пронизала позвоночник Белвара, но он подавил свое отвращение, думая о той муке, которую испытывал его друг.
— Я даже не представляю, какого монстра Мать Мэлис обрядила в личину Закнафейна, — продолжил Дзирт, не замечая чувства неловкости Белвара.
— Грозный противник, что бы это ни было, — заметил глубинный гном.
Это было именно то, что беспокоило Дзирта. Дровский воин, с которым он сражался в пещере иллитидов, сражался в неповторимой манере Закнафейна До'Урдена. Логика подсказывала Дзирту, что Закнафейн не мог бы обратить против него оружие, но его сердце говорило ему, что тот монстр, с которым он скрестил клинки, действительно был его отцом.
— Чем все кончилось? — спросил Дзирт после долгой паузы.
Белвар вопросительно взглянул на него.
— Бой, — пояснил Дзирт. — Я помню иллитида, и ничего больше.
Белвар пожал плечами и взглянул на Щелкунчика.
— Спроси его, — порекомендовал хранитель туннелей. — Между тобой и твоими врагами появился камень, но как он туда попал, я могу только догадываться.
Щелкунчик услышал их разговор и подошел к своим друзьям.
— Я положил его туда, — произнес он все еще совершенно ясным голосом.
— Могуществом, которым наделен каждый пич? — спросил Белвар. Глубинному гному была известна добрая слава пичей, повелевающих камнями, но он знал слишком мало, чтобы полностью понять то, что совершил Щелкунчик.
— Мы — миролюбивая раса, — начал Щелкунчик, сообразив, что, может быть, это его единственный шанс рассказать друзьям о своем народе. Он пока был пичем больше, чем когда бы то ни было, но уже ощущал, как инстинкты пещерного урода ползком возвращаются в него. — Мы желаем лишь работать с камнем. Это наше призвание и наша любовь. А при таком симбиозе с землей достигается определенная мера могущества. Камни говорят с нами и помогают нам в наших напряженных трудах.
Дзирт сухо взглянул на Белвара.
— Подобно той элементали, которую ты однажды соорудил против меня?
Белвар хрюкнул смущенным смешком.
— Нет, — отрезвляюще произнес Щелкунчик, отстаивая могущество пичей. Глубинные гномы тоже могут призывать силы земли, но их отношение к земле иного свойства. Любовь свирфнебли к земле является одним из их многообразных определений счастья. — Щелкунчик отвел взгляд от друзей на каменную стену. Пичи приходятся земле братьями. Она помогает нам, как мы помогаем ей из признательности.
— Ты рассуждаешь о земле так, словно это какое-то наделенное чувствами существо, — заметил Дзирт не саркастично, а просто из любопытства.
— Так и есть, темный эльф, — подтвердил Бел-вар, представляя себе Щелкунчика, как он должен был выглядеть до своего столкновения с магом, для тех, кто может это ощущать.
Огромная голова с клювом, принадлежащая Щелкунчику, согласно кивнула.
— Свирфнебли способны слышать далекую песню земли, — сказал он. — Пичи могут разговаривать с ней напрямую.
Все это было выше понимания Дзирта. Он чувствовал искренность своих сотоварищей, но дровские эльфы не были так связаны с камнями Подземья, как свирфнебли или пичи. И все же, если Дзирту нужны были бы какие-то доказательства того, на что намекают Белвар и Щелкунчик, ему пришлось бы лишь припомнить битву против земной элементали Белвара или представить ту стену, которая каким-то образом появилась из ниоткуда, чтобы замурововать его врагов в пещере иллитидов.
— А что сейчас сообщают тебе камни? — спросил Дзирт у Щелкунчика. Обогнали ли мы своих врагов?
Щелкунчик направился в сторону и приложил ухо к стене.
— Слова звучат очень неразборчиво, — произнес он явно огорченным голосом.
Его компаньоны поняли скрытое значение его тона. Земля не стала говорить менее ясно; дело было в слухе Щелкунчика, заглушаемом инстинктами пещерного урода….
— Я не слышу, чтобы кто-нибудь был в погоне, — продолжил Щелкунчик, — но я не уверен, могу ли доверять своим ушам. — Он внезапно зарычал, круто развернулся в другую сторону и отошел в дальнюю часть ниши.
Дзирт и Белвар обменялись тревожными взглядами, затем двинулись следом.
— Что случилось? — осмелился спросить хранитель туннелей пещерного урода, хотя и сам догадывался.
— Я слабею, — ответил Щелкунчик, вернувшийся скрежет в голосе только подчеркивал его правоту. — В пещере иллитидов я был пичем, еще большим пичем, чем прежде. Я был концентрированным пичем. Я был землей. — Белвар и Дзирт, казалось, не поняли его. — С-с-тена, — попытался объяснить Щелкунчик. Водружение подобной стены под силу только группе пичей-старейшин, работающих совместно, по тщательно разработанному ритуалу. — Щелкунчик помедлил и неистово тряхнул головой, как будто бы пытался стряхнуть личность монстра. Он шлепнул тяжелой когтистой лапой по стене и заставил себя продолжить:
— И все же я это сделал. Я стал камнем и просто поднял свою руку, чтобы заблокировать врагов Дзирта.
— И теперь это уходит, — мягко произнес Дзирт. — Теперь пич снова выпадает из твоей хватки, скрываясь под инстинктами пещерного урода.
Щелкунчик посмотрел в сторону, снова и снова вместо ответа ударяя по стене. Что-то в этом движении давало ему успокоение, и он повторял его вновь и вновь, ритмично постукивая, словно пытаясь удержаться за некую малую часть самого себя.
Дзирт и Белвар удалились из ниши и направились назад, в туннель, чтобы оставить своего друга- гиганта наедине с самим собой. Через короткое время они заметили, что стук прекратился, а Щелкунчик высунул голову; его огромные птичьи глаза были наполнены печалью. Его заикающаяся речь заставила друзей вздрогнуть, она подтверждала его логику, логику его просьбы:
— П-пожалуйста, уб-бейте меня.
Часть 5
Дух
Дух. Он не может, быть сломлен, он не может исчезнуть бесследно. Жертва 6 муках отчаяния способна поверить в обратное; ее мучитель тоже желал бы верить в это. На самом деле дух не вытравить; порой он запрятан глубоко, но дух всегда остается.
Это заблуждение самонадеянности Зин-карлы и уязвимое место подобных существ. Жрицы, которых мне. приходилось знавать, утверждали, что дух-двойник величайший подарок Паучьей Королевы, повелевающей дровами. Я так не считаю.
Правильнее назвать Зин-карлу величайшим мошенничеством богини Алое.
Жизненная сила тела не может быть отделена от. рассудка и от сердечных переживаний. Они суть одно, некая слиянность единой сущности. Именно в гармонии этих трех начал — тела, разума и сердуца — мы обретаем то, что зовется духом.
Сколько было тиранов, пытавшихся сломить его! Сколько правителей жаждало обуздать своих подданных, низведя их до уровня простых, безмозглых орудий выгоды и наживы! Они крадут любовь, они крадут веру своего народа, они хотели бы украсть дух.
В конечном итоге они, безусловно, терпят крах. Я должен верить в это. Если пламя свечи, что
