кому экзотики захочется – а тут нате, дрожащая чума по морозу босиком…
Ура, притормозила зелёная машинка. Мэн. Одинокий. Ну, блин, тоже почему-то решил, что я работаю. Он не поверил моему рассказу о том, что я сбежала из плена.
– Девушка, признайтесь, вы меня разыгрываете? Да, розыгрыш это? Скрытой камерой снимают? Или что? – озираясь, начал приставать автомобилист.
Блин, только этого мне ещё не хватало… Ох, лететь бы мне отсюда. Узнать, где я нахожусь – и шпарить. Но нельзя – ведь в небе меня и будут искать. Хоть и темно уже. Темно. В темноте я, слепня, ничего не вижу. Нет. Ехать, только ехать.
– Да нет никакой камеры! – рассердилась я.
Улыбается. Хохмит. Он что, совсем ку-ку, что ли? Привык к телевизионным развлечениям, потребитель хренов. Или его мой внешний вид устраивает? Сейчас он с внутренним ознакомится. Женщина и грозящая опасность – это гремучая смесь.
Но не успел. Уехал. Шуруй по компасу! – крикнула я ему вслед. Остановилась другая машина. Там было двое молодых ребят. Рассказ о секс-рабыне, удравшей на свободу, если их и вдохновил, то не до такой степени, чтобы испоганить её позорным телом свою роскошную машину. Они… дали мне денег. И умчались. Деньгами откупились от проблем. Тоже выход. Ну, и на том спасибо, ребята. Я с вашими тугриками не пропаду. За них меня повезут охотнее!
Ещё машины останавливались. Я говорила уже невнятно – почему – то засыпала. И скоро мне стало всё равно. Я стояла просто так.
Как должен выглядеть человек, чтобы его пожалели? Что делать? Интересно, а я бы посадила в свою машину гражданку с безумным взором, только что месившую придорожный снег босыми пятками? Да, вдруг я окажусь маньячкой, вдруг у меня ножик под халатом? И о чём я только думаю…
«Неотложная помощь». Кажется, так было написано на борту «уазика», который притормозил ни с того ни с сего рядом со мной. Я даже руки не поднимала. Втащили внутрь. Голоса и лица незнакомые. Точно.
Оказывается, кто-то из сердобольных водителей сообщил обо мне на пост ГАИ. Куда меня везут? Да, документов нет. Имя помню. Да всё помню. В покрывале тепло. Что за покрывало? Не знаю. Пахнет хлоркой. Здоровьем. Жизнью. Вкусно.
Кровать. Рядом возятся деловитые тётки. Я присмотрелась, сощурившись – линялые халаты плюс опухшие лица. Явные бомжихи. Вот оно что – приют для бездомных. А я, что я делаю? Не важно, ведь я убежала, убежала! Убегу и отсюда. Глеб. К Глебу. Сейчас – посплю и убегу. То бишь улечу.
Силы, ку-ку! Или они покинули меня ещё тогда, когда я сидела на цепи? Практически без еды, без всего. Неужели тем мужикам было не странно, что их питомец ничего не ест столько времени? Может, конечно, они думали, что я нечто сатанинское, которому питание вообще не полагается. Вроде того как я святым духом (или, наоборот, несвятым, по сатанинской версии) питаться должна?
Да. Наверно, я оголодала, перемёрзла и… Заболела – что! Как только я это отчётливо поняла, всё встало на свои места: запершило горло, закружилась голова, жарко стало. В смысле холодно. Нет, всё-таки жарко. И дышать тяжело. Интересно, чем я заболела?
Не определившись с диагнозом, я уснула. Наконец-то.
А вот теперь проснулась. Это кто такой? Ужас сжал мою душу упругими резиновыми перчатками, остановилось дыхание. Милицейская форма. Нашли. Да трудно, что ли?.. Окно, вон окно – собраться с силами, выбить стекло, а дальше ерунда. Ударюсь о землю, обернусь и улечу. Так, приготовились…
– Как твоя фамилия? Ты принимаешь наркотики?
Голос другой. Зрение ко мне маленько вернулось – а то так и ушло в сплошную серую точку с красными околышами. Другой милиционер. Молоденький. Пронесло.
В смысле повезло. Видимо. Пока прыжок в окно отменяется. Но я не имею права выдавать себя. Ведь я всё равно улечу. Скоро улечу. Нас не догонят.
Собрав мозг в кучку, ФИО я придумала. Простые. Надеюсь, запомню. Сказала, что меня ударили, и я потеряла память. Показала вены – что всё с ними в порядке. Сообразила, надо же. Пришла мощная медсестрища, бесцеремонно задрала моё одеяло, продемонстрировала милиционеру мои… в кровь растёртые наручниками лодыжки.
– И ступни обморожены.
Как – обморожены? Отрежем, отрежем Мересьеву ноги? Да что вы, ребята – я буду летать!
Ой, я это, кажется, крикнула. Про летать. И вскочила с кровати на пол. Да враки – ноги всё чувствуют.
Меня уложили. Будут охранять? Но что я сделала-то? Девушка без паспорта. Без адреса. Бездомный-беспаспортный-безработный – отвести его и утопить в пруду! Гав-гав!
Не утопили. Я снова проснулась живой. На мне была только широкая бледно-голубая рубашища. Ой, ёшкин кот! Знаю я эту нежную невесомость – температура. Большая. Такая, что кажется приятной, качает на кудрявых перисто-кучевых облаках cirrocumulus. В такую температуру приятно пить тёплый кисель, чтобы кто-нибудь добрый или любимый принёс его в постель. Кто-нибудь. Глеб! До чего же я однообразная – все мои мысли упираются в Глеба. Я хотела только к нему.
Но что тут за беготня? А, понятно: посмотри-ка на ребят – вон как ложками стучат! Раздача еды, вот все и ломанулись. Никто мне ничего не поднесёт, так что я тоже должна закинуть топлива в свой страдающий организм.
Опа! Думаю, что же с рукой, чего она затекла-то так – а она мёртвой хваткой деньги сжала. Вот это удача! Значит, моя любовь к деньгам не знает границ, их любит не только мой мозг, но и бессознательное тело. Пригодятся. Кулак-то я себе разжала, завязала деньги в край подола и, осторожно ступая ногами, подошвы которых было очень больно, побрела на звук скребущих по тарелкам ложек.
Меня зарегистрировали. Дали халат. Не тот, в котором я бежала, а здешний форменный. Боты какие-то. Лечить не собирались. Пятки, правда, бинтами обмотали. Может, под бинтами и мазь какая. Буду верить, что всё заживёт.
Позвонить. Мне надо было позвонить. И лекарства – ведь деньги есть, надо купить здоровья, а то так и загнусь на этом уровне. Но на улицу выбраться было нельзя – и одежды верхней нет, и тюремная система охраны.
Неужели бомжихи – эти свободолюбивые дети природы сидят тут в четырёх стенах? Наверняка ведь знают какие-нибудь лазейки. Пленённый кино-Шурик соблазнял сокамерников походом за выпивкой. Рискнём?
Но соседки видели во мне провокатора – и не велись. Видимо, дорожили здешними койкоместами.
Оставался персонал.
И мне повезло. Деньги – лучшие друзья девушек. На них покупаются бриллианты и свобода. За эти самые деньги раздатчица баланды одолжила мне мобильный телефон.
И, набрав номер Глеба, я закричала:
– Это я! Я это, здравствуй! Ты не волнуйся. Меня украли, ну, похитили! Но сейчас меня добрые люди спасли. И я у них. Это другой город. Пиши адрес…
Так его спокойная жизнь закончилась. Я лежала под тонким благотворительным одеялом, качалась на волнах температуры, сухо кашляла и думала. Глебу нужно немедленно сматываться из Ключей. За ним наверняка будут следить – ведь ловцы кондоров знают, что он может на меня вывести. Может, они уже там.
Итак, для оборотня и жениха оборотня настали не лучшие времена.
Нужно немедленно убраться из наших краёв. Я написала Глебу три смс – которые, как настоящий конспиратор, конечно, стёрла из отправленных сообщений телефона доброй женщины. Написала то, что нельзя было сказать при свидетельнице – владелице телефона. Кто именно меня поймал, что речь о нём, Глебе, ими уже заводилась – и потому искать пропавшую птицу будут в её родных краях. Где, собственно, впервые увидели. Где и поймали. И теперь Глеб должен немедленно побросать в «Жигули» по возможности всё наше барахло (ну, или сколько войдёт), уволиться с работ, послать привет семье – и ехать забирать меня отсюда. Пусть только приедет – и я удеру. Окна второго этажа открываются, никому не придёт в голову прыгать из них. Кроме меня, кроме меня!
В разговоре с Глебом я, конечно, сначала уточнила – проблема возникла из-за меня. И он может со мной не связываться. Я пойму. Конечно, миг перед его ответом лишил меня миллиарда нервных клеток – такая ледяная пустота образовалась в моей голове. Но почему я в нём сомневаюсь? Он сказал – «Ты что, я с тобой. Всё правильно, уезжаем».
Du bist min, ich bin din[5]… Эти слова подогнали мне уверенной креативности. Глеб со мной – всё будет хорошо.
И дальнейшая программа действий разворачивалась передо мной спокойно, ясно и чётко. Вот чего мне всегда не хватало в жизни – поддержки любимого человека! Неуверенная я была и дряхлая. А сейчас – Глеб фиг знает где, далеко, я здесь, а чувствую, что способна горы свернуть! Потому что всё тот же du bist min!
«Глеб, проверь, может, они за тобой следят! Машину мы сменим».
Да, он привезёт деньги, тачку его мы продадим, купим другую, оформим на меня – и концы наши потеряются. Ведь моей фамилии милиционер из Ключей не знает. Ещё бы – откуда ему может птичья фамилия быть известна? А Глеба, который исчезнет из своей деревни, он станет разыскивать как раз по фамилии – ну и пущай ищет. Владельца автотранспорта с такой фамилией уже не будет.
Шло время, я ждала. Мозг в режиме ожидания жил своей жизнью, болеющее тело своей. Так, вот как мне сейчас? Я есть или меня нет? То есть – это я под жарким одеялом лежу – или всё несколько по-другому? Кто-то мне что-что говорит? Спи-спи… Я – спи-спи? Ладно, буду спать. Ничего не видно. Темно ещё или уже? Или это можно исправить? Окна, шторы. Блин, пол. Чуть не навернулась. Ого, как меня штормит… За окном почти светло. Но как-то мутно. Где же мои очки? Не могу жить слепняком. А придётся… И сколько времени? Я помню, где я. Помню, что ко мне едет Глеб. Но где же он? Может, он приехал и уехал. Или не нашёл…
Я поднялась. Жильцы сидели по кроватям и стульям. Мне надо на улицу – надо проверить – вдруг Глеб бродит где-нибудь там? Больше тянуть нельзя! Он ведь приехал, приехал! И хватит болеть! Никто меня не обязан тут лечить, спасение утопающего – понятно исключительно чьё дело.
Я развязала узел на рубашке. Вот они, денежки неизвестных добрых парней. Мне много не надо – только пальтишко какое.
И бабка-вахтёрша сжалилась. За половину моих денег дала мне бушлат. Я вывалилась в холодную тёмную прихожую, прижалась к окну и стала осматривать улицу. Ух ты! Дождь идёт! Или снег. Сплошной мутной стеной. Во как.
Глеба на неширокой площади не было видно. И машины его тоже – нигде в окрестностях. Я щурилась, растягивала пальцами веки, приглядываясь – нет. Не приехал. Но приедет, приедет!!!
Дин-дон, дили-дон. Ой, это где это? На улице, конечно. Это церковь рядом. Мне вдруг стало страшно. Я закачалась на безвольных ногах, как будто поплыла по тёпленьким волнам.
А не зайти ли туда?
Господи, а вдруг ничего не получится, вдруг меня не должно быть на белом свете? Наигралась-налеталась, и хватит! Или надо жить в обезьяннике, показываться людям – работать за еду, как слоны и мартышки в зоопарковых клетках и цирках. Но так не хочется! Хочется жить с Глебом! Вдруг мне нельзя – и я
