– Как обстановка? – спросил Тима. При этом ему удалось сохранить непроницаемую серьезность.
– Нормальная! – отрапортовал бион. – Инспектор, разрешите доложить?
– Да?
– Смотритель приемного покоя выцарапывает на животах заготовок обидные слова.
– Неужели?
Мальчик перегнулся через перила и вгляделся в медленно ползущие под ним туловища, часть из которых располагалась спиной вниз. Мимо тянулась вереница голых или, напротив, поросших волосами (у некоторых «мужских» экземпляров) животов, голов и конечностей – отчего-то трупы не воспринимались каждый как одно как целое, только в «разобранном» виде. На месте пупков животы имели багровые отверстия от выдернутых катетеров.
У Тимы закружилась голова, и он оторвал взгляд от конвейера.
– Где? Не вижу. А ты видишь… Антония?
– Вроде был один такой, – неуверенно проговорила девочка и улыбнулась, незаметно для биона. – Только я не разобрала, что там накарябано.
– Что он пишет? – строго спросил Тима у смотрителя цеха.
– «Не мочись в автоклавы, пища воняет», – сообщил тот.
– Это правда?
– Неправда! – возмутился бион. – Я к Теофилу третьему хожу, у него технологии подходящие. А наши автоклавы и не открыть – они ж герметичные. Смотритель знает и все равно насмехается. Вы отметите это в своем отчете?
– Антония, сделай запись в лог-файле. – Ирина кивнула и на мгновение прикрыла глаза, якобы передавая по радиомодему данные. – Вы хотели бы заменить смотрителя приемного покоя на его посту?
Бион энергично закивал и осклабился, с энтузиазмом демонстрируя служебное рвение. Оно и понятно: обходить целыми днями такое внушительное помещение стоит немалых сил. Наверняка где-то там, повыше, и производственные площади поменьше – ну, каков поток мертвецов со всего жилого сектора в десять тысяч квадратных километров? Наверняка он не превышает тысячи штук в день. Тима подозревал, что чем глубже трудится бион, тем менее престижная у него должность, поэтому они все так стремятся «наверх».
– Видео смотреть некогда. – Хозяин сокрушенно потрогал пальцем допотопный разъем в нижней части затылка. – А когда доберешься до консоли, никаких сил не остается.
Его откровения стали приобретать опасный оттенок фамильярности, а допустить ее в отношениях с «подчиненным» Тима не мог. К тому же выслушивать сетования какого-то биона было вопиюще глупо.
– Проведи нас к выходу на верхний уровень, – приказал он.
34
Доморощенный сценарист (он же ландшафтный дизайнер) выглядел как обыкновенный подросток, за исключением того, что он демонстративно не следовал течениям современной моды. К примеру, вместо узкого платья он напялил протертые шорты зеленого цвета, с которых к тому же свисала обильная ниточная «бахрома». Макушка этого типа едва доставала Веронике до уха.
Цвет кожи у него оказался весьма смуглым.
При виде гостьи его внимательные круглые глаза с редкими ресничками по краям, окрашенными синим, вздрогнули и завибрировали.
– Это Вероника, а это Санчес, – проговорил Дюгем.
Он скучливо обвел взглядом правильные заросли со слишком аккуратными ветвями. Кусты полностью закрыли все, что за ними находилось – скорее всего, серую пустоту, иначе зачем бы они тут росли? Не затем же, чтобы хозяин мог отрывать ветки и рассеянно грызть их, чем он сейчас и занимался… – А хищники тут есть?
– Например? – поднял брови Санчес.
– Тигры, пантеры, львы… О завроподах я помолчу, масштаб узла не тот.
Санчес поморщился и энергично замотал головой, отчего его необычно длинные и рыжие волосы еще больше растрепались.
– У меня же не охотничьи просторы, – пояснил он и выплюнул мелкую полуобглоданную ветку. Та банально упала на землю, не испарившись в воздухе, но хозяина узла это ничуть не озаботило. Он приглашающе махнул рукой и уселся на траву. – И кроме того, беда в том, что придумать по-настоящему новый образ хищника почти невозможно: повсюду шаблоны, кем-то когда-то разработанные…
– Ну, я пошел, – буркнул Дюгем, – пока еще можно от него отделаться.
Впрочем, он сохранял нейтрально-добродушный тон, показывая, что произнес шуточное высказывание. Но Санчес все равно не обратил на реплику приятеля внимания. Смотрел он только на Веронику, и видно было, что гостья прямо-таки поразила его. Наверное, девчонки не слишком-то баловали Санчеса вниманием, несмотря на все его сценарно-дизайнерские таланты.
– Где встретимся? А то я тут подумала насчет цеппелина… – проговорила Вероника.
Дюгем оживился и аккуратно обхватил ее за талию, стараясь не передавить катетер – кто его знает, вдруг Кассию вздумается отреагировать и перекрыть каналы поступления пищи и отсоса мочи. Бесцветный поцелуй (байт побери, пора купить лицевой протез!) едва смял ей раскрытые губы, хотя Дюгем очень старался. А его язык Вероника, как обычно, вообще не почувствовала, и в который раз посетовала на разработчиков аппаратной части консоли, плохо задействовавших тактильные мозговые центры.
– И правильно, – ворчливо пробормотал он ей на ухо. – Зря я, что ли, вибровагину напяливал? Давай в тренажерной, в шестнадцать?
Она хмыкнула и мягко оттолкнула Дюгема, покосившись на рассеянного художника. Тот повернулся на бок, поднял жеваную ветку и смотрел на них снизу вверх, а вид имел такой, будто его тут и не было. Дюгем помахал приятелю рукой и рассеялся. Кусты синхронно зашевелились, будто их потревожил ветер, и рассыпали целый ворох ярких листков. На ощупь они оказались сухими и шершавыми, и ломались самым слабым усилием пальцев.
– Что за глюк? – опешила Вероника и стряхнула листок с макушки.
– У твоего друга слишком резкий откат. Уходит, как дверью хлопает, – с недовольной миной разъяснил юный дизайнер. Санчесу пришлось превратить отпавшие листики в ничто, а кусты – обзавестись новыми. – Его образ при самоуничтожении вызывает в узле микроколебания среды, и неустойчивые структуры распадаются. Если бы на тебе была только что спроектированная и не сохраненная майка, она превратилась бы в лохмотья. – Он облизнулся.
– Так сделай свои объекты устойчивыми! – покровительственно посоветовала Вероника. – А то, глядишь, еще что-нибудь на голову посыплется.
– Было бы чему! – хохотнул Санчес и артистично откинул голову.
35
Выход, естественно, отыскался в порядочном отдалении от входа. А потому пройти по эстакадам и не полюбоваться вдоволь на интригующие процессы переработки органического сырья в пищу они не смогли. В глубинах бесстыдно прозрачных (для пущей контролируемости) автоклавов по-всякому расчленялась, варилась и разлагалась на углерод и воду биомасса, еще вчера бывшая живой человеческой плотью. От чанов распространялось тепло, хотелось прилечь, прижавшись к какому-нибудь из них боком, и вздремнуть, но Тима твердо вознамерился выбраться из подземелий.
Поддерживая под руку осовелую подругу, он размышлял над тем, как ему теперь найти свой дом. Этаж и квартиру он пока помнил и пару раз повторил их про себя, чтобы подновить соответствующую ячейку памяти.
– Вот, пожалуйста, – молвил идущий впереди проводник и отступил в сторону. За его спиной оказалась шахта лифта. – Только на днях заливал в механизмы масло.
Бесшумно раскрылась двустворчатая дверь, явив путникам тесные внутренности кабинки, по всему видно, почти неиспользуемой. Ирина с Тимой вошли внутрь, и через несколько секунд створки съехались. Подобострастная физиономия биона мелькнула в просвете между ними и очутилась вне поля зрения.
На управляющей панели лифта имелось всего четыре кнопки. Третья сверху слабо светилась, контрастно отображая слова «цех переработки», черными символами вплавленные в ее гладкую поверхность. На двух верхних значилось «диспетчерская» и «приемный покой», а на нижней темнело слово «коммуникации».
– Вот оно как, – хмыкнул Тима. Появляться сразу на верхнем ярусе ему отчего-то не хотелось, поэтому он утопил вторую клавишу. – Значит, мы все-таки не с самого низу поднимаемся. Ты все еще хочешь в клинику?
– У тебя есть другой план? – вяло встрепенулась девочка и приоткрыла один глаз.
– Сдать тебя первому же порядочному медику! – Тима скорчил злорадную физиономию.
– Скорей бы уж, – проворчала девочка в ответ и вновь закрыла глаз. Похоже, она готова была лечь прямо здесь, но остатки воли и чистоплотность не позволяли ей это сделать.
Лифт трепыхнулся и замер. Двери приветливо распахнулись навстречу совершенно пустой комнатушке размером примерно три на три метра – вероятно, имевшей некое «буферное» предназначение. Оба беглеца быстро шагнули из лифта, пока створки не сошлись.
За прозрачной пластиковой стеной прямо напротив видны были два биона, которые размашисто жестикулировали и даже притопывали в гневе ногами. Естественно, они при этом обменивались репликами, до предела эмоциональными и громкими – отдельные слова можно было разобрать даже через стену.
Нежданных посетителей бионы, естественно, не заметили.
Экспрессивное поведение местных служителей заставило Тиму на несколько секунд задуматься («А бионы ли они?»), но затем по характерной, обедненной и какой-то синтетической мимике оппонентов он все же понял, что в приемном покое – все-таки не люди. Да и кто, в самом деле, согласился бы возиться с мертвецами, причем не в Сети, а на самом деле?
– Боишься? – почему-то прошептала Ирина. По ее собственному лицу было видно, что она порядком испугана.
– Сама ты боишься. – Тима смело двинулся к прозрачной двери.
Та нехотя отползла в сторону, и беглецы переступили порог необычного помещения. Его большую часть занимала широкая лента конвейера, на которой громоздились тела пожилых граждан.
Оба спорщика заметили движение сбоку от себя и мгновенно смолкли, повернувшись к вошедшим. В одном из них Тима тут же опознал биона, который
