– Не он. Ты. Как ты думаешь?
– Я иногда думаю, – ответил Джейсон, – что душа – это состояние ума.
Езекия, глубоко озабоченный, расхаживал по монастырскому саду.
Невозможно, говорил он себе, чтобы то, что сказал ему мистер Джейсон, было правдой. Мистер Джейсон, должно быть, неверно понял. Ему хотелось, чтобы инопланетянин все еще был здесь и он смог бы с ним поговорить, хотя мистер Джейсон сказал, что, даже будь он здесь, поговорить с ним Езекии не удалось бы. Он просто не сумел бы этого сделать.
Ночь была тиха, и звезды очень далеки. По склону осеннего холма прокрался зимний ветер. От его соприкосновения Езекия содрогнулся и тут же почувствовал отвращение к самому себе, слегка даже испугавшись. Он не должен вздрагивать на ветру, он не должен его ощущать. Может быть, подумал он, я превращаюсь в человека? Может быть, поэтому в самом деле ощущаю движение воздуха? И этой мысли он испугался еще больше, чем того, что вздрогнул под дуновением ветра.
Гордыня, подумал он, гордыня и тщеславие. Избавится ли он от них когда-нибудь? А также – когда он избавится от сомнений?
И теперь, задав себе этот вопрос, он уже не мог больше прятаться от того, от чего пытался уйти, от мысли, которую гнал от себя прочь, размышляя об инопланетянине и его душе.
Принцип!
– Нет! – закричал он сам на себя, объятый неожиданным страхом. – Нет, этого не может быть! Это решительно невозможно. Даже думать об этом святотатство.
Уж где-где, а здесь, яростно напомнил он себе, его ничто не поколеблет.
Бог навеки останется добрым старым джентльменом (человеком) с длинной седой бородой.
