Но рана и в самом деле чудесно зажила. Кожа под швами была розовая, красноты от воспаления не осталось. Валин инстинктивно коснулся шрама, а затем убрал руку.
— Выглядит хорошо… Странно, что док Шерв не наложил перевязку.
— Наложил. Но я ее снял. — Цверг посмотрел на свои носки. — Под ней чесалось.
Под ней чесалось, видишь ли. Он снял повязку, потому что под ней чесалось.
Йену хотелось прочитать цвергу краткую лекцию на тему, что когда гребаный врач делает тебе гребаную перевязку, ты не снимаешь ее…
Но заживало же, и быстрее, чем представлялось возможным.
— Очень хорошо. Можешь одеваться.
Йен вновь сел на камень и открыл фляжку. Он наклонил ее, поднеся к губам, и хлебнул — просто чтобы понять, что там. Вместо виски — а Йен не отличил бы хорошее виски от плохого — там оказался шоколадно-апельсиновый ликер. Вкусно, но Йен не поддался искушению.
Он закрутил фляжку и кинул обратно Валину, который ловко поймал ее и убрал в рюкзак.
— Нет-нет, попробуй.
— Я?
— Нет, вестри рядом с тобой. — Йен смягчил саркастическое замечание улыбкой. — Конечно, ты. Какие-то проблемы?
— Да. — Цверг глядел с сомнением. — Так не делают.
— Вестри не пьют?
Кривая улыбка Валина обнаружила нехватку зуба.
— Некоторые пьют. Но нельзя пить из сосуда Чтимого.
— Не хочешь — не пей. — Йен указал на текущую далеко внизу серую Гильфи. — Когда мы дойдем до реки, я собираюсь из нее пить. Ты что, умрешь от жажды?
— Это другое дело.
Цверг бросил еще один взгляд на флягу, словно пытаясь понять, в чем же разница, а потом запихал ее поглубже, словно борясь с искушением.
— Как скажешь. — Йен встал и потянулся. — Ну что, пойдем?
— Да, Йен Серебряный Камень. Куда прикажешь.
Уже второй раз Валин говорит что-то в этом духе.
— Ты считаешь, что нам не стоит туда идти?
— Не твоему слуге тебе указывать, — ответил цверг, собирая вещи. Он снова переключился на формальный язык, что означало… что же это означало?
— А если я велю тебе выбирать путь?
— Тогда твой слуга скажет, что дорога через Харбардову Переправу добавит почти день пути. Если мы пойдем на север, то достигнем Деревни у Мерова Леса примерно через день, даже если сделаем по Вандескарду крюк на запад, чтобы не ночевать слишком близко к холму Боинн.
Йен на минутку совсем запутался, а потом понял, что они с друзьями шли по параллельной тропе.
— Холм Боинн, — указал он, — там, за тем отрогом. Четыре часа пути. Три, если мы поторопимся.
Красноватое лицо Валина побледнело.
— Ты ведь не думаешь ночевать там?
— Думаю, — улыбнулся Йен. Там действительно обитал дух, но у Йена были с ним хорошие отношения. — Я уже так делал, даже дважды. Пойдем.
— Я не стал бы ночевать на холме Боинн, Йен Серебряный Камень, — сказал Валин, не трогаясь с места.
— Не беспокойся. Нам будут рады. — Ну, по крайней мере ему, а заодно и его спутникам.
— Я не стал бы ночевать на холме Боинн, Йен Серебряный Камень. Пожалуйста, не приказывай мне. Там обитают кошмары, и сама мысль об этом пугает так сильно, что я боюсь намочить штаны.
Йен бы поспорил, но время шло, и его немало раздражало, как ловко маленький цверг лавирует между низкопоклонством и упрямством. Неплохо было бы ему определиться.
— Ладно, ты можешь спать в лесу неподалеку. Я проведу ночь на холме.
— Как пожелаешь, — промолвил Валин, не то кланяясь, не то просто кивая.
Они достигли подножия холма Боинн на закате. Дорога обходила его с запада, словно боялась так же, как Валин.
— Йен Серебряный Камень, — сказал цверг, нервно поглядывая на склон, — здесь недалеко есть древнее захоронение. Там мы прекрасно проведем ночь, защищенные от дождя и ветра, окруженные лишь добрыми пожеланиями давно умерших вестри.
— Хорошая идея, — кивнул Йен. — Встретимся там утром.
— Но…
— Ты можешь пометить дорогу, чтобы я нашел тебя без труда?
Цверг посмотрел на него со странной смесью страха и чего-то еще. Чего именно, Йен не мог понять. Ну и ладно. Если все разложить по полочкам, получатся просто полочки, заваленные барахлом. Если все понять, то получишь только знания, а иногда они совсем не нужны.
— Конечно, Йен Серебряный Камень. Слушаю и повинуюсь.
Если в словах цверга и скрывался некий сарказм, то ни в голосе, и ни в выражении лица его не ощущалось.
Обычно подниматься на холм нелегко: трава цепляется за лодыжки, камешки выскальзывают из- под ботинок, корни и лозы ждут в траве, чтобы подловить… И ничего с этим не поделаешь.
Сейчас все было по-другому, будто холм приветствовал каждый шаг.
Что, учитывая обстоятельства, представлялось вполне возможным.
Вершина холма изменилась со времени последнего посещения. Четыре древних каменных столба были на месте, но либо они передвинулись, либо Йену только казалось, что они стоят на одной линии.
Теперь они дугой огибали огромный, раскидистый дуб, который Йен видел раньше, но только во сне.
Во сне…
Он бросил рюкзак на мягкую траву и подошел к старому, ветвистому дереву, почти ожидая, что оно исчезнет при прикосновении. Но грубая кора оказалась твердой и вполне реальной, а золотистые листья на нижней ветви — прохладными и гладкими.
— Боинн? — позвал он.
Ответа не было. Только ветер шуршал листьями над головой.
Йен улыбнулся. Это его дерево. Он сам посадил желудь и полил собственной мочой несколько месяцев назад,
Его окатила ледяная волна страха. Дереву требуется не одна дюжина лет, чтобы так вырасти. Неужели в Тир-На-Ног прошло столько времени, что желудь превратился в дуб?
Это же значит, что Марта и Ивар дель Хивал, да и все люди этой земли, кого он знал, либо умерли, либо состарились. Фрейя-то все та же — что хорошо — и Харбард тоже — что не столь прекрасно — но…
Вот дерьмо. Теперь он знает, как чувствовал себя Рип ван Винкль. Или Питер Пэн.
Йен задел что-то носком башмака. Он посмотрел вниз и опустился на одно колено.
Из мягкой земли торчал кусок коричневого пластика, похожий на тюбик из-под арахисового масла, вроде того, что лежал у него в рюкзаке. Юноша нагнулся и с легкостью вытащил его из земли. Это был действительно тюбик из-под арахисового масла. Можно даже прочесть черные буквы на темно-коричневом пластике.
В прошлый раз они закопали мусор, но хотя пластик не разлагается, после долгих лет под землей он все равно потерял бы вид.
Йен внезапно понял, что затаил дыхание, и теперь выдохнул с облегчением. Все хорошо — вовсе
