до того, что скрестил налима с лещом, и что от этого произошла рыба, соединившая маслянистую тешку леща с налимьей печенкою. Потом начал ходить слух, что он утилизировал крапиву, начал выделывать из нее поташ, который и рассылает теперь во все страны света. В довершение всего, пришло достоверное известие, что у него на скотном дворе существует бык, который, по усмотрению своего владельца, может быть родоначальником и молочной и мясной породы. Эти скромные, но полезные для человечества деяния до такой степени выгодно выделялись из целой цепи деяний легкомысленных и бесплодно-возмутительных, что не обратить на них внимания было невозможно.
- Слышали: Быстрицын?
- Изумительно!
- Да, батюшка, это... организатор! Это не свистун! Это настоящий, действительный помпадур- хозяин! Такой помпадур, каких именно в настоящее время требует Россия!
И он был призван...
Приехавши в Петербург, он мне первому сообщил о сделанных ему предложениях, но сообщил застенчиво и даже с оттенком опасения, что у него не достанет сил, чтоб оправдать столько надежд. Как истинный чухломец, он был не только скромен, но даже немножко дик ('un peu farouche', как говорит Федра об Ипполите) (134), и мне стоило большого труда ободрить его.
- Посмотри на Кротикова, на Толстолобова! - говорил я ему, - ведь это разве люди!
- Кротиков и Толстолобов, - отвечал он, - это администраторы по призванию. Это герои минуты. Их совесть может оставаться спокойною, если у них даже ничего за душою нет, кроме 'фюить'. Но я, понимаешь ты, - я хозяин! Я должен, ты понимаешь - должен создать, организовать, устроить.
Наши чухломцы уже сделали нечто в этом смысле, но, признаюсь, я не совсем доволен ими. Они еще недостаточно освободились из-под гнета недоимок. Но я... я не могу ограничиться этим! Я не имею права хвастаться тем, что взыскал столько-то тысяч недоимок! Я могу хвалиться только тем, что ничего не взыскал... потому что у меня никаких недоимок нет и не может быть!
Тем не менее он уступил моим настояниям, то есть хотя и поломался немного, но принял. И справедливость требует сказать, что скромность не только не повредила ему, но даже еще рельефнее выставила его организаторские способности. Не имея за себя ни громких воспоминаний о совместном посещении заведения искусственных минеральных вод, ни недавних впечатлений совместного собутыльничества у Дюссо, без малейшего посредничества Камиль де Лион, Лотар или Бланш Вилэн (135), просто, естественно явился он на суд - и сейчас же сделался героем дня. Все стремились видеть его, все расспрашивали, каким образом он сумел достигнуть таких изумительных результатов; все поняли, что даже те бойкие чухломцы, которых организаторским способностям еще так недавно удивлялись, - и те, в сравнении с ним, не больше как ученики и провозвестники. Что настоящий, заправский чухломец - это он, это граф Сергий Васильевич Быстрицын!
***
Он вошел ко мне во всей форме, взволнованный. Губы его были сухи, глаза как-то особенно блестели, все лицо сияло восторженностью. Он был очень мил в эту минуту.
- Все кончено! - сказал он, пожимая мне руки, - чаша, которой я так избегал... я уже чувствую прикосновение ее краев к губам моим!
- Куда?
- В Паскудск!
- Исправляющим?
- Нет, настоящим. И с производством в действительные.
Он сжал губы, как будто хотел овладеть полнотою своих чувств.
- Поздравляю! Это шаг!
- Бог, который видит мою совесть, он знает, как я не желал этого шага!
Как страшили меня эти почести!.. все это мишурное величие!
Он опять сжал губы, но, против воли, глаза его затуманились. Повторяю: он очень был мил!
- Что же делать, мой друг! - утешал я. - Провидение! надо покориться его воле! Тяжел твой венец - я согласен, но надобно нести его! Неси, братец, неси! Ты пострадаешь, зато Паскудск будет счастлив!
- Je le jure! <Клянусь!> - воскликнул он, простирая руку.
Я принял его клятву и, разумеется, счел за долг прочитать приличную этому торжеству предику.
- Помни эту клятву, мой друг! - сказал я, - помни, что говорится про клятвы; раз солгал, в другой солгал, в третий никто уж и не поверит! Ты поклялся, что Паскудск будет счастлив - так и гони эту линию! 'Фюить' - то да 'не твое дело' бросить надобно!
- Какие дрянные, бессмысленные выражения!
- Да, душа моя, надоели они! до смерти надоели! Лучше совсем ничего не делать, нежели вращать глазами да сквернословить! Испугать обывателя, конечно, не трудно, но каково-то его в чувство потом привести! Дай же мне слово, что ты никогда не будешь ни зрачками вертеть, ни сквернословить... никогда!
- Je le jure!
Мы взялись за руки и несколько минут стояли, смотрясь друг другу в глаза, как влюбленные.
- Ну, очень рад. И рад не столько за тебя, сколько за Паскудск! - сказал я наконец. - Теперь тебе надобно только великими образцами напитаться. Надеюсь, однако ж, что ты будешь искать этих образцов не в ближайших своих предместниках!
- Jamais! <Никогда!> - Но в древности бывали помпадуры, достойные подражания. Я сам знал одного, который, в течение семи лет помпадурства, два новых шрифта для губернской типографии приобрел! (136) - Mon cher! я уж думал об этом! но все это частности... положим, полезные... а все-таки частности! Увы! в истории наших помпадурств нет образцов, которыми мы могли бы руководиться! Даже в самых лучших помпадурах творчество имеет характер случайности. Это не зиждители, а заплатных дел мастера. Один сеет картофель, а о путях сообщения не думает, другой обсаживает дороги березками, а не думает о том, что дороги только тогда полезны, когда есть что возить по ним. Читая летопись этих деяний, нельзя не отдавать им справедливости, но в то же время нельзя не чувствовать, что все это опыты, делавшиеся, так сказать, ощупью. Никто не смотрит вглубь, никто не видит корня. Многие, например, прославились тем, что взыскали целую массу недоимок...
- Взыскали массу недоимок! как ты, однако ж, легко об этом говоришь!
- Да, но прежде нежели удивляться этому подвигу, спроси себя: что такое недоимки и откуда они? Недоимки и благоустроенное хозяйство - разве это понятия совместимые? Разве слово 'недоимки' может быть допущено в сколько-нибудь приличном административном лексиконе! Россия - и недоимки!
Эта бесконечная карта, на неизмеримом пространстве которой человек на каждом шагу попирает неисчерпаемые богатства - и какой-нибудь миллион, два миллиона, три миллиона недоимок! Quelle misere! <Какое жалкое зрелище!> Какое горькое, оскорбительное сопоставление!
Я знал, что это основной тезис чухломской школы. Развитие творческих сил народа с целью столь беспрепятственного взыскания податей и сборов, которое исключало бы самое понятие о 'недоимке'; изыскание новых источников производительности, в видах воспособления государственному казначейству, и, наконец, упразднение военных экзекуций, как средства, не всегда достигающего цели и притом сопряженного с издержками для казны, - вот вся сущность чухломской конституции. Но никогда я не слыхал ее высказанною с такою бесповоротною определенностью!
- Если б начальство могло слышать тебя, Serge! как бы оно порадовалось!
- сказал я.
- Все это я уж объяснил кому следует. И что всего удивительнее, все слушали меня, как будто я рассказываю какие-то чудеса!
- Как же не чудеса! Помилуй! Жизнь без недоимок! отсутствие экзекуций! новые источники! Каких еще больше чудес!
- Никаких чудес нет. Нужно только терпение... и, конечно, немного уменья...
- Aves beaucoup de patience et... <с большим запасом терпения и...> знаю! Но ведь, говорят, ты
