Потому что ты не лгал Я восхищаюсь этой правдой Ты будешь вдохновлять меня всю оставшуюся жизнь Теперь я вижу, что её, быть может, осталось не так уж много Этот говнюк уничтожил тебя быстрее Чем можно выключить свет Когда я смотрел на тебя – ты лежал на тележке С дыркой от пули в виске Залепленной воском гробовщика На пороховые ожоги у тебя на лице Как храбро с твоей стороны быть таким мёртвым Быть тем, чего мы боимся больше всего И вот ты отколол этот номер, такой пустяк И даже слегка ухмыляешься Но ты весь холодный и пахнешь формальдегидом Так трудно было уйти из комнаты, где ты лежал С третьего раза, кажется, получилось Я всё время возвращался сказать тебе что-то ещё Казалось, всё мало Никогда не будет достаточно Прошу, приснись мне поскорей Мне так тебя не хватает Мой дорогой друг …
До 1992 года осталась пара часов Я остановился у кого-то дома Мне почти 31 Все мои вещи – на складе Я один и собираюсь оставаться им дальше Взывать к более нежной натуре женщин – Сплошная трата времени Как смешно Мерзейшие проклятые людишки в моей жизни Я одинок в целом мире, и ничто этого не изменит Моё одиночество жжёт меня изнутри Ну и пускай, потому что Я один из никого Никогда мой путь не был мне так ясен Смерть вырвала почти все слова из моей речи Слова – болезнь Действие – лекарство от неё Смерть шла со мной весь год Говорила со мной в ночи Я отвечал ей бессонницей Мои глаза жёстко блестят от паранойи Я мешаю хохот с яростью Действенность с отчуждением Красоту с неистовством Восходящее солнце – мой немой боевой клич Изнеможение – моя победа Смерть – моя мера себя Я не признаю ни ровни, ни союзника Я понимаю: Смерть – мой повелитель И определение абсолютной власти Мой путь ясен и лежит передо мной Ветер свистит в ушах Я мечтаю о пустых просторах пустыни И иду дальше Теперь гляди, как подыхает
В конце декабря 1991 года моего близкого друга Джо Коула застрелили два грабителя, напавшие на нас прямо на крыльце моего дома в Венеции, штат Калифорния. Как и всегда, оставалось совсем немного до начала долгих гастролей. Через несколько недель после того, как это случилось, я начал серию живых концертов, в которую вошло больше 160 выступлений до конца ноября 1992 года. Я взял свою утрату с собой в дорогу и постарался справиться с ней. Горе, изнеможение, шок, рок и ролл.
17 января 1992 г. Сидней, Австралия: Пять утра по лос-анджелесскому времени, когда я выхожу на сцену. Болят глаза, тошнит. Все мои мысли об умершем друге. Он будет ждать меня в номере, если я переживу этот концерт. Публика вопит, а от ковра воняет пивом. Сегодня утром были интервью и жара. Крошечная комнатка в отёле и одиночество. Вот что я знаю. Вот всё, что есть.
19 января. Мельбурн, Австралия: Я встал здесь и сказал им то, что считаю правдой. Если я думаю об этом слишком много, мне хочется завопить и убежать. Я выбрасываю себя, как мусор, в городах по всему миру. Городам нет дела. Они даже не замечают, живёшь ты здесь, уезжаешь отсюда, или подыхаешь здесь. Им действительно всё равно – совершенно всё равно. Не позволяй миру разбивать тебе сердце столько раз.
21 января. Аделаида, Австралия: в прошлый раз мы с группой пропустили этот город, поскольку началась какая-то херня. Мы играли Джеймса Брауна и «Parliament», и народ из толпы просил нас не играть «эту музыку ниггеров». Великолепно. Интересно, какой концерт выйдет сегодня вечером. Я сижу в провонявшем инсектицидами номере и смотрю передачу о человеке, который выкапывает в Венгрии своих родителей. Их казнили. В номере холодно, а на улице дождь. Последние несколько дней было трудно. Интересно, у меня всю оставшуюся жизнь будет так? Последний месяц был невероятен. Как гулять во сне. Позднее: я снова в ящике. Концерт, правда, прошёл поистине клево. Народу пришло больше, чем когда мы
