Во время трехнедельной болезни его светлости леди Эссекс частенько отъезжала из Нортгемптон- хауза в гости к миссис Тернер. Леди Саффолк могла сколько угодно протестовать против дружбы дочери с женщиной низшего сословия, но леди Эссекс упорствовала – ведь дом миссис Тернер стал местом тайных свиданий с Рочестером. Влюбленные встречались почти что ежедневно либо на Патерностер-роу, либо в особняке вдовы в Хаммерсмите и там вновь и вновь клялись в вечной любви, сетовали на свою судьбу и в том обретали хоть какое-то успокоение.
Поведение лорда Рочестера на этих встречах лишний раз доказывало ее светлости силу заклинаний доктора Формена: милый Робин больше не сомневался и не говорил о том, что надо склониться перед неизбежным – наоборот, с каждым днем он становился все тверже и все решительнее восставал против приговора рока, собираясь сражаться с судьбой до последнего дыхания. Решимость лорда Рочестера питала ее надежды, а леди Эссекс, в свою очередь, поддерживала его, когда клялась, что лучше пусть ее разорвут на клочки, но она никогда не позволит дотронуться до себя другому. Уверовав в могущество доктора Формена, она ждала случая снова пустить в дело магический порошок, так как за внушительную цену уже запаслась новой порцией. Переступив через стыд и поправ гордость, она снова съездила в одинокий дом в Лэмбете и прошла через страшную и унизительную процедуру вызывания духов.
Окончательное выздоровление его светлости положило конец тайным встречам. А вместе с болезнью лорд Эссекс утратил и остатки терпения и нанес визит лорду-хранителю печати. Намерения у лорда Эссекса были вполне определенные.
Произошло это холодным январским днем. Земля в саду Нортгемптон-хауза затвердела от холода, река покрылась льдом. В дальнем конце галереи в прекрасной библиотеке лорда-хранителя печати собрались все Говарды, чтобы сломить непокорную дочь.
Леди Саффолк, мрачная и неприбранная, восседала в кресле у камина. Лорд Саффолк вымерял шагами длину комнаты, словно это была привычная палуба. Старый Нортгемптон, весь нахохлившийся от холода и от того еще более похожий на стервятника, стоял, протянув к огню иззябшие руки. Хрупкая и побледневшая леди Эссекс сидела чуть поодаль – она крепко сжала губы и устремила грустный взор в безрадостное будущее. Ее брат, такой же мрачный, как и родители, молча взирал на собравшихся.
Прибыл лорд Эссекс. Из-за болезни он чуть похудел, но взгляд его не утратил твердости, а лицо – упрямства. Саффолки поприветствовали его довольно уныло, Нортгемптон – несколько повеселее, он даже пригласил придвинуться к огню, чтобы отогреть ноги. Фрэнсис вообще ничего не сказала, хотя супруг целую минуту пронзал ее злобным взглядом.
– Мне кажется, – с горечью произнес он, – вам неприятно видеть меня снова в добром здравии.
Она холодно глянула на него. Она ненавидела его и считала, что имеет все права на ненависть. Для нее он был злобным тираном, упрямцем и подлецом, решившим во что бы то ни стало воспользоваться тем, что предоставлял ему закон и на что он не имел никакого морального права. Открытая ненависть прозвучала и в ее ответе:
– Разве что-либо из прошлых наших разговоров могло заставить вас ожидать иного?
Саффолк разразился проклятиями. Нортгемптон хихикнул: старый греховодник испытывал к Фрэнсис самые большие симпатии, если он вообще был способен на подобные чувства, и потому счел ответ вполне достойным вопроса. К тому же он уже давно подумывал о том, какую пользу мог бы принести семье и в особенности ему самому Рочестер. Лорда Эссекса же он находил совершенно отвратительным.
– Вы откровенны, мадам, – с горечью произнес молодой граф.
– И считаю это своим достоинством.
Горечь в голосе лорда Эссекса сменилась иронией:
– Мне следует поучиться, чтобы не отстать от вас. Начнем урок сразу же. Откровенность за откровенность, хватит тянуть время. Завтра я отправляюсь в Чартли и прошу вас следовать со мной.
– Вы просите? – мягко осведомилась она. Он возвысил голос:
– Приказываю, раз вам так больше нравится. Или, если быть более точным, просто объявляю свою волю.
– Вы хотите сказать, что и не собираетесь узнать мое желание?
– Я уже достаточно долго изучал ваши желания! Слишком долго. Должен сообщить вам, мадам, что жена не может иметь желаний, отличных от желаний мужа.
– Я рада, сэр, что присутствующие здесь мои родители могут оценить ваши взгляды. Тут в разговор вмешался Саффолк:
– Хватит препирательств, милая леди! Ваши родители не только знакомы со взглядами вашего мужа, но и разделяют их. Завтра же вы вместе со своим господином уедете в Чартли.
Молодая графиня разглядывала свои сложенные на коленях руки, чтобы родители и муж не могли понять выражения ее глаз.
– Я отправляюсь туда как узница и протестую против такого… варварства. Советую вам запомнить это.
– Называйте себя как угодно. Но вы поедете, – сурово заверил ее Саффолк.
Лорд Эссекс поклонился тестю, а Нортгемптон издал какой-то кашляющий звук. Молодая женщина уловила в нем нотку сочувствия и повернулась к дяде.
– Вы все слышали, милорд! – воскликнула она. Он отвернулся от огня, сложил руки за спиной и склонил вперед свою старую костлявую голову с хищным носом-клювом.
– Слышал, – ответил он. – Закон повелевает вам повиноваться супругу и вашему отцу. Теперь, Фрэнсис, вы начинаете понимать, что женщина – это не независимое существо, но рабыня мужа, отца или какого-либо иного мужчины. Я воссылаю хвалы Господу за то, что он не сотворил меня женщиной. Это было бы настоящее несчастье. Быть женщиной – недостойно.
– Что, к дьяволу, вы имеете в виду? – прорычал Саффолк.
– Дьявол-то знает. – Нортгемптон вновь отвернулся к огню.
Леди Саффолк попыталась успокоить разбушевавшихся родственников.
– Милорд, мы должны держаться вместе, зачем вы так? В конце концов, лорд Эссекс защищает свои права.
– А кто спорит? – резко произнес Нортгемптон.
– Я, – сказала Фрэнсис. – Я не только оспариваю это право. Я отрицаю его.
– Отрицай, и черт с тобой! – оборвал ее отец, – И давайте покончим с этим. Ты едешь – и все.
– Конечно. Но, милорд, мой супруг должен спросить себя: в его ли это интересах? Я понимаю, что его совершенно не волнует мое счастье. Но, возможно, волнует свое и свой собственный покой. И я бы хотела спросить его: а добьется ли он счастья, если я с ним поеду?
– Он будет счастлив уже тем, что ему удастся укротить вас, – ответил за зятя ее отец, а тот с благодарностью ему улыбнулся. После чего лорд Эссекс удалился – он не видел ни смысла, ни радости оставаться дольше и лишь заявил, что утром явится за женой, чтобы увезти ее в Стаффордшир. Лорд Саффолк заверил, что молодая супруга будет готова к путешествию.
Утром она действительно была готова. Во дворе дома на Стрэнде выстроились в ряд три больших кареты и полдюжины верховых грумов: лорд Эссекс путешествовал, как и положено знатному вельможе, с секретарем, камердинером, лакеем, дворецким и поваром. Он предполагал преодолеть расстояние частично в карете, частично – верхом, он даже тешил себя мыслью, что в интимной обстановке экипажа ему удастся достигнуть некоторого успеха в отношениях с женой. Однако его с самого начала постигло разочарование: ее светлость появилась в сопровождении двух камеристок.
Он вынужден был признать, что такое сопровождение даже недостаточно для дамы ее статуса, и как бы ни злился, противиться не мог. Правда, он было предложил женщинам ехать вместе с дворецким и поваром, но таким предложением была шокирована даже леди Саффолк. Так что он проглотил возражения, взобрался в седло и потрусил рядом с каретой, в которой ехали миледи и ее девушки.
Камердинер графа, поняв, что путешествие с дамами грозит затянуться и к вечеру они вряд ли выберутся за Уотфорд, выслал вперед курьера подготовить ночлег. Так что когда наступили ранние зимние сумерки, к услугам путешественников была предоставлена лучшая в округе гостиница.
Продрогший в седле, его светлость обрадовался, увидев, что огонь уже разожжен и стол накрыт к ужину. Более того, для подкрепления его сил был готов поссет[45].
