Но они пришли. Спала Мия плохо, завернувшись в кусок сине-зеленого синтетического материала. Когда Эсефеб спустилась по шаткой лестнице, Мия уже проснулась и ждала девушку. Та спрыгнула на пол и принялась что-то говорить, обращаясь куда-то вправо от Мии. Пахло от девушки намного хуже, чем вчера.
Мия вдохнула воздух ртом и твердой походкой подошла к ней.
– Эсефеб! – Мия ткнула пальцем в грудь девушки. Чувствовала она себя очень глупо.
– Мия, – ответила девушка и показала на Мию.
– Да, хорошо. – Мия обвела рукой жалкую хижину и сказала: – Эфеф.
– Эфеф, – подтвердила Эсефеб и радостно улыбнулась.
– Эсефеб эфеф.
Девушка согласилась, что это ее дом.
Мия театральным жестом показала в сторону города.
– Мия эфеф! Мия эб Эсефеб этей Мия эфеф! – «Мия и Эсефеб идут в дом Мии». Мия уже просмотрела словарь языка планеты Удача, составленный компьютером-переводчиком.
Эсефеб наклонила голову набок и критически уставилась на Мию. Из ее волос выполз червяк.
Мия повторила:
– Мия эб Эсефеб этей Мия эфеф.
Эсефеб разразилась потоком повторяющихся слогов, но Мия, кроме «Эй-эс», ничего не поняла. Девушка с таким наслаждением произносила это слово, что, скорее всего, решила Мия, это было чье-то имя. Может, любовник? Может, эти люди и не живут поодиночке, как ей показалось вначале?
Мия взяла Эсефеб за руку и легонько потянула ее к двери. Эсефеб вырвалась и села посреди комнаты, уставившись на пустую стену из неотесанных бревен. Она принялась что-то говорить, иногда смеялась и даже протягивала руку, будто до чего-то дотрагиваясь. «Эй-эс, Эй-эс!» Мия внимательно следила за девушкой, она была в растерянности, но подмечала каждую деталь, делала выводы и все записывала с помощью камеры. Эсефеб нельзя было назвать истощенной, это и понятно, растительность на планете была богатая. Но девушка была очень грязной (хотя вода тут тоже имелась), кишела паразитами и жила одна. Может быть, одна.
– Лолимел, – тихо спросила Мия через переговорное устройство, – как правильно сказать «одна»?
Лолимел ответил:
– Мы не смогли найти слова, означающего «незамужняя». «Одна» – «экет».
Когда счастливая Эсефеб поднялась на ноги, Мия спросила:
– Эсефеб экет?
Девушка была шокирована.
– Эк, эк, – выпалила она («нет, нет»). – Эсефеб эк экет! Эсефеб эб Эй-эс!
Эсефеб и Эй-эс. Она не одна. У нее есть Эй-эс, она видит его в своих галлюцинациях.
Мия снова взяла Эсефеб за руку и потянула ее к двери. На этот раз Эсефеб пошла с Мией. Они шли в сторону города, и Мия заметила, что у девушки дрожат ноги. Может, за ночь в ножных мышцах активизировались какие-то паразиты? Что бы там ни было, Эсефеб не обращала на ноги никакого внимания, хотя шли они намного медленнее, чем накануне. Направлялись они в походную лабораторию Кенни в разрушенном городе. По пути Эсефеб не раз останавливалась, всматривалась во что-то, смеялась или разговаривала с тем, что или кого видела только она.
– Несмотря на то что она совсем не следит за собой, она красивая, – заметил Лолимел, уставившись на девушку, которая лежала под наркозом на столе.
Кенни собиралась делать нейроснимки и спокойно ответила:
– Если вирус-мутант передается внутриутробно, он также может передаваться и половым путем.
Молодой человек горячо запротестовал:
– Я не это имел в виду…
Вмешалась Мия:
– Успокойся, Лолимел. Со всеми нами это случалось на разных планетах.
– Но ведь есть правила…
– Что значат правила, когда ты находишься на расстоянии в триста световых лет от ближайшей цивилизации? – Кенни и Мия обменялись насмешливыми взглядами. – Мия, начинаем.
Бесчувственное тело девушки направили в нейросканер. Эсефеб не возражала, когда Мия предложила ей встретиться с другими врачами и немного помыться, и даже дала приклеить себе на руку пластырь с анестетиком. Спустя тридцать секунд она опустилась на пол. К тому моменту, когда она очнется, ей уже сделают надрез мозга величиной в десять клеток и возьмут небольшой образец для анализа. Успеют отсканировать все, что нужно, сделать снимки и взять ткани на проверку. Она сама об этом никогда не узнает, даже голова не будет болеть.
Прошло три часа, Эсефеб сидела на земле в компании с двумя охранниками и ела синтетическую сою, словно это была пища богов. Мия, Кенни, Лолимел и еще трое медиков сидели в двадцати ярдах от них, рассматривали образцы анализов и обсуждали результаты.
Близился вечер. По золотисто-зеленой траве скользили длинные тени, легкий ветерок разносил сладкий аромат какого-то местного цветка. «Рай», – подумала Мия. Следующая мысль была: «Синдром Боннета».
Она произнесла это вслух:
– Синдром Чарльза Боннета.
Пятеро окружавших ее врачей подняли головы и уставились на нее.
– Думаю, ты права, – медленно процедила Кенни. – Никогда раньше не встречала, а если и слышала, то не помню.
– Потому что больше никто этим не болеет, – пояснила Мия. – Обычно болезнью страдали старики, которым вовремя не проводили коррекцию зрения. Теперь же коррекция зрения стала рутиной.
Кенни нахмурилась.
– Но ведь с Эсефеб дело не только в этом.
Нет, но и в этом тоже. Почему Кенни не хочет похвалить ее за то, что она догадалась? Мия тут же устыдилась своего мелочного тщеславия. Просто она очень устала, проведя бессонную ночь на твердом, холодном полу в доме Эсефеб. Эсефеб эфеф. Мия сконцентрировалась на синдроме Чарльза Боннета.
Синдром был открыт в восемнадцатом веке. У больных имелись нарушения оптических проводящих путей, иногда оптических центров мозга. Могли наблюдаться повреждения тканей, дистрофия мышечной ткани, глаукома, диабетическая ретинопатия, иногда даже катаракта. Люди с плохим зрением часто видели, а иногда и слышали то, чего в действительности не существовало, часто очень отчетливо. Проводящие пути в мозгу обычно работают по принципу двусторонней связи и передают информацию, полученную как визуально, так и из памяти или воображения, причем взаимодействие между этими источниками настолько тесное, что даже маленький ребенок может увидеть наяву кошку, которой на самом деле нет. Но при синдроме Боннета происходило искажение базовой визуальной информации, позволяющей различать реальное и нереальное. И потому все видения и галлюцинации становились для человека столь же реальными, как земля под ногами.
– Посмотрите на миндалины, – сказал врач по имени Берута. – О боже!
Обе миндалины Эсефеб были увеличены и деформированы. Эти органы представляли собой структуры, находящиеся за ушами и отвечающие за распознавание эмоциональной значимости событий в окружающем мире. При синдроме Чарльза Боннета таких нарушений не отмечалось. У Эсефеб они были явно выражены.
Кенни сказала:
– По-моему, тут имеет место активизация или изменение некоторых нервных проводящих путей за счет других. Эсефеб «видит» свои галлюцинации и считает их вполне реальными, – может быть, они для нее более реальны, чем все остальное. Проводящие пути передают информацию лимбической системе, а
