платежного требования протягивают жестяную кружку.
– Я... плачу за это, Хэнк?
– Не надо корчить из себя невинность. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю, – улыбаясь, прошептала Дэгни.
– А, ну их к черту! – весело сказал Реардэн, растянувшись на кушетке. – Общественный деятель из меня ни к черту. Да и не все ли равно? Нам плевать, что они понимают, а что нет. Главное, что они оставят нас в покое. Путь свободен. Каким будет ваше следующее предприятие, госпожа вице-президент?
– Трансконтинентальная железная дорога из металла
Реардэна.
– Когда желаете получить?
– Желаю завтра утром. Реально – через три года.
– Думаешь, сможешь сделать это всего за три года?
– Смогу, если Джон Галт… если Рио-Норт будет приносить такой же доход, как сейчас.
– Твои доходы возрастут. Это только начало.
– Я уже разработала план капиталовложений. По мере поступления денег я постепенно, отделение за отделением, начну замену старого главного пути на новый, из металла Реардэна.
– Ладно. Как только дашь знать, я приступлю к работе.
– Старые рельсы я переброшу на боковые ветки. Если этого не сделать, они долго не протянут. Через три года ты сможешь доехать по своим рельсам до самого Сан-Франциско, если кому-то вздумается устроить там банкет в твою честь.
– Через три года мои заводы будут производить металл Реардэна в Колорадо, Мичигане и Айдахо. Это уже мой план капиталовложений.
– Твои заводы? Филиалы?
– Ага.
– А как же Закон о равных возможностях?
– Неужели ты думаешь, что он продержится три года? Мы показали им такой наглядный пример, что всю эту гниль как ветром сдует. С нами вся страна. Кто осмелится остановить все это? Кто будет прислушиваться к этой пустой болтовне? Сейчас в Вашингтоне работает мощное лобби толковых людей. На следующем же заседании от этого закона и мокрого места не останется.
– Будем надеяться.
– В последние несколько недель я положил много сил, чтобы начать строительство новых печей. Но сейчас дело пошло. Я могу расслабиться, спокойно сидеть за своим столом, купаться в деньгах, заниматься пустяками, наблюдать, как нескончаемым потоком поступают заказы на мой металл, и выбирать среди заказчиков тех, кто мне нравится… Послушай, в котором часу завтра утром отходит первый поезд в Филадельфию?
– Не знаю.
– Не знаешь? Какой прок от такого вице-президента? Завтра в семь утра я должен быть у себя на заводе. Есть что-нибудь около шести?
– По-моему, первый поезд отходит в пять тридцать.
– Ты разбудишь меня, чтобы я успел на него, или прикажешь задержать поезд?
– Разбужу.
Реардэн молчал. Дэгни сидела и смотрела на него. Он выглядел усталым, когда вошел, но сейчас все признаки утомления исчезли с его лица.
– Дэгни, – сказал он вдруг изменившимся тоном, в котором слышалась озабоченность, – почему ты не захотела видеть меня в обществе?
– Я не хочу быть частью твоей… официальной жизни. Реардэн ничего не ответил, но через некоторое время спросил, словно между прочим:
– Когда ты последний раз была в отпуске?
– По-моему, два… нет, три года назад.
– И что ты делала?
– Поехала на месяц в горы Адирондак. Вернулась через неделю. На большее меня не хватило.
– Я брал отпуск пять лет назад. Только проводил его в Орегоне. – Он лежал на спине и смотрел в потолок. – Дэгни, давай возьмем отпуск и проведем его вместе. Сядем в мою машину и махнем куда-нибудь на несколько недель, поедем куда глаза глядят, но проселочными дорогами, туда, где нас никто не знает. Не оставим адреса, не будем читать газет, забудем о том, что существуют телефоны, – полностью отрешимся от официальной жизни.
Дэгни встала, подошла к кушетке и, заслонив собой свет лампы, посмотрела на него. Ей не хотелось, чтобы он видел ее лицо; она с трудом сдерживала улыбку.
– Ты же сможешь взять пару недель отпуска? – спросил Реардэн. – Все наладилось и идет своим чередом. Можно не волноваться. Другой такой возможности в ближайшие три года у нас не будет.
– Хорошо, Хэнк, – сказала Дэгни, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойней.
– Ты согласна?
– Когда ты хочешь выехать?
– В понедельник утром,
– Хорошо.
Дэгни повернулась, собираясь отойти от него. Реардэн схватил ее за запястье и притянул к себе. Она упала на него сверху. Он целовал ее, запустив одну руку ей в волосы, а другую под блузку, лаская ее, опускаясь от плеч к талии, к ногам.
– И ты еще спрашиваешь, нуждаюсь ли я в тебе!.. – прошептала Дэгни.
Она отстранилась от него и поднялась с кушетки, отбросив назад упавшие на лицо волосы. Реардэн лежал неподвижно и, прищурившись, смотрел на нее. В его глазах блестели яркие огоньки необыкновенного интереса – пристального и слегка насмешливого. Дэгни взглянула вниз: бретельки бюстгальтера разорвались, и он свисал от плеча к талии. Реардэн лежал и смотрел на ее грудь, видневшуюся под прозрачной тканью блузки. Она подняла руку, чтобы поправить бюстгальтер, но Реардэн легонько шлепнул ее по ладони. Дэгни понимающе и насмешливо улыбнулась. Она нарочито медленно прошла через комнату и, опершись руками о стол и отведя назад плечи, чуть склонилась вперед. Ему так нравился этот контраст – строгость одежды и полуобнаженное тело, серьезный железнодорожный руководитель и женщина, которая принадлежит ему.
Реардэн выпрямился. Он сел, скрестив и вытянув вперед ноги, сунув руки в карманы, и смотрел на нее взглядом человека, оценивающего свою собственность.
– Вы сказали, что хотите построить трансконтинентальную железную дорогу из металла Реардэна, госпожа вице-президент? – спросил он. – А что, если я вам его не дам? Сейчас я могу выбирать клиентов и назначать любую цену, какую только захочу. Если бы это было год назад, я бы потребовал, чтобы ты спала со мной в обмен на мой металл.
– Жаль, что ты этого не сделал.
– А ты бы согласилась?
– Конечно.
– В качестве сделки?
– Если бы покупателем был ты. Тебе бы это понравилось, правда?
– А тебе?
– Да… – прошептала она.
Он подошел к ней, схватил за плечи и сквозь тонкую ткань блузки прижался губами к ее груди.
Затем, продолжая держать Дэгни за плечи, молча посмотрел на нее.
– Что ты сделала с браслетом? – наконец спросил он. Они никогда раньше не затрагивали эту тему. Дэгни пришлось выдержать паузу, чтобы ее голос прозвучал ровно и спокойно:
– Он у меня.
– Я хочу, чтобы ты носила его.
– Если кто-нибудь догадается, тебе будет гораздо хуже, чем мне.
– Носи его.