Толстый поедал кашу и слушал этот бесплатный радиоспектакль. Знакомых слов было мало, но какие страсти, какие тембры! Это сперва противно, а потом привыкаешь и прямо – музыка.
– Почему животное в пищеблоке?!
– Не могу знать, товарищ капитан.
Чья-то проворная щепотка подцепила Толстого за хвост и в один миг лишила рая. Крыс висел вверх ногами, и пол был так далеко, что близорукий Толстый его не видел.
– Уничтожить. Об исполнении доложить.
– Есть!
Толстый хотел подтянуться и залезть незнакомцу на руку, но его грубо встряхнули, заставив опять болтаться вверх тормашками.
Перед самой мордой пахнуло жаром. Скрипнуло железо, и Толстый увидел огонь.
Больно щипнуло нос, свернулись жгутиками опаленные вибриссы. Толстый рванулся было назад, но налетел на тяжелую металлическую преграду. Глаза щипало и жгло хвост, стоять на четырех лапах было нельзя: пол обжигал подушечки. Толстый оттолкнулся, прыгнул вперед, ударился о железо, упал, снова прыгнул…
Лапы ничего не чувствовали, но дышать стало как будто легче. Не видя, куда и откуда, Толстый побежал прочь.
Слезящиеся глаза его только и различали, что темные пятна впереди. В носу стоял запах гари, других запахов Толстый больше не различал. Опаленные вибриссы, как чужие, кололи нос и отказывались чувствовать габариты норы, куда пытался забиться Толстый. Пролезу – не пролезу? Обожженную кожу саднило то ли само по себе, то ли так царапались узкие стены.
Наконец, Толстый уперся в тупик, втянул в нору опаленный хвост и с удовольствием разглядел, что он вполне удачно поместился. Весь. Уже хорошо.
По полу тянуло сквозняком. Толстый отдышался и принялся вылизывать обожженные лапы.
Глава XVII
Полезная энциклопедия
Свидетелей всегда мало, и они вечно ничего не видят, так уж они устроены. Вот хотя бы Тонкий с Васнецовым: сидели в двадцати метрах от пожара – и хоть бы что! Никто ничего не видел, ни о чем не подозревал. Витек с тетей Леной и бабушкой – вообще романтики. Мимо проходили – и не видели огня! Должно быть, когда проходили, пламя еще не вырвалось наружу. Дымился потихонечку склад внутри, если не приглядываться – в сумерках и не заметишь.
Да бог с ними, в конце концов: с Витьком, бабушкой и тетей Леной! Тонкий обсудил с ними уже все, что только можно. Сошлись на том, что пожарный щит у входа – это хорошо, но либо лом надо прятать, либо вешать хорошие замки, которые так быстро не сорвешь…
Вот Валерий Палыч – это отдельная песня. Напротив живет! Из-за утреннего грузовика уже устроил столько всяческих шоу, что диву даешься, откуда у старика столько сил. А во время пожара не вышел! У него под окнами склад горел, мог бы хоть из стариковской осторожности выскочить и помочь: а вдруг пламя перекинется на его дом?!
Глупость, конечно: все-таки склад и сараюха соседа слишком друг от друга далеко, чтобы с крыши на крышу так запросто перекинулся огонь. Только для Валерия Палыча такая глупость – в самый раз. В смысле: был бы не виноват – выскочил бы как миленький! А раз не выскочил – значит, совесть не чиста… Или чиста, но старика просто не было дома?
Тонкий долго колебался насчет соседа. Уже почти примирился с мыслью: старику хватит экскурсии в милицию (нет, вроде ее еще не было, но Тонкий не сомневался, что будет, и еще какая!). Только Сашки не хватало с его допросами. А самое главное: беседа с Валерием Палычем – это работа для профессионалов с железным характером и стальными нервами. Тяжело с ним разговаривать, очень тяжело. К тому же главный подозреваемый!
Но работа есть работа. В смысле, хочет не хочет начинающий оперативник Александр Уткин, а свидетелей опросить надо всех и как следует. То, что Валерий Палыч рассказал в пекарне, – это, конечно, здорово, но мало и не слишком убедительно.
Для приличия Тонкий помахал веником еще пару минут и сказал себе: «Раньше сядешь – раньше выйдешь». Набрал в пекарне пакетик вчерашней выпечки (А что? Витек говорил: «Бери сколько хочешь!»), захватил вчерашний же этюд (вдруг старику понравится!), крикнул своим: «Пойду погуляю!» и пошел к соседу в гости.
Дощатый забор с облупившейся краской негостеприимно щетинился ржавыми гвоздями, торчавшими тут и там. Калитка, закрытая на толстую проволоку, встретила его парой свежих заноз. Тонкий прикрыл ее за собой, чуть не споткнулся о старую покрышку на тропинке и робко позвал:
– Валерий Палыч!
Пяток яблонь, несколько парников, сутулый домик со смешными цветастыми занавесками – ничто не подавало признаков жизни. На крыльце умывалась пушистая полосатая кошка. Увидев Тонкого, она шикнула, выгнула спину и шустро улепетнула к парникам. Саня поднялся на крыльцо, постучал – тихо.
Деревенские дома не запираются, если хозяин дома. Сидит небось Валерий Палыч у телевизора, смотрит передачу про инопланетян и не слышит, что к нему гости. Тонкий толкнул дверь и без спроса вошел.
Нитяные коврики, связанные еще при царе Горохе (и тогда же стиранные), грузные кирзовые сапоги, вешалка с одной курткой, одной телогрейкой и одной шапкой, кошачья миска в углу.
– Один живет, – сказал Тонкий почему-то вслух.
– И вовсе даже не один! – возразили откуда-то из кухни. – Лизавета моя где-то здесь ходит. – В коридор вышел Валерий Палыч действительно из кухни. В цветастом переднике и с поварешкой он был похож на фрекен Бок образца двадцатого века. – Вы бы, молодой человек, ноги поберегли, а то Лизка моя…
– В парниках ваша Лизка, – доложил Тонкий (он почему-то не усомнился, что речь идет о кошке), – увидела меня и убежала. Здравствуйте еще раз.
– И вам не хворать, – кротко откликнулся сосед и осторожно из-под очков стал разглядывать Тонкого. Как стоял в дверях кухни, оттуда и разглядывал, ближе не подошел. Похоже, решил, что если уж парня кошка испугалась, то неспроста.
– Вы, молодой человек, по делу или так? – осведомился Валерий Палыч.
– Так, – Тонкий многозначительно пожал плечами. Он еще не решил, что говорить.
– И с чем пожаловали? – наседал сосед.
«С допросом» – не скажешь, хотя это было бы самой настоящей правдой. В голову пришел вполне приличный ответ:
– Так у Витька все убираются… Я уже угорел на этом складе, а в доме одному скучно.
– Скучно? – не поверил Валерий Палыч. – Разве у Виктора в доме нет книг?
Не прокатило. Сейчас начнется воспитательная беседа о роли книг в нашей жизни. Не скажешь ведь правду: «И книг полно, и еще Интернет, где тоже полно книг». Тогда Валерий Палыч наверняка засомневается в интеллектуальном уровне Тонкого и не захочет такого к себе в гости. И на Витька еще больше обозлится…
– Там одни учебники, – поспешно ответил Тонкий. И веско добавил: – Для старших курсов.
Валерий Палыч на секунду замер, должно быть, переваривая информацию и заодно решая, верить или нет? С каких это пор школьникам веселее в компании пенсионеров, пусть и работающих? Но в итоге решил поверить:
– Что ж, проходите, молодой человек. Я щи сварил…
После складского угара есть хотелось меньше всего, но и отказываться неудобно. К тому же щи – отличная закуска для застольной беседы.
Тонкий быстро разулся («Только нет у меня лишних тапочек, вы уж потерпите»), как воспитанный помыл руки («Вот же, на стене умывальник, никак не соберусь водопровод организовать») и вошел в кухню («Присаживайтесь здесь на табуретку, не стесняйтесь»).
Такие кухни Сашка видел тысячу раз: на даче у дедушки Пети, в кино, у Витька, у одной старушки в Крыму… Он уже давно подозревал, что их штампуют на какой-то подпольной фабрике. Цветастые занавески в пол-окна (между створками – зеленый мох для тепла), у окна – деревянный стол, на табуретках – подушки с резинками (темные, чтобы немарко было), буфет (такой древний на вид, что трогать страшно) и новенький холодильник. У всех, кроме Витька, была еще печка, заваленная чугунной посудой.
– Присаживайтесь, молодой человек.
Тонкий поставил на стол пакет с выпечкой и сел. Застольная беседа, значит? Попробуем.
– Хорошо здесь, за городом! Воздух, лес, а какие пейзажи! – начал он издалека, чтобы ослабить бдительность хитрого Валерия Палыча.
– Этого не отнимешь, – поддержал сосед.
Он черпнул поварешкой в чугунке и щедро свалил Сашке в тарелку целый ком вареной капусты. Зеленой, склизкой. Тонкий терпеть не мог этих вареных тряпок и с отвращением сглотнул. Во жизнь! Выдать, что ли, себе, любимому, стакан молока за вредность работы? Тонкий представил себе кружку теплого молока с пенкой, и от этого ему стало еще гаже.
– Я как приехал – сразу за краски, – сказал он с кислой миной. И проникновенно добавил: – Вчера весь вечер пейзаж рисовал.
Сашка надеялся, что сосед поддержит беседу и расскажет, чем сам занимался весь вечер. Но Валерий Палыч повел себя еще банальнее:
– Вот как? Покажете?
Тонкий прошагал в прихожую, где оставил этюдник, и вернулся, держа в руках пейзаж. Сосед положил ложку, аккуратно вытер о фартук руки и взял рисунок.
– Ну!.. Красота!
Молока захотелось незамедлительно: так паршиво стало, что никаким молоком хуже не сделаешь.
А еще Тонкий подумал, что Валерий Палыч, может, и живет один, только внуки у него где-то, похоже, есть. Сосед повел себя так, словно Сашке лет пять и он, малолетка несознательный, принес дедушке похвастаться свои каракули. «Красота!» – и ребенок счастлив, бежит к своим фломастерам и не мешает старшим.
– Спасибо. – А что еще говорить?!
– А я, молодой человек, вчера на радио ездил!
Угу. Тонкий слышал это не далее как час назад. Да только слабо верится…
– Да! – продолжал Валерий Палыч. – Я, знаете ли, внук потомственной целительницы и кое-что понимаю в народной медицине!
– Вот как?
