. Марта, два… нет, три кубика эпи, и где же чертова кровь, Донна?
— Я грею ее, черт побери, — откликнулась Донна, — и, черт побери, она будет, когда будет, ясно?
— В общем да.
Когда дела шли хуже некуда, док неизменно умудрялся расслабиться, словно если он будет спокоен, то вселенная поверит ему. Срабатывало не всегда, но Марта верила.
Она всегда верила Шерву, даже когда они детишками учились в школе — еще вчера и уже миллион лет назад.
Мало того: когда так долго живешь с другим человеком, работаешь с ним днем и лежишь рядом с ним ночью, слушая его дыхание, то забываешь, где кончаешься ты и начинается он. Лгать друг другу невозможно, это будет видно за сто миль, как неоновая реклама, но если один из вас верит во что-то, то веришь и ты, поскольку реальности ваши переплелись. Иногда это радует, иногда пугает.
Док бросил злобный взгляд на экран над головой:
— Боюсь, мы его теряем.
Он ногой подтащил поближе столик на колесиках и одновременно, не теряя ни мгновения,
