очки, он стал бы чемпионом. Женщины так загадочны и трепливы. Он понятия не имел, что говорить женщине, если б когда-нибудь выпала такая возможность. Танцы шли себе и шли, и он бывал почти на всех. Находил самый тёмный угол спортзала и смотрел на женщин, прислонившись к стене. Как-то раз увидел девушку, которая вела себя так же. Он рассмотрел её: достаточно хорошенькая. Через несколько вечеров она перехватила его взгляд. В конце концов, и сама на него посмотрела. Он глянул на неё снова, и она ему помахала. Он содрогнулся всем телом. Он знал, что ему следует делать, и в то же время понимал, что не в состоянии пересечь к ней зал и сказать «привет». Он был так робок, что едва мог отвечать на перекличке в классе. Он смотрел в пол, пытаясь выглядеть беззаботным, даже скучающим. Когда он снова поднял голову, она оказалась прямо перед ним. У него забилось сердце. Он подумал, что может задохнуться. Она представилась. Он тоже ухитрился произнести своё имя. Оба согласились, что все эти танцы дурацкие и они оба пришли сюда, чтобы посмотреть, до чего глупыми могут быть их друзья, и как глупо танцевать, и т. д. Они тоже решили попробовать в шутку. Ну, типа: «Съешь фунт сала, но только в шутку, конечно».
Они отправились для этого в тёмный угол спортзала. Играл какой-то медляк, что-то из «Three Dog Night». Певец перекрикивал музыку.
– Только глянь! Все мальчишки у одной стены, все девочки – у другой. Почему бы всем не быть, как те двое в углу?
Ужин у него в животе взбунтовался. Они отпрянули друг от друга. Она убежала. Он никогда её больше не видел.
№ 83: Я собирался застрелить её в гостиной. Я знал. Я представлял себе всё это. С утра пораньше я уже был на месте и собирал оставшиеся пожитки. Я чувствовал себя идиотом, когда подбирал свою рубашку и запихивал её в пластиковый пакет, а она в тот момент наблюдала за мной, как мамаша. Она явно не хотела, чтобы я уходил. Совершенно. Пусть надеются, потом легче будет им мстить. Если тебя простили один раз, будут прощать и дальше. Ты можешь сделать им любую гадость, какую захочешь. Эта женщина разозлила меня. Я думал, что я выше влюблённости. Я всегда был игрок, мозгоеб. Я нефигово в этом преуспел. Можно по-настоящему гордиться тем, как сильно я умею доводить этих тупых сук. Мне нравится, когда они плачут. В то утро плакать пришёл мой черёд. Я спросил, как она может так выставлять меня из дома. Думал, посею вину в её крошечный умишко, а потом смогу протащить по горячим угольям. Наверное, получится. Она старалась оставаться сильной.
– Почему ты не можешь повзрослеть и быть мужчиной Один раз в жизни? Прекрати истерику.
Я чувствовал напряжение во всём теле. Я хотел сломать ей шею прямо там, но это было бы слишком легко. В этой жизни я стараюсь контролировать каждую минуту. Под её влиянием я почти утратил это свойство. Готов признаться – я любил её.
Через несколько часов я снова шёл к ней домой, неся в кармане брюк пистолет. Я подошёл к её двери и постучал. Она не отперла, а только приоткрыла щель почтового ящика и сообщила, что она занята и позвонит мне потом. Так занята, что не может открыть дверь? Что за херня замышляется За этой дверью? Я сказал, чтобы она открыла, я хочу кое-что Дать ей. Она сказала, чтобы я просунул это в почтовый ящик. Хорошо, ответил я. Я открыл щель и посмотрел в неё. Она стояла прямо напротив меня. Я выстрелил три раза. Попал ей в живот, по крайней мере, дважды. Повернулся и ушёл. Побрёл обратно по её улице в сторону бульвара Сансет. Я ничего не чувствовал. Я миновал жилой комплекс. Около небольшого пруда, прямо за забором, стоял человек. Я остановился и уставился на него. Я не знал, почему. В конце концов, он улыбнулся и сказал:
– Привет, меня зовут Пол.
Я вынул пистолет из брюк и выстрелил ему в живот. Он упал на траву. Я пошёл дальше. Я не бежал. Я не знал, почему. Не помню, чтобы я что-то чувствовал. Я пошёл домой, приготовил какой-то ужин, послушал какие-то пластинки и заснул. На следующий день мне нужно было идти на работу. Это было полгода назад.
№ 92: Он стоял у неё за спиной почти час. Она едва шевелилась. Будто телевидение имело над ней какую-то магическую власть. Он смотрел на затылок её седеющей головы – она тихонько тряслась под записанный хохот публики. То был конец времени. Конец всякой борьбы и всякого страдания. Он больше не будет лежать по ночам без сна, думая о работе и деньгах.
Цифры! Сколько сотен часов он потратил, думая о деньгах и маленьких цифирках в маленьких рядах, таких аккуратненьких и хорошеньких? Цифры – это ещё не всё! Какое откровение, когда игра зашла так далеко. Да и что такое реальная жизнь? Жил ли он когда-нибудь по-настоящему? Был ли у него момент, когда он не боялся что-нибудь потерять? Растратил ли он свою жизнь понапрасну? Он думал о морщинах на своём лице. Шестьдесят четыре года – это старость? Слишком поздно, чтобы начать всё сначала. Он разглядывал всех женщин на улице и знал, что слишком поздно даже думать о том, чтобы что-то предпринять. Она снова посмотрел на её затылок. Громко позвал её по имени.
– Эллен. Она слегка подскочила и обернулась как раз в тот момент, когда он выстрелил себе в рот. То был конец времени.
№ 99: Сейчас ты нашла записку и моё тело. В конверте вместе с письмом – деньги, три сотни долларов, возьми их, пожалуйста. Это покроет расходы на очистку комнаты от того-бардака, который я здесь устроил. Наверно, есть какая-нибудь компания, которая специализируется на очистке ковров и стен от мозгов и пороха. Полистай «жёлтые страницы». На моём счёту должно было остаться немного денег; пожалуйста, возьми их, чтобы избавиться от тела. Если что-нибудь останется, пожалуйста, оплати счета, которые придут в ближайшие недели.
Я знаю, о чём ты думаешь. Если он мёртв, то на кой чёрт ему теперь думать об оплате счётов? Но я думаю. И ещё я мог бы нести ответственность за всё это.
Видела бы ты, как я напрягал мозги (ха ха!), пытаясь найти способ убить себя и одновременно избавиться от тела. Не хотел бы я созерцать такую сцену. Прости, я пытался сделать что-нибудь немножко более стильное и элегантное, но в тот момент с мозгом у меня было не всё в порядке. И теперь это по всей комнате, ха ха.
Наверное, ты хочешь знать, зачем я это сделал. Я не смог найти ничего значимого для себя. Деньги, женщины, секс, любовь, известность, друзья – ничто не могло удержать меня. Всё это куча кала. Всё равно так много нужно лгать, чтобы как-то получить хоть что-нибудь. Когда ты в последний раз ходил на свидание с девушкой и не лгал каждые пять кинут? Правда, я действительно устал врать. А если говоришь слишком много правды, обанкротишься! На работе я чувствовал себя ёбаным роботом. Во-первых, невероятно, что я вообще так надолго с этим завис. Можно ли придумать способ убивать время глупее, чёрт возьми? Вставать, одеваться и идти туда, чтобы какой-то мудак тобой командовал. Возвращаться домой и готовиться к тому же самому на следующий день? Ну уж нет. Больше никогда. Посмотри на всех наших друзей – если их ещё можно так назвать. Они не скулят, лишь когда находят новый способ выебать кого- нибудь. В противном случае они – та же самая предсказуемая злобненькая кучка, как и всё остальные. Я не хочу на тебя наезжать, но я чувствовал себя хомяком в клетке. Бегал за жратвой, крутился в колесе каждый день. То было унижение, которого я больше не мог выносить. Всё, что я считал «хорошим», – хорошая пытка, вот что это было. Хороший садомазохизм. Больше ничего. Жизнь – медленное движение к смерти. Это длится годами. Яд в тебя вливают так медленно, что даже распробовать не успеваешь. Поэтому слушай, не парься по этому поводу, а? Я там, где должен был быть. Всё к этому шло. Я много лет назад знал, что всё к этому идёт. Просто вопрос времени, пока я не набрался смелости отказаться от яда. Мне бы не хотелось, чтоб ты чувствовала себя обязанной это делать. Если ты можешь участвовать в этом гнусном шествии жизни, тебе и карты в руки. Опять-таки, извини за грязь.
4 марта 1989 г. Вена, Австрия. 7:59: Редко складывается так удачно, как сейчас. Я в ресторане этого старого отеля. Серый свет австрийского утра бросает мягкий отблеск на пустые столы вокруг. Напротив места, где я сижу, – длинный стол с едой: яйца, сыр, хлеб, булочки, масло, джем, молоко, апельсиновый сок,
