плечами и откинулся на спинку стула. — Mi casa su casa, — сказал он, взмахнув рукой.
Глава 8
Боль в груди.
Док Шерв остановил «себербен», и наст приятно захрустел под толстыми шинами. Через минуту из будки вышел Чак Халворсен с винтовкой на плече. Увидев, кто приехал, он вернулся на место.
— Приятно видеть, что все начеку, — саркастически заметил Шерв.
— Так он же не за машинами наблюдает, — покачал головой Йен.
— Тоже верно.
Йен потянулся было к ручке двери, но Шерв остановил его.
— Допей сначала кофе. — Он указал на походную чашку на подставке. Над чашкой вился парок. — Ты ведь не очень спешишь?
Йен проигнорировал вопрос, но кофе отхлебнул.
Дело было в том, что он не знал точно, спешит или нет. И это беспокоило его. Незнание вовсе не благодать, оно скорее проклятие — настолько от него не по себе.
— Религией Хардвуда можно назвать кофе, а не лютеранство, — заметил юноша.
Когда Шерв улыбался, становилось видно, что зубы у него удивительно белые, портил их лишь коричневый налет от табака.
— Точно. Ходишь ты в церковь или нет — твое дело, но если ты не пьешь кофе, люди сочтут тебя чудаком.
— Но я ведь чудак, а вы привыкаете помаленьку. — Йен сделал еще глоток горячей черной жидкости.
На заднем сиденье Валин допил свою чашку с громким хлюпаньем и, когда док Шерв протянул ему термос, налил еще одну. Валин немедленно, с первого глотка полюбил черный кофе.
Ребенком Йен старался почти не пить перед дорогой, чтобы не захотеть в туалет. Если в пути хочешь пить, это только твои проблемы, терпи. А за то, что во время поездки просишься в туалет сразу после отъезда или слишком часто, Бенджамин Сильверстейн устраивал трепку. Впрочем, дышать, кажется, тоже было в списке наказуемых проступков. А самое ужасное, что непонятно, чего же от него хотел отец… Остановившиеся часы дважды в день показывают правильное время. Только не узнаешь, когда именно.
Но сейчас это не важно. На Скрытом Пути ему не придется останавливаться, чтобы справить нужду, поесть и отдохнуть. Даже за пределами Скрытых Путей, если надо облегчить мочевой пузырь — когда тебя не преследуют, конечно, — стоит только расстегнуть ширинку. Хотя непривычно справлять нужду на открытом месте.
Йен допил кофе и еще раз мысленно проклял отца за то, что тот приучил его пытаться все просчитывать.
— Не думаю, что от моих слов что-то изменится, но я лучше все же скажу, — начал док. — Ты можешь задержаться еще на несколько дней, сам знаешь.
— Вы правда так думаете? — Йен выдавил улыбку. — И рисковать, что струшу?
Может, лицо Шерва и способно выразить больший скептицизм, но поднимись бровь хоть еще чуть-чуть, и кожа на лбу точно лопнула бы.
— Ты? — фыркнул Шерв, причем из ноздри дока вылетела сопля и шмякнулась ему на рукав. Кто угодно бы смутился, но док просто вытер ее бумажным платочком. — Конечно! — Он помолчал и добавил: — Главное, береги себя.
— Что говорит чтимый Йен Серебряный Камень? — донесся сзади голос Валина. — Он благодарит тебя за честь, которую ты ему оказал, проехавшись в стальном экипаже?
— Э-э-э… я еще не добрался до этого момента, — сказал Йен и понял, что Валин обращался к нему на берсмале, а сам он ответил по-английски, поэтому юноша повторил на сей раз на нужном языке: — Чтимый еще не изыскал такой возможности.
— Хотя их представилось немало, — скептически проворчал Валин.
Лицо Шерва выражало безмолвный вопрос, но Йену не хотелось на него отвечать.
— До встречи, док. Спасибо, что подбросили.
— Ага.
Стараясь не напрягать больное плечо, Йен вылез из машины и распахнул дверь перед Валином.
Снаружи было холодно, но парка в Тир-На-Ног не понадобится, поэтому Йен переоделся в кожаную куртку с бахромой, которую купил в Гранд-Форкс. Она могла послужить маскировкой на любом фоне, но носил Йен ее просто потому, что она удобная и нравилась ему.
Йен вынул ножны с «Покорителем великанов» из чехла и надел их через плечо, проделав потом то же самое с рюкзаком. Подошел к яме и бесцеремонно бросил рюкзак в темноту — укладывать вещи помогала ему Карин Торсен, и он не сомневался, что и от более сильного удара ничего не разобьется. Вслед за рюкзаками отправилась складная трость.
И наконец пришел черед Йена. Док Шерв и мальчики Хансены прикрепили к «себербену» крепкую веревку. Оберегая больное плечо, Йен взялся за веревку здоровой рукой, переступил через край и заскользил по веревке вниз. Зашвырнув все рюкзаки в туннель, он обернулся за тростью и увидел Валина, не вполне твердо стоящего на ногах.
Цверг выглядел очень забавно в джинсах и огромных ботинках, однако Йен не позволил себе даже улыбнуться. Валин бы обиделся.
Йен разложил трость и закрепил все соединительные кольца.
— Готов?
Валин непонимающе склонил голову набок. Йен сделал извиняющийся жест и переключился на берсмал:
— Готов ли твой дух к возвращению в Тир-На-Ног?
Цверг робко улыбнулся:
— Твой слуга спросил бы о том же у тебя, не будь то дерзостью.
Это раболепствование уже начинало утомлять.
— Тогда я попрошу тебя, — глаза цверга расширились от такого небрежного обращения с официальной речью, — сделать мне одолжение и не говорить со мной высокопарно, поскольку из-за древнего проклятия у меня случается геморрой при звуках подобной речи, а мне не хотелось бы, чтобы весь наш совместный путь кровь текла у меня по ногам и затекала в ботинки.
Он отвернулся, не дожидаясь ответа, и вошел в туннель…
…в Скрытый Путь.
Боль исчезла. По крайней мере на некоторый срок. Здесь плечо хоть и не излечится, но не будет напоминать о себе, и весь путь по туннелю, освещенному серым светом, не слишком ярким и не слишком тусклым одновременно, Йен не будет ничего чувствовать. Может, в голове его и роились дурные предчувствия, но то были чисто логические построения. Он не боялся и не был возбужден — равно как и не был полон храбрости или спокойствия. Он мог вечно стоять в этом сером ничто, не чувствуя боли в суставах от неподвижности, голода, да и мочевой пузырь не напомнит о себе. Не будет и скуки.
Но время снаружи будет идти.
Поэтому он сделал то, что собирался — продел палку через лямки рюкзаков и положил один конец себе на плечо, а Валин, двигавшийся уже без привычной Йену резкости, взял другой.
Они зашагали, не быстро и не медленно, просто переставляя ноги, все время окруженные серым светом, лившимся ниоткуда, который исчезал вдали, сливаясь с темнотой, но так и не становясь ею.
Йен пытался считать шаги, как он обычно делал, но бросил, досчитав до тысячи с небольшим. Он пытался не дышать, и ему надолго удавалось задержать дыхание — неизвестно, на сколько именно, — не испытывая боли в груди. А позже он обнаружил, что снова дышит, причем неизвестно, как давно.
