Лучшее за год: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

теперь она вышла сухой и сдержанной. Он представил Томаса, который смотрел на прибывших во все глаза, а потом, когда заговорили о деле, ловил каждое слово.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но это «Парусник Два», – заговорил Джим – непринужденно, стараясь, как всегда, сглаживать углы. – Или, если хотите, будем звать его «Двойником».

Задира опустился на остывающий песок, вытянул длинные ноги и стал греть ладони у костра.

– Все так, Старший привел Младшего. Кто бы мог подумать. Как будем действовать?

Он еще не договорил, а Уолт уже задал вопрос:

– Твои условия?

Задира ослепил всех своей улыбкой, грея руки, по ночам в пустыне довольно прохладно. Сэм посмотрел в темноту, перевел взгляд на Мэйзи, потом снова отвернулся. Он прекрасно понимал, что «Усмирители», оставшиеся в лагере, не думая о любезностях, готовятся к тому, чтобы завтра обойти соперников. Джим был прав на все сто: нужно быть готовым к тому, что дела пойдут не так, как этого ожидаешь.

И Мэйзи. Она была великолепна. Сильна и красива. Хоть и чуть пополнела. Стала чуть грузнее. Но по-прежнему полна сил.

– Самое важное – перевести его волны на другой режим, – сказал Задира, демонстрируя деловой подход. – Наградными поделимся. Идем связкой. Сначала одни впереди, потом другие. Твое мнение, Джим? Мы первые выдвигаемся, или можно бросить жребий.

– Щедро, – промолвил Уолт ледяным тоном.

– Выгодно тому, кто отсидится, – проговорил испытующе Кроуфедэр.

– Первое слово, – ответил Уолт: пусть будет так, как предложил Задира. Он бросал вызов Кроуфедэру: или торгуйся дальше, или заткнись. И кроме того: знай свое место.

– Собратья, – заговорил Джимми Луч, переводя на себя общее внимание, напоминая о законах перемирия, лучшей из всех традиций. Песни всегда будут слагаться о таких, как Уолт Сенни, но в полевых условиях настоящий герой – ликвидатор вроде Джима, – первый ход ваш. Мы выдвигаемся следом, когда начнет светать.

– Другие команды на подходе, – напомнил Задира и этим дал всему объяснение: зачем они пришли, для чего эти любезности. Прикройте нас – мы прикроем вас. Как в те ненавистные, предательские прошлые времена.

Замешательство повисло над костром. Мускулы напряглись, но со стороны этого не заметишь. Да, были старые счеты, и Сэм с Мэйзи – пустяк по сравнению с другими обидами. Сейчас так решалось: или вместе, или врозь.

– Опасность новая, и начинать надо заново, так я считаю, – сказал Джимми Луч, сохраняя в силу своих возможностей цивилизованный тон и рамки приличий в этом враждебном, одичалом краю. – Мы прикрываем ваш тыл. Выжидаем два часа. Потом вы действуете так же. Наградные пополам.

– По рукам, – сказал Задира и, протянув чашку, попросил еще кофе, вместо того чтобы встать и уйти, как все ожидали. – Полчашки на дорогу. – И затем, словно только сейчас придумав: – Сэм, Мэйзи как будто хотела перекинуться с тобой словом тэт-а-тэт.

Сэм встал и двинулся – в темноту, где ловушки, где опасности, только сейчас его ничего не пугало. Он чувствовал: Томас смотрит ему вслед, гадая, а что же, собственно, происходит, и слышал шаги Мэйзи за спиной. Он отошел на сорок шагов и, обернувшись, увидел: костер, а вокруг сидят люди вперемежку из обеих команд в свете огня, который отвоевал немного места у темноты в этой безлюдной пустыне, – картина такая же невероятная, если подумать, как чужеземная Площадка; тут он различил темную фигуру Мэйзи на фоне огня.

– Сэм, – позвала она.

– Дэй. – Он никогда не называл ее по имени.

– Не ожидала, что мы встретимся здесь, – сказала она. – И подольем масла в огонь.

Вот ты и получил. И было за что.

– Никогда не знаешь, чем все кончится, Дэй. – Это все, что он мог сказать. «Никогда». Изысканное слово из стихов.

– Ты бросил «Укротителей», ты бросил всех.

– Если отрекаешься, то сразу от всего.

Идиотская фраза, но ведь это правда. Он мог бы добавить про «Парусник», но она и сама знала. Не могла не знать. Тогда погибли Боукер и Стейн, и «Шпана», команда Крофта Деннера, потеряла большинство своих людей. О них поют в песнях, и прошлое окрашивается в романтический цвет, но на самом деле то было жестокое время, даже для самых опытных команд. Особенно для самых опытных.

– Негодяй.

– Я не по личным мотивам, Дэй.

– Все, что делается, – это все личное, Сэм.

Сердце сделало четыре удара. Но она не ушла. Ты была с Задирой. В команде соперников.

– Ты же понимаешь, как мне теперь.

Она пробормотала что-то с отвращением. Еще четыре удара. Все еще не уходит.

– Ты вернулся.

Он мог бы сказать: благодаря Уолту и Джиму. Или: Так время рассудило. Даже: Из-за «Парусника».

– Да, – сказал он, что все объясняло и все в себя включало. Надеясь, что она понимает. Одно слово, в котором заключено так много.

– Негодяй.

Давняя закалка спасала его. Он мог бы сказать: Ну и ладно. Если уж ты Зорро, то оставайся хладнокровным в любой ситуации. Но не сказал. Промолчал.

– Будь со мной, – попросил он и выдержал ее взгляд, который был очень жестким и в который она вложила все свое презрение, подлинное или притворное, – необузданное грубое чувство, подавляющее даже те эмоции, из которых оно, может быть, выросло.

Два удара сердца.

– Будь ты проклят, – повторила Мэйзи, повернулась и ушла.

Впоследствии, буквально через минуту, и потом, когда Сэм лежал без сна под открытым небом на голой земле, он возвращался к этому разговору снова и снова, пытаясь объяснить то, что не было сказано. Он мог бы сказать: «Помнишь, Дэй, ту ночевку в пустыне? „Парусник“ рвал и метал. Команды теряли людей, соперничая друг с другом. Взаимовыручки почти никакой. Помощь извне так и не пришла. Поддержки ждать неоткуда. И то, что мы оказались в разных командах, было как-то оправдано. Мы никак не могли притереться друг к другу. Мы все ужасно усложняли. Ты сама знаешь это». Но все это было не то, что нужно. Совсем не то.

Мэй понимала это. Сердце стукнуло дважды, прежде чем она ушла. И Мэй это знала.

И как назвать все это, если не искуплением вины? Мэй снова вернулась к Задире, ну так и что?

Костер «Усмирителей» светился в километре от них в холодной темноте; там тоже спали тревожным сном, и, вглядываясь в кромешную темень, Сэм представил, что Задира и Площадки – часть сомкнутого обруча, который можно сломать и таким образом освободиться наконец от их мертвой хватки. Ничто не бывает законченным, и ничто не расписано до конца. Будь со мной. Разве может кто-нибудь сказать что-то другое?

На рассвете, как только небо окрасилось в розовый цвет, «Укротители» уже были на ногах – отряхивая пыль, совершая омовения и творя молитвы; подогрели консервы и разлили кофе. «Усмирители», нетрудно догадаться, занимались тем же. Собирались молча: теперь не до разговоров, и когда Джим дал команду, отряд выступил из лагеря в классическом боевом порядке, известном как «магический жезл» – ромбом, со стандартным интервалом два метра друг от друга. Анжела шла впереди, на острие ромба. Уолт шагал левее позади нее на месте «орла», Джим был «латной рукавицей», шел справа, на Томасе, «младенце», ромб замыкался, и Сэм позади всех – «лучом». При соприкосновении с врагом Томас перейдет в середину ромба, Сэм тоже продвинется вперед, замыкая боевой порядок.