стрелой пролетела мимо и скрылась за углом.
— Конь в малине! — потрясение воскликнула Инга. — Он что, с ума сошел!
— Вряд ли, — сказал я. — Наверное, все-таки проснулась совесть.
Моя совесть молчала. Поскольку в гейтсе присутствовал режим «Синдром суицида», значит, Борис Соломонович Кунявский хотя бы раз использовал его в практике. Из ничего не будет ничего… Какой мерой ты меришь, такой и тебе отмерится… Око за око, зуб за зуб…
Я, правда, ждал, что он выбросится из окна собственной квартиры, и вовлечение в это дело постороннего человека стало для меня неприятной неожиданностью. Но тот удрал с места происшествия. И этим изрядно облегчил груз, который я возложил себе на душу…
Глава 51
Когда Инга, простонав: «Хватит, миленький!», распласталась в изнеможении рядом, я спросил:
— Ты знала, что со мной сделали?
— Нет, — пробормотала она. — Мне показали твой портрет и приказали забрать у Кунявского и отвезти в «Прибалтийскую». Там на имя Максима Метальникова уже был заказан номер. Ты был не то чтобы без сознания, но абсолютно послушный. Держался за меня, как ребенок за мамину юбку. Когда мы вошли в номер, там уже были два каких-то типа. Я их больше никогда не видела. Меня даже на порог не пустили. Велели прийти утром, к девяти. Ты должен будешь спуститься в холл. Сказали, утром будешь как огурчик, но я должна поинтересоваться твоей биографией. Биографию я нашла потом в своем домашнем гейтсе.
— У Кунявского ты забирала меня по приказу Раскатова?
— Да.
— И ты не встречала меня в Пулкове, одетая в осиновое платье?
Вопрос был теперь абсолютно глуп, но я не смог не задать его. Будто апельсиновое платье связывало меня с чем-то давно забытым, но безопасным…
— Нет. Я должна была накормить тебя завтраком и привезти в офис, на встречу с Раскатовым. Я ничего о тебе не знала.
Я вздохнул. Подумаешь, Пулково!.. Уж коли человека можно заставить шагнуть под колеса автомобиля, так много ли трудов надо, чтобы вложить в его память то, чего не было?..
— Ты мне веришь, Максима?
— Верю ли я тебе? — Я взял с тумбочки сигареты и закурил. Похоже, время для главных вопросов все еще не наступило. Иначе опять не миновать металлической решетки. — Верю, малышка.
— Прикури мне тоже.
Я отдал ей сигарету и взял из пачки новую. Мы находились в номере одного из заведений, предоставляющих совместную постель парам, которым некуда деться. Здесь не требовали документов, и я зарегистрировался как Иван Петров, а Инга — как Марья Петрова.
Тип, содравший с нас двадцатку и выдавший ключ, даже не хмыкнул: в предыдущей строке журнала красовались фамилии Сидорова и Сидоровой. А перед ними записалась чета Ивановых. Фантазия сгорающих от нетерпения любовников была еще та!..
Инга глубоко затянулась и повернулась ко мне спиной.
Белые полоски незагоревшей кожи, перечеркивающие ее ягодицы, казались крыльями неведомой птицы, улетающей в заокеанские дали, где я никогда не был и, видимо, не буду.
— Наверное, америкен бой, это произошло между нами в последний раз.
— Почему? — спросил я.
— Потому что, став самим собой, ты меня разлюбишь. У тебя наверняка есть другая…
Я покривился: ну почему женские мысли так однообразны? Почему одни и те же вопросы возникают снова и снова?..
— Ошибаешься, малышка! Никогда я тебя не разлюблю!
Я не врал: тот, кто вернется в мое тело, будет уже не «я». Однако говорить об этом не стал. Я просто повернул ее лицом к себе. Отобрал сигарету. Закинул Инге руки за голову. И доказал, что она ошиблась. По крайней мере, в отношении словосочетания «в последний раз»!..
Глава 52
Утром я решил, что время для тех вопросов, которые я не мог задать тридцать с лишним часов назад и. минувшей ночью, все-таки пришло. Инга начала одеваться, когда я задал первый из них:
— Ты так и не знаешь, кто за тобой следит?
— Теперь уже знаю. — Она застегнула застежку бюстгальтера, быстрым движением развернула его чашками вперед и спрятала груди. — Агенты Раскатова.
— А ты, значит, не его агент?
Она промолчала, а я почувствовал, как судьба вновь начала возводить между нами металлическую решетку. Однако сломать эту преграду теперь могла только правда.
— В прошлый раз ты говорила о каком-то эксперименте, который проводится совместно с американскими коллегами… Ты ведь врала, Инга!
Она оставила в покое бюстгальтер и закрыла лицо руками. Я ждал.
— Да, врала, — ответила она после долгого молчания. И махнула рукой: — Я и ночью не все сказала. Эксперимент и в самом деле проводился. Была разработана компьютерная программа. Своего рода электронный следователь. Информацию для него должен добывать человек. Раскатов — тоже большой поклонник Рекса Стаута. Он предложил организовать нечто вроде связки: компьютер — «Ниро Вульф»и оперативник — «Арчи Гудвин». Для чистоты эксперимента оперативник не должен ни о чем догадываться. — Она замолкла, словно раздумывала, что еще можно сказать.
— И Арчи Гудвина решили сделать из меня?
— Да… Ты уже, наверное, и так многое понял. Исследования по подавлению личности человека и подсадке в его тело другой личности проводятся уже несколько лет. В твоем случае отличие одно: личность для подсадки была несуществующей.
— И это все тебе рассказал Раскатов? Ты его правая рука в управлении? Какое у тебя звание? Подполковник милиции?
Она глянула на меня без обиды:
— Я действительно правая рука. Правда, в других делах, не имеющих отношения к официальному статусу Раскатова.
— Тогда откуда ты все знаешь? Кто ты такая, Инга Артемьевна Нежданова?
Теперь она посмотрела на меня умоляюще:
— Максима, я не могу всего рассказать. Просто верь мне. Я на твоей стороне.
— Потому что получила приказ?
— Приказ я получила только вчера к вечеру, когда все уже решила. Я на твоей стороне с той самой ночи, когда осталась у тебя в номере. Ты, наверное, решил, что все это время я выполняла приказ Раскатова, охмуряла частного детектива. А я просто люблю тебя, америкен бой, и ничего мне с собой не сделать. — Голос Инги становился все тоньше и тоньше, и я понял, что она сейчас сорвется. — Не мучай ты меня, ради Христа! Раскатов донимает ревностью, но он мне противен, а ты неверием, но я тебя… я тебя… я…
Конечно, в истерике она могла бы наговорить лишнего, однако это были подлые расчеты. Такая подлость возвела бы между нами решетку не менее основательную, чем давняя и недавняя Ингина ложь.
