Я скоро отдам концы. „Эйджент Орандж“ глубоко проник в мои лёгкие, но мне по хуй. Вы морпех?» Я покачал головой. «Не важно, на хуй. Вот». Он протянул мне листок бумаги и воинскую медаль. Я посмотрел на медаль – то было «Пурпурное Сердце». Он взглянул на неё и улыбнулся. Потряс головой, снова сказал «на хуй», поднялся и быстро, без оглядки вышел из ресторанчика. Я прочёл то, что было на бумажке. Синей шариковой ручкой, не особо разборчиво.
Это может оказаться для вас утешением… Вы всегда будете один. Переполненные комнаты, оживлённые улицы, неважно. Ваше уединение будет с вами повсюду. Круглый год вы будете просыпаться по утрам один и ложиться спать один. Пройдут годы, и вы увидите, как ваше тело медленно подвергается разрушительному действию времени. Конечно, на вашем пути периодически будут встречаться женщины.
Будьте уверены, все эти связи останутся кратковременными. Если вы сразу же не отвлечётесь и не станете отчуждённым, достаточно скоро вы обнаружите, что полны презрения, реального или воображаемого. Вы слишком много видели. Вы знаете не то. Опыт – проклятье в красивой одежде. У высшей власти есть цена. И цена эта – безмолвие истины. Призраки не уходят, отзвуки не умирают. Они знают вас лучше, чем кто-либо живой. Пока вы не прекратите бороться с реальностью своей жизни, вы будете ночи напролёт искать того, кто мог бы разделить с вами одиночество. Вы не встретите равного себе, потому что у вас его нет. Вам только ещё раз напомнят о вашем недовольстве, а отсюда – ваша опустошённость и презрение в близком общении с другими. Вы уникально ущербны. Именно шрамы не отпускают вас от того, что вы знаете, от того, что вы есть. Чем скорее вы научитесь принимать свою судьбу, тем лучше. Время проходит легче, если прекратите изводить себя. Я знаю, каково это временами, поверьте, никто не понимает этого так, как мне подобные – проклятые и знающие о своём проклятье. А в моём обществе утешения вы не найдёте, поскольку роднит нас Бездна, в которую навсегда забросила нас жизнь. И вы знаете, что там вы будете всегда брести один. Это болезнь жизни. Это шутка, что жизнь разыгрывает с нами. Загляните поглубже, и пожалеете навсегда. Я знаю, что вы знаете всю эту дрянь. Я тяну этого засранца с собой на дно. На хуй!
Подписи не было. Доев, я оставил записку и медаль на столе. Мне по фиг. Я не видел больше этого человека. Я научился забывать. Я забываю всё так же быстро, как узнаю, и в каждый миг времени я на самом деле знаю не особо много. Нет ничего и никого, что я хотел бы знать. Я не обдумываю великие загадки жизни. Не думаю, что они вообще есть, а если есть, так что ж. Я не думаю, когда мне предстоит умереть. Я не читаю книг, не смотрю телевизор, не хожу в кино. Я только работаю, гуляю и сижу. Я не чувствую той ненависти к людям, как прежде. Не помню, когда перестал. Я не помню, когда я перестал чем-либо гордиться или ощущать превосходство над другими. Я никому не говорил, что люблю их, кроме своих родителей, а сказал я им тогда лишь потому, что они мне так сказали, и я решил, что фразу бы неплохо повторить. Я ничего не чувствовал, когда говорил это. Любовь никогда не казалась мне необходимостью. Я просто двигаюсь, живу дальше. Наблюдаю смену времён года, прохожу мили, переживаю время.
Не искалеченный – недееспособный. Во сне я умер и вернулся в виде кирпича. Да, кипича. Кирпич, в который я воплотился, заложен в стену, построенную в 1951 году. Открытой стороной кирпич обращён к окну женщины, которую я люблю, но она бросила меня несколько лет назад. День за днём я смотрю в её комнату, смотрю в её жизнь. Вижу, как она приходит и уходит. Вижу её с разными мужчинами. Я не могу окликнуть её, не могу пошевелиться. Я вмурован в цемент. Я могу только молчаливо и неподвижно смотреть. Я вижу её одну. Вижу, как она плачет, обхватив голову руками. Я вынужден смотреть неотступно. Иногда она выглядывает из окна и смотрит прямо на меня. Мучительно смотреть ей прямо в глаза и знать, что она меня не видит, она видит только стену. Временами она исчезает на несколько недель, и я гадаю, где она. С кем она. Я жду. Все остальные кирпичи – просто кирпичи, они не умеют разговаривать, они вообще ничего не делают. И лишь из собственного недовольства я полагаю, что я жив. У меня нет рук и ног. Я не чувствую ни жары, ни холода. Я никогда не сплю. Не испытываю голода или жажды. Моё лицо – небольшой прямоугольник гладкой красной глины, безымянный. Иногда я думаю, что я человек, которому просто снится, что он кирпич, но дни идут, и я убеждаюсь, что я и в самом деле кирпич, вделанный в большую стену. А однажды она уезжает. Дни складываются в месяцы, и вскоре со дня её отъезда пролетает год. Всё это время я лишь думаю, изобретаю всякие способы её возвращения – на мой взгляд, потенциально возможные. Проходит пять лет. Мой ум начинает помрачаться. Я смотрю на белок и птиц на дереве слева от себя. Вижу, как въезжают и выезжают семьи. Вижу несколько дорожных происшествий и одно ограбление. Вижу, как желтеют и падают с деревьев листья. Но по ночам, когда всё стихает, я думаю о ней. Она где-то. Я здесь. Всегда здесь. Не жду, я просто здесь. Прошу вас, не дайте моей жизни пройти мучительно и нетронуто. Прошу вас, помогите мне избежать трагедии самого себя. Я представляю своё лицо: искажённое агонией, с безумными глазами, застывшим в безмолвном крике ртом. Навсегда неспособный сказать правду. Навсегда пойманный в ловушку, заключённый в твёрдой чёрной вечности. Замурованный, немой, такой же, как сотни других, симметрично уложенных вокруг меня.
Барабаны, из человеческой кожи, натянутой на рёбра, по ним бьют отрубленными руками. Бьют всю ночь, отдавая дань всеистребляющему, всепоглощающему голоду любви. Танцоры вопят, когда плоть сползает с костей. Они бросаются вперёд, умоляя о вымирании. Я чувствую, как кровь покидает моё тело. Я лежу на тротуаре, и вокруг моего туловища быстро растекается лужа. Я слышу гул трассы и вижу, как надо мной склоняются люди. Они говорят обо мне, но никто не говорит со мной. Мне холодно и одиноко. Минуту назад я шёл. Услышал выстрелы, и что-то бросило меня на землю. Я умираю? Да, я умираю. Я чувствую, как жизнь покидает меня. Странно, что посреди всего этого гомона и суеты мой разум ясен, а мои мысли спокойны и рациональны. Я могу думать только о тебе. Обо всём, чего я тебе не сказал, о том, как много ты для меня значишь. Я не знаю, почему эти мысли приходят ко мне так ясно только сейчас. Грустно, что ты никогда не узнаешь об этих моих мыслях. О том, что я чувствую, вдыхая запахи автомобильных выхлопов и крови. Мне только что пришло в голову, что я вдыхаю запах собственной крови. Конечно, ты рано или поздно узнаешь о моей смерти, но не об этих мгновеньях. Должен сказать тебе, я всегда боялся исступления, с которым тебя любил. Оно сокрушало меня. Я думал, что оно – за пределами понимания, а потому и молчал. Мне казалось, его сила затмевает меня, – настолько, что боялся его и боялся тебя. Такой сильной и чистой была эта страсть, что она выходила наружу чистым ядом. Я знаю: ты всегда будешь думать, что я тебя ненавидел. Если бы ты знала, как ошибалась. Я помню, как от одного взгляда на тебя я впадал в такую слепую и раскалённую ярость, что я раздирал себя до крови, бил себя по лицу и плакал. Я помню, как видел тебя в последний раз – несколько месяцев назад. Ты была так добра, а я – мрачен и угрюм. Только так я мог сдержаться. Роза, стиснутая в кулаке. Если б я не ушёл сразу же, лишь кратко тебе ответив, я оказался бы у твоих ног и молил бы о соизволении остаться с тобой рядом навсегда. Только здесь мне всегда хотелось быть. Для меня ты больше чем женщина. Ты создание красоты, существо высшего порядка. Я умру, зная, что никто никогда не будет любить тебя так, как я любил тебя все эти годы. Сейчас я попытаюсь произнести твоё имя в своём последнем вздохе.
Я человек с летающей тарелки. Я из другого мира, я в ловушке вашего, пока не прилетят меня освободить. Приземлится тарелка, Джими Хендрикс и Джон Колтрейн откроют люк и велят мне лезть внутрь, пока никто не взорвал корабль. Я только спрошу, почему их не было так долго. И через несколько секунд нас здесь уже не будет. Я тихо сижу в номере отеля. На двери три замка. Никто не знает, что я здесь, кроме дамы за стойкой, но ей всё равно. В окне пролетают машины, и никто не кричит моё имя. По коридору мимо моей двери проходят люди, но никто не стучится. Город сверкает и переливается огнями за моим окном. В такие минуты жизнь почти сносна. Никаких телефонных звонков, никакой необходимости выносить чьё-то общество. Я могу думать о своём. Какое-то время уворачиваться от их камней и стрел. От людей мне становится грустно и хочется одиночества. Мне лучше бродить одному. Мне нравится есть в одиночестве. Кино лучше смотреть одному. Одному безопаснее, поскольку привлекаешь меньше внимания, а когда ты один, посторонним труднее тебя понять. Кроме того, нужно думать только о себе, и не обязательно беспокоиться, как люди рядом будут справляться с неприятными ситуациями. Я лучше буду один и в меньшинстве, чем со слабаком под боком. Музыка звучит лучше, когда её слушаешь один. Книги лучше читать, когда сидишь один в комнате. Здорово бывает любоваться живописью, но только если не слышать, как кто-то дышит у тебя за спиной. Люди портят почти всё. Когда рядом люди, мне кажется, что у меня ничего нет и я урод. А сам по себе я не чувствую себя так и вполовину. Я устал быть уязвимым идиотом, постоянно объясняющим, что у него на уме. Я устал унижать себя снова и снова. Только дурак
