В положенное время они рука об руку сходили в школу за дочкой, побеседовали с директрисой и внимательно выслушали Мартышкин «отчет» об уроках. Потом обедали, готовили уроки, занимались домашними делами. Обстановка в семье выглядела самой что ни на есть умиротворяющей, но в самой глубине Гутиной души ощущалось какое-то напряжение, словно неведомые руки натягивали гитарную струну…
И в конце концов Гута не выдержала. Вечером, укладывая дочь в постель, она спросила:
— Откуда ты знала, что сегодня умрет дед Барбридж?
— Он мне не снился, — сказала Мартышка, словно оправдываясь. И было совершенно непонятно, ответ ли это на мамин вопрос или отвлеченная фраза.
Когда возбужденная Мартышка наконец заснула, Гута отправилась в спальню. Расчесывая на ночь волосы, сказала мужу:
— Рэд, это не твоих рук дело?
— Ты о чем?
— Ты хорошо понимаешь о чем!.. О смерти этого несчастного старика.
— Этот несчастный старик отправил тебя в Зону на верную гибель, — сказал Рэд.
Гута услышала, как скрипнули его зубы.
— Веточки корявые, но ведь я осталась жива!
— Да, — согласился Рэд. — Вопреки его замыслу!
Гута перестала расчесывать волосы:
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, я знаю. Еще никто из сталкеров не проходил мясорубку в одиночку. В том числе и Стервятник. Ты первая, и я не знаю, каким образом это тебе удалось.
— Вот-вот! И тогда, в Зоне, ты тоже удивился тому, что я явилась в карьер одна. В тот раз я твоего удивления не поняла. Теперь понимаю… Ты взял с собой Артура для этой своей мясорубки! — Гута и ждала, и страшилась ответа.
— Это не моя мясорубка, это мясорубка Барбриджа, — сказал Рэд. — Ты должна верить нужу. — В голосе его прозвучала некая толика облегчения. Словно он долго бродил по ночному, переполненному жуткими чудовищами лесу и вдруг выбрался на залитую лунным светом поляну, где уже не нашлось места кошмарным порождениям фантазии и мрака.
— Я тебе верю… — Гута не выдержала и заплакала.
— Ох, да не терзай же ты мне душу! — взмолился Рэд.
Гута прикусила нижнюю губу, и в конце концов ей удалось справиться со слабостью.
— Ты убил его, — сказала она, всхлипнув в последний раз. — Я знаю. И сына его ты тоже убил. Тебя поймают, Рэд. У Дины Барбридж теперь очень много денег, она приложит все усилия, чтобы убийцу поймали. И на этот раз тебя отправят на электрический стул. Или в газовую камеру.
Рэд выругался так, как не ругался при ней никогда.
— Никуда меня не отправят! Ты плохо знаешь Дину. У Дины теперь действительно много денег. — Рэд усмехнулся. — Ей было ради чего рисковать.
— Зато ты Дину, похоже, хорошо… — Гута замолчала, не договорив. До нее вдруг дошло, что связывало мужа и дочку Барбриджа на самом деле. — Боже всемогущий! — воскликнула она. — Бо-же все- мо-гущий!!!
— Да-да, — сказал Рэд. — Все совсем не так, как ты себе представляла.
— О Рэд… — Гута снова заплакала.
Еще утром она поклялась, что сегодня Рэда к себе не подпустит, но теперь все изменилось. Потому что желание отомстить она очень хорошо понимала, потому что сама не раз испытывала подобное чувство.
А когда все закончилось, Рэд сказал:
— Неужели ты подумала, что я способен променять тебя на эту смазливую куклу?!
Она без слов потерлась носом о его щеку. Но тут же мысли ее вернулись к случившемуся. А потом убежали в завтра. И тогда она сказала:
— Если капитан Квотерблад спросит меня, где ты был вчера ночью, я не смогу соврать.
— А раньше могла, — со вздохом заметил Рэд.
— Раньше была совсем другая жизнь. Раньше я сидела в окопе и отстреливалась от всего мира. В последние дни мне показалось, что я наконец из окопа вылезла.
— Как хочешь, — сказал Рэд. — Только имей ввиду… Я не жалею о сделанном. Ни капли.
И было непонятно, что именно он имел в виду.
Полиция явилась в дом назавтра. Рада не было: он ушел на биржу труда. Гута только-только отвела Мартышку в школу, выслушав по дороге массу восторженных вскриков.
Впрочем, капитан Квотерблад семью бывшего сталкера Шухарта на этот раз своим персональным вниманием не почтил, прислал какого-то плюгавого, весьма смахивающего на серого мышонка сержантика.
Мышонок не стал ходить вокруг да около, спросил напрямик:
— Миссис Шухарт, где ваш муж был прошлой ночью?
— Веточки корявые, а вам что за дело? — сказала Гута.
Мышонок и глазом не моргнул:
— У нас есть в отношении вашего мужа кое-какие подозрения. Потому я и задал вам такой, вопрос.
— Мой муж спал! — Гута тона не смягчила. — Сладко-пресладко! Под моим теплым боком!
— Я имею в виду не сегодняшнюю ночь, — напомнил мышонок.
— Если вы полагаете, что ночи у нас отличаются друг от друга, то ошибаетесь, — сказала Гута, поражаясь вновь вернувшейся к ней решимости. — Муж был дома. А что случилось?
— Умер старый Барбридж.
— Ах вот в чем дело! — Гута тщательно разыграла возмущение. — И вы, разумеется, решили, что его убил Рэд Шухарт по прозвищу Бешеный?!
— Не имеет никакого значения, что мы решили! — В голосе мышонка тоже зазвучали стальные нотки. — Я вас спрашиваю, где был ваш муж прошлой ночью!
Гута не сбавила тон:
— Вы меня простите, но причины убить Барбриджа имелись у доброй половины города Хармонта! И добрая половина города Хармонта не слишком расстроится, узнав, что эта мразь наконец отдала Богу душу… Что же касается моего мужа, то он всю прошлую ночь трахался. Естественно, в своей собственной постели со своей собственной женой.
9. МАРИЯ ШУХАРТ, 15 ЛЕТ, АБИТУРИЕНТКА
Едва ушел дядя Дик, приперлась старуха Норман.
Папка, ясен перец, на звонок не откликнулся, продолжал себе торчать в гостиной. К соседке вышла мать, пригласила на кухню.
День открытых дверей какой-то, подумала Мария, но ПРИСЛУШАЛАСЬ: частенько разговоры мамы со старухой Норман были достаточно прикольными. Однако на сей раз беседа поначалу как бы ничего особенного из себя не представляла. Принялись пережевывать кухонные рецепты, нестираное белье и прочую лажу. Мария вернулась к учебникам. Однако полностью разговор не погасила,
— Скажи мне, Гута, старик ваш требует за собой какого-нибудь ухода?
Мать удивилась такому вопросу, но ответила честно:
— Нет, Эллин. Он же не ест, не пьет и в туалет не ходит. Я, конечно, делаю для него кое-что, кровать, скажем, разбираю на ночь. А утром застилаю снова, несмятую… В общем, скорее это даже не для
