Мари-Терез, чувствующая неестественность ситуации, пытается улыбнуться.
— Месье хотел с тобой поговорить. Это самое меньшее, что мы должны для него сделать. Я сажусь рядом с Альфредо.
— У вас такой вид, будто вы прошли над Ниагарой по тонкой проволоке, — усмехаюсь я. — Не беспокойтесь, старина, я пришел не затем, чтобы доставлять вам неприятности. К тому же я не из того отдела, который занимается вами.
Он с тем же уклончивым видом опять кивает. — Я могу поговорить с вами как мужчина с мужчиной? Если вам надоест меня слушать, скажите, и я отвалю, идет?
— Ладно, слушаю!
— Вы, конечно, знаете во всех деталях, что произошло с вашей девочкой?
— Естественно. Я понижаю голос:
— Тип, которого тогда шлепнули, не маньяк. Тут он начинает проявлять интерес. Ничто так не придает крутому парню человеческий вид, как любопытство.
— О! — просто произносит он.
— Точно. За все заплатил не тот, а настоящий маньяк продолжает серию. Только что он замочил еще одну девицу у заставы Сен-Мартен.
Месье измеряет глубину ситуации. Его красотка, более непосредственная, бормочет:
— Работать станет совсем невозможно, “Нравственники” и так уже сволочатся…
Ее менеджер делает ей знак заткнуться, приложив указательный палец к губам.
— Почему вы рассказываете все это мне?
— Я комиссар Сан-Антонио. Это дело поручено мне, но какие бы меры я ни принимал, уследить за всеми парижскими путанами просто невозможно. — —Ну и?..
— Ну и я подумал, что господа блатные и легавые могли бы поработать вместе. Забавно, а? Объясняю: пусть в течение недели каждый сутенер присматривает за своими овечками. Блатным будет роздан номер телефона полицейского штаба. При малейшей тревоге один звонок и мои парни вступят в дело. Как вам такой расклад, старина?
Он воспринимает это очень хорошо.
— Выпьете чего-нибудь?
— Шампанский коньяк с водой.
Альфредо встает и идет в бар сообщить мой заказ. Несколько секунд он шепчется с парнем, сидевшим за одним столом с ним. Возвращается он абсолютно спокойным.
— Может получиться…
— Вы ничем не рискуете. У вас даже не станут спрашивать кликухи, когда будете звонить. Единственное, что вам нужно, — расторопные и неболтливые помощники.
— Ясно.
Я вырываю из записной книжки листок и записываю на нем номер телефона моей Службы.
— Вот номер. Распространите его. Надо, чтобы он разошелся побыстрее.
— Не беспокойтесь, все будет сделано.
— Это в ваших же интересах.
Я поднимаю стакан коньяку, который мне только что принесли.
— За здоровье ваших дам, — шучу я.
Глава 4
— Ничего серьезного? — спрашивает Фелиси, моя славная матушка.
Эктор ушел, но в столовой еще витает ею жалкий запах тощего холостяка.
— Нет, ма, это серьезно.
Я сообщаю ей о последних событиях. Она внимательно слушает меня, как девочка, которой рассказывают сказку про Красную Шапочку. Потом ее глаза наполняются туманом и она шепчет:
— Я думаю о том бедном мальчике, которого убил твой коллега.
— Я тоже о нем думал, ма.
— Он был невиновен!
— Не совсем. Я видел, как он душил девушку. Видел, ты слышишь? И он душил ее изо всех сил! Она качает головой.
— Вот только он ее не убил, понимаешь?
Конечно, это самое поразительное в истории. Хорош был тот малый, который сказал, что намерение то же самое, что действие! Между ними все-таки есть разница, а? Спросите пышнотелую Мари-Терез, которая совсем не смеялась, когда ее душили, считает ли она убитого невиновным!
— Ты знаешь, Антуан, тот несчастный мальчик… Она замолкает, подыскивая точные слова, чтобы выразить свою мысль.
— Да?
— Мне кажется, его поступок был вызван какими-то странными обстоятельствами.
— То есть?
Мама пожимает плечами и укладывает костяшки домино по одной в их коробочку.
— Чтобы задушить… подобную особу, надо быть сумасшедшим, ты согласен?
— Ну и что?
— Мне кажется, с ума не сходят в один день… Признаки этого проявляются задолго. Вот возьми мадам Бонишон, нашу соседку. Ее отправили в сумасшедший дом, потому что она хотела убить почтальона, но ее поведение беспокоило окружающих уже за несколько месяцев до того.
Вы знаете, моя Фелиси воплощенный здравый смысл. Она добрая и справедливая. Ее слова производят на меня сильное впечатление. Она это чувствует и продолжает спокойным тоном, который производит на меня эффект горячего душа:
— Антуан, ты мне скажешь, что я суюсь в дела, которые меня не касаются…
— Ты же знаешь, что я никогда так не подумаю, а уж тем более не скажу!
— Понимаешь, для меня загадка не сам маньяк. Он просто больной, психически ненормальный человек, и рано или поздно вы его арестуете. Загадка, сынок, этот самый Буальван.
Маленькая унылая улица в Сен-Дени, Знаете? Признанная бесполезной и потому оставшаяся незаасфальтированной, а вдоль нее газовые фонари, которые забыли включить. Проезжую часть загромождают помятые мусорные ящики, которые никогда не выносили, бедные домики в стиле лачуг улучшенной планировки. Земля завалена мусором, тощие собаки поливают заборы с таким видом, словно спрашивают, что было у предыдущих поколений кабысдохов, проживавших здесь: диабет или уремия.
Заводик Буальвана стоит в глубине улицы, недалеко от газового завода, улучшающего атмосферу.
Шум распиливаемого металла разносит по воздуху странные вибрации.
В районе хорошо пахнет работой. Как и все французы французского происхождения, я люблю этот запах. Чужая работа всегда волнует тех, кто не особо много делает своими десятью пальцами.
На стене, поставленной здесь, чтобы поддерживать ворота, висит мраморная табличка, сообщающая, что здесь находится “Завод Буальван и К°”.
Это все. Принимая во внимание обстоятельства, она больше напоминает надгробный камень. Может, из-за того, что это мрамор?
Я вхожу в грязный двор, заваленный металлическими обрезками. Стоящее справа застекленное здание на фоне этого запустения выглядит почти роскошно. Я стучу в дверь, и женский голос просит меня войти. Вхожу. Классический кабинет с покрашенными светлой краской стенами и современной мебелью.
Девушка с темно-каштановыми волосами, уложенными в несколько старомодную прическу, смотрит на меня через большие очки, которым не удается испортить ее внешность. У нее бледная кожа, веснушки и зачаровывающий, одновременно встревоженный и удивленный, близорукий взгляд. Нежная красавица для
